Охотник за прошлым
Хорошая память, трезвый ум и наточенная лопата. Это всё, что нужно, чтобы стать археологом. Чтобы стать хорошим археологом, нужно ещё одно — фантазия. Хотя Герман Медведев именно фантазию считает профессионально вредной. Но сам же и опровергает эти слова. В его мире есть место и серьёзным научным изысканиям, и загадочным стадам карликовых мамонтов. Главное — не смешивать. С одним из основателей иркутской школы археологии беседует ЮЛИЯ СЕРГЕЕВА.
Портретный возраст
«Помните, у Куприна: у человека бывает несколько возрастов. Один из них — портретный. Вот я вступил в портретный возраст. Моё изображение на стенке висит. И ничего интересного в моей личной биографии нет», — смеётся Герман Медведев. «Есть, — не сдаюсь я. — К примеру, ваш отец учил вас стрелять в четырёхлетнем возрасте».
— Я сын офицера, командира. Что необычного-то? Я своего сына в три года начал учить стрелять.
— Вы сами из чего стреляли?
— Свой первый выстрел сделал из маузера. Тогда это было штатное оружие у офицеров Красной Армии. Его не скрывали в старых шифоньерах. На полках лежали и револьверы, и пистолеты, но в основном маузеры, конечно.
— Но вы стали не военным, а археологом…
— Так получилось. Не исключено, что я бы стал военным, если бы не случай. Историк из меня получился благодаря отцу, наверное. Первые исторические книжки я нашёл в отцовской библиотеке. Была такая серия — «Библиотека командира Красной Армии», очень интересная. Там были книжки по истории древнего мира. Древнегреческие галеры на обложке произвели на меня очень серьёзное впечатление. Я одно время в мореходку хотел очень. Но не получилось, мать стеной стояла. Наверное, я смалодушничал (смеётся). Я стал историком, а потом уже встретил очень интересного человека, Михаила Герасимова, моего учителя. Поехал к нему в экспедицию — и всё, на всю оставшуюся жизнь.
«Прямая, как колбаса»
«Археология в тысячу раз интереснее, чем персональные данные Г.И. Медведева, — археолог машет руками. — Вот про неё и спрашивайте!». Спрашиваю:
— Помните, сколько на вашем счету кубометров перекопанной земли?
— Я пытался считать, не получается. Долгое время был работающим тренером. Будучи профессором, всё копал. Работаем-то совковыми лопатками. Каждый раз на ней по 2-3 килограмма. Труд у наших ребятишек-студентов героический. За нынешний сезон они перекопали 4 тысячи кубометров земли.
— У вас были находки, которые запомнились?
— Я все находки помню. У археолога должна быть профессиональная память. Не просто помнить, что нашёл, но и где и как это лежало. Конечно, что-то со временем из памяти исчезает. Но вот те находки, которые принято называть уникальными, я помню. Уникальными с моей точки зрения. В 1961 году мы нашли первый в Сибири рыболовный крючок из кости возраста 9 тыс. лет. А на следующий год в кострище обнаружили такой же, но ещё более интересный. Он был разломан и положен с какими-то шаманскими интересами по разные стороны кострища. Жало — с одной стороны, цевье — с другой. Были ещё обломки, которые лежали рядом с ними по обе стороны: причём обломок от цевья — возле жала и наоборот. Намеренно ломали крючок, а осколки путали. Для чего — я не знаю. Это происходило 10 тыс. лет назад. Туда мыслью не проникнешь, даже фантазия плохо работает.
— Археологи рассказывают истории о каком-то загадочном волке, похороненном в Иркутске вместе с человеком.
— Они не вместе. 11 тысяч лет назад был похоронен тундровый волк. Он лежал в свёрнутой позе. А около 3 тысяч лет назад к нему подхоронили человеческую голову. Случайно это или намеренно, никто сказать не может. Возможно, люди не знали, копая яму, что там же захоронен и волк. Фантазировать на эту тему нельзя, хотя очень было бы любопытно. К примеру, о том, что тысячи лет люди хранили память об этом волке. Волк действительно был старый, зубы у него были стёрты до пеньков, это значит, что его, уже дряхлого, кормили. И вообще, волк ли это? Может быть, очень большая собака?
— У всех археологов хорошая память?
— Профессия требует. Есть то, что нельзя сохранить нигде, кроме человеческой памяти. У Михаила Герасимова была фантастическая память. Это сыграло роковую роль. Когда он внезапно умер, характеристик его находок не осталось. Как оказалось, они не были помечены даже на планах. У него всё было в голове. Он так увлекательно рассказывал о каждой и всё унёс с собой.
Герман Медведев рассказывает, что постепенно из работы археологов уходят дневники. Сейчас экспедиции выглядят любопытно: после дня раскопок студенты врубают генератор, подключают ноутбуки, цифровые фотоаппараты и начинают обмениваться информацией. «Проще, конечно, но менее надёжно, — Медведев рассуждает как археолог. — Если дневник не сгорит, то карандаш простой останется навсегда». Когда человек что-то приобретает, он обязательно теряет. А в данном случае селективность информации заключается в надёжности её фиксации. Но цифровая техника даёт невероятную разрешающую способность оперативного управления материалом».
— Почему археологу нельзя фантазировать?
— Археология — наука точная и прямая, как колбаса. Самое страшное здесь — не скатиться в область фантастики, потому что предрасположенности к этому сколько угодно. В 1974 году выше устья реки Малой Мурожной, у самого уреза Ангары, мы нашли два камня. На них были выбиты рисунки — конные всадники ведут на арканах пленников. А те пленники, которые, видимо, не слушались, нарисованы ногами вверх, причём ноги и половина туловища есть, а головы и рук нет. То есть их перерубили пополам в назидание. Сейчас там тайга, труднопроходимый район. Судя по всему, туда совершали набеги конные люди. У лесных народов до сих пор сохранились легенды о так называемых чангитах — чёрных людях, узких в талии, с длинными узкими ножами. Скорее всего, эти люди приходили и крали женщин, и как раз такая сцена запечатлена на камнях. Представляете, сколько здесь можно нафантазировать?
Город на озере
— На одной из лекций вы говорили, что Иркутск необычный город и археологи не могут понять, почему именно здесь обнаружены массовые захоронения.
— Для этого нужно проводить специальные исследования. Но в целом получается так. Здесь были погребальные места у ранних бурят. Город «сел», образно говоря, на город мёртвых. Место-то действительно очень необычное. Здесь масса разломов, много восходящих токов, газовых образований. Температурные особенности. Всё это должно каким-то образом влиять на живую материю. Но этот вопрос практически не изучен, и делать выводы нельзя. Археологам это не по зубам, а медики, скорее всего, этим заниматься не будут. Геологи свою часть отработали. Нужно целенаправленное, многостороннее исследование древней части города.
— Но, на посторонний взгляд, эта проблема должна интересовать только узкий круг учёных.
— Я не думаю. Сейчас историю города надо писать иначе, чем было раньше. История — это не только то, что извлекается из газет, справок. Это и анализ вещественных материалов, ископаемая история. А к ней уже относятся, к примеру, 50-е годы 20 века. Недавно ко мне приходили строители из Средней Азии — принесли «Смит-Вессон» конца 19 века. Ржавый, барабан полуразрушенный, рукоять сгнившая. Но это уже история. В Братске действовал крупный белогвардейский центр. Он исчез в 1941 году. Белогвардейцы вместе со своими врагами ушли защищать Родину. Там нашли потник верховой лошади, где в пушечном сале лежали маузер, 12-миллиметровый кольт, ещё что-то. Чем дольше живёт город, тем его исторический подземный ландшафт становится интереснее.
— Ещё одна история, связанная с ископаемым Иркутском, — кладбище карликовых мамонтов.
— Это было на Синюшиной горе, когда копали гаражи под склоном бульвара Рябикова. Там при строительстве были открыты очень странные болотные отложения, а в них — карликовые мамонты. Судя по всему, на месте Иркутска было озеро. Речная система возникла здесь, очевидно, довольно поздно, и сам уровень Байкала поднялся где-то не раньше 15-14 тысячелетия от сегодняшнего дня. Тогда реки и излились. А до этого, вероятно, была озёрно-островная страна.
Нашли мамонтов школьники. Кости собрали и перенесли в школу. Когда мы приехали, на месте уже ничего не было. Все мои призывы, что эту находку нужно изучать, не были услышаны. И карликовые мамонты остались курьёзным эпизодом в истории Иркутска и иркутской археологии. А вообще проблема очень интересная. Вроде бы эти мамонты действительно были карликовыми. Очень махонькие — с телёнка. Не похоже, что это молодые слоники. Кости старые, развитые, зубы стёртые. Я видел карликовых мамонтов из болот предгорий альпийской зоны, и мне было с чем сравнивать. Карликовых слонов, к примеру, видели в бассейне Конго.
— А где сейчас кости иркутских мамонтов?
— К сожалению, я эту ситуацию не отслеживал. И ничего сказать не могу.
Пяточка выскочила
Месяц назад иркутские архитекторы озвучили идею создания музея и комплекса отдыха на базе Глазковского некрополя (парк Парижской коммуны). Идея в этом году отпраздновала 82-й «юбилей». Она появилась на свет в 1924 году в совете учёных при тогдашнем губисполкоме. А в 1962 г. к властям обращался Герман Медведев. Сегодня над погребёнными лежит асфальтовая дорожка, из-под которой торчат пятки несостоявшихся музейных экспонатов.
— А может, уникальность этого некрополя — миф археологов?
— На Ладоге находили останки людей, живших восемь тысяч лет назад. В Приуралье есть два-три некрополя с человеческими останками, которым по 10-11 тыс. лет. А у нас их сотни! Дальше, к примеру — в Японии, Китае, нет ни одного. Нашли в районе Синьцзяна четырёх человек, возраст гораздо моложе наших, около пяти тысяч лет. Весь мир об этом знает. А мы тут копаем, как обыкновенную кучу. А ведь в некрополе есть ещё и инвентарь, который сам по себе произведение искусства. Резная кость, шлифованные изделия и украшения из нефрита. Ничего подобного нигде нет. Допустим, железные ножи, щипцы, кузнечные ложки, вилки есть всюду. У славян они размечают географию, кое-где — топографию. А наш «клубок» — уникальный, единственный.
— Почему людей хоронили именно здесь?
— На этот вопрос ответить невозможно. Информация давностью в 6-7 тыс. лет полностью закрыта. Придумывать что-то трудно. В своё время один из специалистов-патологоанатомов предположил, что часть людей страдала какими-то недугами. Я подчёркиваю, что исследования на эту тему не проводились, только предположения. У одной женщины наблюдалось такое мощное отложение солей, что у неё в позвонках просто иглы были. При таком заболевании, по мнению врача, она должна была кричать от боли. Можно предположить, что кто-то из них умер от инфекционных болезней. Там были и обезглавленные мальчики, и люди, убитые в мочевой пузырь специальными костяными наконечниками, которые называются «клюв дятла». Кто-то был поражён каменными наконечниками в спинной мозг. То ли это было место захоронения какой-то племенной общности, то ли территория была просто удобно расположена, далеко от места обитания народа. В других местах, к примеру на Лене, люди этого же культурного облика были похоронены в нишах под скалами. А в Тунке, в районе Тибельти, люди погребены прямо на низком берегу Иркута.
Общее наименование погребённых этой культуры — китойцы. Первый такой могильник в Усть-Китое в 1880 году открыл Николай Витковский. Погребения — загадка, так как учёные до сих пор не могут найти ответ, что это за народ. Генетические исследования британских и канадских учёных позволили предположить, что китойцы происходят из Западной Сибири. «А у нас была версия, что они прошли от Алтая до Тункинской долины по южному фасу саяно-алтайского горного сооружения и через Тунку проникли сюда», — рассказывает Герман Медведев.
Он вспоминает, что в 1962 году толчком к обращению к властям послужил приезд в Иркутск профессора Мичиганского университета Джеймса Гриффина.
«Это было в январе. Гриффин был в бежевых туфельках и в 30-градусный мороз ездил с нами смотреть некрополь, — рассказывает Медведев. — Реакция этого очень интересного, пожилого профессора была такой: «Ну почему здесь ничего нет?». После этого была встреча в горисполкоме. Я говорил, что преступление — упускать удивительную возможность прославить Иркутск на весь мир. Ну и, конечно, ответ был: «Да, да, да!». Это «да-да-да» длится уже 44 года».
В планах археологов было сделать открытый смотровой комплекс. Оставить скелеты и предметы в тех положениях, в которых они были захоронены. И покрыть некрополь специальным полимерным стеклом, по которому можно ходить. «Добраться до этих вещей археологам очень легко — существуют специальные растворители, которые размягчают полимер, и каждая вещь доступна», — рассказывает Медведев. Но пока археологи ходят в парк Парижской коммуны, чтобы закапывать, а не раскапывать.
— Говорят, дело дошло до того, что в парке кости торчали из-под земли?
— Да, торчали пятки погребённых шесть тысяч лет назад. Там склон, дожди, снег. Размыло. Маленькая кость пяточная выскочила из-под земли. Археолог Владимир Базалийский закопал.
— Как вам нынешний проект, предложенный архитекторами?
— Это длится с 1986 года, когда на архитектурном факультете ИрГТУ были запущены работы на эту тему. Проектов было — тьма-тьмущая, а толку ни на грош. Сегодня — очередной.
— Очевидно, ничего не сдвигается из-за дороговизны проекта?
— Это не очень дорого по сравнению с тем, какие средства тратятся, к примеру, на нефтепроводы. Деньги, вложенные в некрополь, окупаться будут сразу. Судите сами: на некоторых местах Кругобайкалки сразу выходит с электрички по 300 туристов. Каждый из них хотя бы по 10 рублей оставит. Это в день минимум 3 тыс. рублей, при минимальных расходах.
Девочка с ножницами
В 2006 году археологи ИГУ провели две спасательные экспедиции. Летом работали в Усть-Удинском районе на Костомахе по трассе газопровода Ковыкта — Саянск — Иркутск. В октябре расширенная команда отправилась в Братский район. Задача — проверить, есть ли археологические памятники на пути перехода нефтепровода Восточная Сибирь — Тихий океан. «Время было авральное, сибирское предзимье, — рассказывает Медведев. — Копали при минусовых температурах, что запрещено для археологических объектов. Но делать было нечего — надо было объект спасать». Работали 75 человек — студенты и учёные ИГУ. И, несмотря на «портретный возраст», сам Герман Медведев.
— Это не первая экспедиция в Усть-Илимский район?
— Работа там началась в 1967 году, когда готовилось ложе Усть-Илимского водохранилища, а завершилась в 1973-1975. У первой Илимской экспедиции археологов-спасателей было столько огрехов, которые уже сейчас легли на наши плечи. Оказалось, археология там есть, и много, но, к сожалению, в остатке. Адерма в Братском районе — это остаточный вариант очень интересного археологического объекта, по крайней мере трёх — железного, бронзового, каменного — веков. Во время затопления он был размыт на две трети, а по последней трети должен был пройти нефтепровод. В общем, копали не зря.
— Откуда появилась версия, что обнаруженная девочка — шаманка?
— Это рабочая версия. Мы нашли погребение, при котором было много разбросанных железных вещей. Это необычно для отдельного захоронения. Часть предметов была брошена сверху, видимо, на могилу. Нож, мощные щипцы, вильчатый наконечник стрелы. А внутри, возле самой девочки, были ножницы огромного размера. Судя по всему, это первое тысячелетие. Антропологический тип ещё предстоит выяснить. Это район и болотного, и рудного железа. Железо могло быть местное, и это очень интересно, потому что формы железных предметов практически идентичны со всеми известными от Балтики до Тихого океана. Как будто на всей этой площади жил один народ. На самом деле народы разные, технологии были очень близкие.
Мы застали 70-летнего Медведева между двумя командировками. Археолога «кормят» походы и находки. На дежурный журналистский вопрос «Не жалеете о том, что выбрали такую профессию?» — неожиданный ответ.
— Оглядываться назад можно, но предаваться ностальгическим воспоминаниям нельзя. Как только начинаешь ностальгировать, сразу деградируешь. Человек родился для того, чтобы встать в очередь за смертью. Он должен чётко и ясно понимать, что его очередь подойдёт. И всё время, пока она не подошла, он должен работать.
Фото Дмитрия ДМИТРИЕВА
Герман Иванович Медведев родился 7 января 1936 года в семье кадрового военного. В 1959 закончил Иркутский государственный университет и здесь же остался работать. В 1968 году защитил кандидатскую диссертацию, в 1984 — докторскую. Профессор. В 1996 году Медведеву присвоено звание заслуженного деятеля науки РФ. 47 лет научно-преподавательской деятельности. 49 лет работы «в поле». Научные интересы — нижний палеолит Сибири. Автор более 200 научных публикаций по этнологии, археологии, истории, четвертичной геологии, палеоэкологии. Возглавляет кафедру археологии, этнологии истории древнего мира ИГУ, научно-исследовательский центр «Байкальский регион», Иркутскую лабораторию археологии и палеоэкологии Института археологии и этнографии СО РАН.