Живая легенда

На экране — фрагменты из культовых, как говорят сегодня, фильмов культовых режиссёров: «Король Лир» Г. Козинцева, «Мёртвый сезон» С. Кулиша, «Солярис» А. Тарковского, «Берегись автомобиля» Э. Рязанова… Золотой век замечательного артиста Д. Баниониса пришёлся на период расцвета советского кинематографа. В 1974 году он стал народным артистом СССР.

— Глядя на экран, я с удовольствием вспомнил сейчас то, что иногда забывал, — признался актёр.

На встречу с любимым артистом собрались люди старшего поколения. Посмотреть на «живую легенду» пришли и нынешние студенты, будущие актёры и режиссёры. Всем хотелось узнать, как и чем живёт сегодня Банионис, как развиваются литовский театр и кинематограф.

— Безобразные телевизионные шоу я не смотрю. Сегодняшний театр мне не по душе, — заявил артист. — Он чужой для меня. Дым пускают. Гамлета ведром воды поливают… Бытие — вещь вечная. А сейчас, извините меня, театр — кривляние. Мне всегда был интересен режиссёр глубокомыслящий, ищущий не внешнее, а внутреннее в актёре. Нынешние же режиссёры видят только внешнее…

В Петербург Донатас Банионис приезжал с женой Оной (Онуте, как ласково он называет её). Они вместе уже 60 лет. А ещё говорят о непостоянстве актёров, об их многочисленных увлечениях и похождениях! Тоже актриса, жена работала в театре вместе с Банионисом…

Как в лотерее: никогда не знаешь…

— Донатас Юозович, как рождались ваши мемуары?

— Сам я книгу, конечно, не писал. Два года назад был мой 80-летний юбилей, и в Литве решили выпустить книгу обо мне. Очень быстро, за пару месяцев, собрали какой-то материал — из журналов, газет, расспрашивали меня, и появился литовский вариант мемуаров. Потом и в Москве «спохватились», обратились ко мне: напишите, мол. Нет, сказал, я писать не буду. Приходили ко мне разные журналисты, уходили. А потом я нашёл Иолиту Димбялите, она работает в республиканском архиве литературы и искусства, у неё собран большой материал. Иолита приходила ко мне, я ей рассказывал, она записывала на диктофон, потом переводила текст на русский язык (я говорил на литовском), отправляла его в Москву, в издательство «АСТ-Пресс», там редактировали, присылали нам. Так, «по кускам», собрали… Русский вариант, откровенно говоря, мне понравился больше, чем литовский. Он гораздо лучше. Во-первых, глубже. Во-вторых, за два года набрался настоящий материал. Здесь я собрал письма, документы, много рассказываю о кино. России ведь я больше интересен, известен по киноработам, нежели по театральным. Ещё здесь опубликованы мемуары моего отца, которые я нашёл в архивах. Мой отец из бедных, батрачил, выучился на портного, служил в русской армии, в Сибири, в Забайкалье, был революционером, партийным работником.

— Как же вы стали артистом?

— Я в детстве очень любил ходить в кино. Смотрел все фильмы, на которые мог попасть, — американские, немецкие. Обожал комиков: Чарли Чаплина, Дика и Дофа, Пата и Паташона. Видел на экране Спенсера Трейси, Гарри Купера, Роберта Тейлора. И у меня появилась мечта стать киноактёром. Мне хотелось быть кем-то другим, вырваться из той повседневности, которая меня окружала.

Учился я хорошо, на пятёрки. Когда закончил начальную школу, нужно было продолжать учёбу. Но гимназия была доступна только богатым. Денег в семье не было. Отец считал, что мне надо обучиться какому-то ремеслу («Ремесло — это всегда хорошо!»), решил отдать меня на слесаря, не спрашивая, нравится или не нравится мне это. Но желающих поступить было очень много. И меня отвели туда, где было легче поступить — в школу керамики. Мы делали из глины горшки, сервизы. В этой школе создали драмкружок, мы начали играть.

Актёра из меня сделал Юозас Мильтинис, выдающийся театральный режиссёр, с которым я долгие годы — с юности — работал в Паневежисском драматическом театре. С этим городом и театром я был связан всю мою жизнь. Мильтиниса и Жалакявичюса я считаю своими главными учителями. Снимаясь в картинах разных режиссёров, всегда мысленно советовался с ними…

— Какой фильм сделал вас знаменитым?

— В театр я пришёл в 1941 году. А в фильме впервые снялся в 1959 году. Первые мои роли в кино были неудачными. Я не понимал своих героев. В 1964 году Витаутас Жалакявичюс прислал мне сценарий фильма «Никто не хотел умирать», который написал сам. Он мне очень понравился! Но я думал, что режиссёр предложит мне другую роль, а не Вайткуса, главного героя. Это было так неожиданно! Помню, сыграл сцену, и мне зааплодировали — осветители, гримёры, костюмеры. Такое в кино редко бывает. Значит, это было настолько верно, близко к настоящему… Я не думал о том, чтобы угодить режиссёру. Играл так, как думал. Всегда играл человека, а не председателя, президента, разведчика, и, может быть, поэтому были удачи. Так нас учил Мильтинис, стремившийся к естественности: «Не надо играть, надо быть человеком!» Когда картина «Никто не хотел умирать» была готова, заговорили: нельзя всему миру показывать, что было сопротивление советской власти. Потом первый секретарь нашего ЦК сказал: нет, надо показать, как есть. Известным артистом меня сделал именно этот фильм. Когда он вышел, мне было 40 лет. В Литве появилась рецензия: хорошая, мол, картина, но одно досадно — тут должен быть другой актёр, не Банионис. Это написал мой знакомый, и я поверил, что он прав. На следующий день иду по Вильнюсу, встречаю друга. Он говорит: «Знаешь, тебе дали первый приз за роль Вайткуса на кинофестивале в Киеве». «Издеваешься? Мне и так больно, — говорю ему, — зачем меня разыгрываешь?» Я не поверил! А потом посыпались положительные рецензии, вскоре фильм послали на фестиваль в Карловы Вары. И там мне присудили приз за лучшую мужскую роль. А в 1967 году мы получили за эту картину Государственную премию СССР.

— Вы много снимались. Самые памятные фильмы?

— 81 картина у меня! Только восемь из них ценю. Есть такие, которые помню, но эта память связана с какими-то приятными моментами съёмок или общения с людьми, работавшими над созданием фильма. А есть картины, которые я просто-напросто забыл. Работа в них не оставила никаких воспоминаний: ни интересных встреч, ни творческой удовлетворённости. Почему так случилось? Я не знал заранее, что это будет провал, всегда надеялся, что получится хорошо. Правда, иногда бывало, что я не надеялся на успех — хотелось работать. А в итоге картина оказывалась хорошей, даже знаменитой. Это как в лотерее: не знаешь, когда выиграешь, а когда проиграешь.

Я плохой актёр. Но попадал в руки хороших режиссёров. А когда не попадал — ничего хорошего не создавал.

В далёком 1970 году я снялся у Тарковского. «Солярис» лежал на полке, его запретили показывать, но когда он вышел, помню, получил письмо от женщины: «Донатас, вы прекрасный актёр, мы вас очень любим и от имени всех зрителей просим больше в такой халтуре не сниматься!» Я не послушал её, снимался и дальше в такой «халтуре»… Были и другие отклики. А в Каннах мы получили за эту картину «Серебряную пальмовую ветвь». Хотя и там выходили разгромные рецензии. Писали, что Тарковский — прекрасный моралист, но плохой режиссёр, что у него нет действия, это памятник скуке, бесконечно-тягостное многословие.

— Что вспоминается о фильме «Мёртвый сезон»?

— Снимали его на «Ленфильме». Когда дошли до половины картины, решено было заменить режиссёра (якобы он снимал не такой фильм, какой ожидали) и меня, как не соответствовавшего образу советского разведчика. «Какой из него Ладейников? Должен быть русский актёр, высокий, стройный». И с роли меня сняли. Отстояли нас режиссёр Михаил Ромм и консультант фильма, автор книги и прототип моего героя Конон Молодый. Директор студии сказал: «Я умываю руки. Считайте, что к этой работе я не имею никакого отношения, поскольку с вами не согласен». А спустя некоторое время, когда студия «ДЕФА» утвердила меня на роль великого испанского художника в фильме «Гойя, или Тяжкий путь познания», директор «Ленфильма» поднял на банкете тост: «За артиста Донатаса Баниониса! А ведь были люди, которые хотели снять его со съёмок «Мёртвого сезона». Но мы его отстояли!» Да… Сначала «руки умывал», а когда увидел, что фильм получился, тогда вдруг свои заслуги «вспомнил»… Сколько было премий за «Мёртвый сезон»! Он имел громадный успех в прокате. Значит, не надо слушать власть.

Закулисье семидесятых

Петербургский кинорежиссёр Евгений Татарский, снимавший Баниониса в телефильме «Приключения принца Флоризеля», в сериале «Ниро Вульф и Арчи Гудвин», поделился с земляками воспоминаниями о съёмочном закулисье. Однажды, во время работы над «Флоризелем», Банионис заупрямился. Не буду это играть, не нравится! Что, мол, скажет Мильтинис? Осудит! (Мильтинис всегда был своеобразной «иконой» для Баниониса). Все увещевания Татарского, что здесь не театр, а съёмочная площадка, и режиссёр он, а не Мильтинис, Банионис словно не слышал. Упёрся и всё тут! В конце концов, вышедший из себя актёр зарвался: дескать, я народный артист СССР, а ты кто?!

— Я поначалу не нашёлся, что и сказать, — вспоминает Евгений Маркович. — Сцена почти бракоразводная. Наконец, вспомнил, что Банионис из Литвы, человек европейского склада, законопослушный. И говорю: «А ты контракт подписал, где обязуешься играть! Что? Не можешь сыграть?» Конфликт был исчерпан.

— Как ты меня тогда нашёл? — спрашивает сегодня актёр режиссёра.

— В капусте! — смеётся Татарский. — Найти-то было несложно: в ленфильмовской картотеке. Главное: почему тебя? Олег Даль играл принца Флоризеля, Игорь Дмитриев — полковника Джеральдино, а на роль их антипода, председателя клуба самоубийц, мне нужен был актёр со шлейфом абсолютно положительного героя. («А как же «Берегись автомобиля»? — припомнил вдруг бывший Пастор. — «Ну, это не считается»). Самой подходящей кандидатурой мне казался Банионис. У него был такой шлейф. Плюс народный артист СССР, депутат Верховного Совета, человек, почитаемый в верхах. А это немаловажно, чтобы чиновники не препятствовали созданию картины, как это не раз бывало. Мне хотелось, чтобы отрицательного героя, убийцу играл не актёр с лицом негодяя — это скучно, плоско, а обаятельный, привлекательный человек…

А когда я снимал «Ниро Вульфа…», помню, как Донатас учил по ночам километры текста на русском языке. С утра на съёмку он приходил мрачный, ни с кем не разговаривал. Мигицко и Жигунов, люди с большим чувством юмора, придумали ему кличку «весельчак Бо» (Баниониса многие называли Боней…).

Фото Кирилла КУДРЯВЦЕВА