Режиссёр-постановщик Борис Горбачевский определил её жанр как притчу под названием «Возвращение в тайну Будущего». За время короткого антракта на генеральной репетиции удалось задать автору спектакля несколько вопросов. И вот что он рассказал:

— Мне необычайно повезло. С этим драматургом я встречался ещё в 1977 году, будучи актёром в Челябинске. Но совсем иного уровня встреча была у меня с Володиным в 1984 году, когда я, учась в ГИТИСе, ставил его пьесу «Блондинка». Это был преддипломный спектакль, и мы пригласили на него Александра Моисеевича. Мы долго с ним беседовали. И я тогда ещё ощутил, что это человек необычайной тайны-загадки. Потому что шифр, который он создаёт в своих пьесах, очень тонкий, очень полифоничный. Он говорил тихим голосом, глубокие глаза, помню, были у него, и он как-то очень проникновенно всматривался в собеседника. Я определяю так: Володин — это последователь Антона Павловича Чехова, а Чехова я ставлю и исследую уже давно, лет пятнадцать. Продолжение вот этих его традиций психологического театра, метафорического в то же время театра и поэтической манеры, на мой взгляд, виртуозно осуществляет Володин. И тем труднее его материал. Там многотемье. Ключ к нему надо подбирать очень точный.

— По первому акту впечатление, что художественный эффект буквально расчислен вами, как математик расчисляет ход светил! А при этом возникает та гармония, которую поверять алгеброй и в голову не придёт. Володин относит действие за много тысяч лет до нашей эры, но так много рождается ассоциаций и горячих, сегодняшних прямо аллюзий, что эта перекличка поразительна. Мне интересно, взялись бы вы, Борис Сергеевич, ставить эту пьесу в другом театре или вас вдохновили именно иркутские актёры, с которыми вы познакомились, работая над «Браком по расчёту» по пьесе Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского»?

— Там было занято всего с десяток исполнителей, а здесь их 28, причём некоторые играют по две роли. Правильно вы сказали: только в этом пространстве, с этими актёрами могло родиться это решение. С моими актёрами, с которыми я работаю в златоустовском «Омнибусе», не могло бы это произойти, они к этому не готовы. Потому что это такая вещь: пьеса ждёт своих актёров, своего города — точки на земле, своего часа. «Свадьбу Кречинского» я лет восемь назад сочинял, ходил-крутил. Так же и Володина, верно вы заметили, с вдохновенным просчётом ставил, тем более Алёну Партысь в труппе увидел — не будь этой актрисы, «Ящерицу» я бы не взял. Это именно заглавная роль на неё, на эту актрису, которая не играет — она существует. Это разные понятия — играть и жить в роли. Все эти слагаемые: музыка, шумовой звукоряд, свет, взаимодействие актёров, их уникальные костюмы, психологическая разработка ролей и всё, что касается пространства, — дают возможность, что называется, собрать задуманное в живую энергетическую зону. Чтобы всё слагалось в одну долю секунды, как в оркестре. Этот оркестр я и создавал с ними, и актёры молодцы: за 30 дней мы это сделали! Хотя это минимум три месяца работы, а то и все шесть. Но вот как-то они желали и репетировали фактически с 10 утра до 10 вечера, с перерывом на один-два часа.

— Я слышала, что Алёна Партысь даже ночевать оставалась в театре, экономя силы?

— Все, абсолютно все были захвачены этой работой. Но это и чувствуется по их отдаче. Причём это не физическая затрата, а душевная. Я занимаюсь поэтическим театром, не бытовым, а это воздействие на зрителя через подсознание — не через разум. Через аллегории, а не через глаза и уши. Потому что глаза и уши, к сожалению, лгут часто: мы все нередко видим и слышим не то, что есть, а то, что хотим, и так, как нам надо. За столом мы подробно всё разбирали, и пока я не увидел в глазах актёров, что они понимают не мои слова, а подтекст, я на площадку не вышел. Эта методология — застольный период, убеждён по своей практике, безотказно помогает: когда там договоришься — здесь быстро сделаешь! И рождается команда, которую можно назвать ансамблем. Где никого выделить нельзя, где каждый звучит, исходя из своей темы и задачи.

— Подтверждаю. Все персонажи рода Зубров и рода Скорпионов полностью погружены в происходящее, так что внятна реакция даже тех, кто находится на заднем плане и не произносит ни единой реплики. Спектакль насыщен музыкой, пластикой, выразительными танцами, и границу между добром и злом обозначает зримо. Как и механизм манипуляции сознанием масс, природу непрекращающихся конфликтов и вражды.

— Почему я и ставлю спектакли философского склада. О человеке и про человека. Про тёмные инстинкты, которые характерны для человеческого общества на всех этапах его развития, нашедшие отражение в библейских заповедях. Идёт XXI век, а у меня ощущение такое, что мы вернулись в средневековье. Не только в нашей стране — на всём земном шаре! Потому что вдруг низменные инстинкты вырвались из-под контроля и стали главенствовать, а нравственные категории, на которых мы базируемся, отодвинулись на двадцать восьмой план… В принципе, на мой взгляд, только искусство — театр, живопись, музыка и все остальные его виды — может как предупредительный знак сигнализировать человеку и обществу о неблагополучии его фундаментальных основ.

— Несмотря на такую серьёзность и глубину размышлений, навеянных постановкой, а может, наоборот, как раз благодаря им, спектакль, мне думается, будет чрезвычайно интересен в первую очередь для подростков и молодёжи. На генеральной репетиции рядом со мной сидел 15-летний паренёк, который смотрел с неослабевающим интересом, явно заворожённый отношениями сценических героев и всей ритмикой спектакля.

— А вы думаете, я случайно так его назвал?.. Да и Володин не о прошлом писал. Будущее волнует — всегда и всех.

Фото автора