Сейчас моё воспоминание будет не о боевых делах сапёров. Расскажу о встречах в первые послевоенные дни и месяцы на германской земле. Надо бы начать со встречи с Вильгельмом Пиком и Отто Гротеволем. Они во мне и моём ординарце увидели первых русских — своих освободителей. Но это длинная история, я отложу её на будущее…

Моя родная 212-я сд была расформирована как не кадровая, и я оказался в 88-й стрелковой дивизии в городе Плауэн. Личный состав размещался в старинных кайзеровских казармах, они почему-то назывались казармами Тухачевского. Рядом находился зелёный островок из пяти коттеджей (трёхэтажных), обнесённых чугунной оградой, с фруктовым садом внутри. Ранее в них размещалось какое-то иностранное представительство. Весь городок был оборудован полосатыми шлагбаумами и сторожевыми будками. Немцы эти коттеджи называли «фюнф хаузен ГПУ», боялись их, сравнивали с гестапо. Страшнее слухов нет зверя. На самом деле это место было резиденцией оперативной группы Генеральной прокуратуры СССР. Она служила как бы перевалочной базой между Москвой и Нюрнбергом. Там часто бывал Руденко и другие высокие гости, навещавшие опергруппу.

Начальником этой опергруппы был майор Ерёмин. Он хотя и носил погоны майора, но внешне походил на новобранца. Фактически он был помощником Генерального прокурора СССР. Жил с семьёй на этой же территории. Охрана группы состояла из полицейских с овчарками.

В 88-й дивизии я познакомился с семьёй командира батальона, он всегда приглашал меня к себе и на все мероприятия. А в опергруппе шеф-поваром была женщина, как я узнал потом, она и её семья жили по соседству с семьёй комбата в Ленинграде. Находясь в Германии, три семьи — начальника опергруппы, шеф-повара и командира батальона — подружились, ходили в гости друг к другу. Ну и я… с ними. Так постепенно я познакомился с майором Ерёминым, стал уже один проходить через охрану, даже приводил туда своего друга обедать. Охранники, когда я приходил, заранее открывали мне калитку и с улыбкой «брали под козырёк».

Однажды майор Ерёмин сказал мне: «Завтра вы тут сильно не шастайте — привезут Паулюса». Его предупреждение ещё больше подогрело моё желание увидеть знаменитого гостя. Целый день ждали мы, когда привезут Паулюса, уж больно хотелось увидеть этого человека.

Их привезли вечером (с адъютантом), отвели в средний коттедж. Они побыли в коттедже около часа, потом вышли и долго прохаживались по дорожке сада, снимали с кустов спелые плоды и оживлённо о чём-то разговаривали. Мы все удивлялись: а где же их охрана? Оказалось, та охрана, которая была в опергруппе, следила не за тем, чтобы Паулюс не совершил побег, а наоборот, чтобы не было на него покушения со стороны самих немцев.

Подошло время ужина. Вот тут случился казус. Шеф-повар на подносе занесла в коттедж им ужин, но вышла оттуда с этим же полным подносом. Паулюс не принял от неё ужин, сказав: «Я солдат и принимаю пищу только из солдатских рук».

Майор Ерёмин был озадачен: кого же послать с ужином? Надежда у него была на своего водителя Ивана, но он оказался сильно пьян и спал. Тогда Ерёмин буквально подбегает ко мне: «Витя, выручай! Отнеси ужин Паулюсу». Надевают на меня белую куртку и колпак. Шеф-повар инструктирует меня: с какой стороны подойти, что и как расставить на столе.

Я пошёл. Поднос кажется тяжёлым, бутылки качаются, руки трясутся, а надо ещё пройти метров пятнадцать между коттеджами и, самое главное, как бы не запнуться на ступеньках крыльца. Но всё обошлось. Они сидят за столом, я поздоровался, они ответили тоже приветствием. Не торопясь, я всё расставил на столе, как было велено. Фельдмаршал был приветлив, поблагодарил и предложил мне сесть, но я не стал этого делать и чуть было не выпалил ему о том, что на улице меня ждут.

Тогда Паулюс стал спрашивать меня: «Вы офицер? Как вас зовут? Сколько вам лет? Откуда вы родом?»… И когда я сказал, что из Сибири, он съёжился и тихо сказал: «О-о… Сибириен… кальт» (холодно)… А потом спросил: «Вы были в Сталинграде?» Я ответил: «Нет». — «Это очень хорошо», — сказал он, и мы распрощались.

Когда я вышел на крыльцо с пустым подносом, меня встретили радостные лица. Оказывается, все стояли в ожидании: что случится? А майор Ерёмин подошёл ко мне и сказал: «Молодёц! Выручил»…

Поздно ночью из Москвы прилетела большая группа руководящих лиц. И утром, забрав Паулюса и адъютанта, все выехали в Нюрнберг.

Чуть не забыл такую деталь. Перед отъездом Паулюс вспомнил обо мне и сказал майору Ерёмину: «Я бросил курить и вот эту пепельницу дарю офицеру, который вчера угощал нас ужином».

Пепельница коричневого мрамора была большой и тяжёлой, с позолоченным ободом, на котором готическим шрифтом была надпись «фельдмаршал ФР Паулюс».

Как потом выяснилось, эта пепельница была сброшена немецким лётчиком с воздуха в осаждённый нашими войсками Сталинград в числе других подарков из Берлина в честь дня рождения Паулюса и присвоения ему звания генерал-фельдмаршала.

К сожалению, от этой пепельницы у меня остался тогда один обод, а потом и он в переездах и в суете тоже был потерян — ведь я ещё два года оставался в Германии, а в то время разве мы придавали какое-либо значение таким пустякам…

На второй день в Нюрнберг поехал и майор Ерёмин и взял меня с собой. Не забуду того дня. Я стоял в зале заседания трибунала у средних дверей в большой группе подобных мне лиц. Председательствующий допрашивает Паулюса. Вопросы лаконичные, официальные: фамилия, имя, год рождения, семейное положение, звание, вы бывший командующий 6-й армии? И так далее. На все вопросы Паулюс отвечал кратко: «Яволь!» (Так точно!)… Подошло время перерыва, и мы покинули зал…

Самое впечатляющее из моего рассказа, пожалуй, и сегодня остаётся то же самое, что волновало тогда меня: как это я, простой окопный офицер, да к тому же сапёр, сидящий в заснеженных окопах Подмосковья, дошёл до Берлина и Эльбы и с глазу на глаз разговариваю с одним из основных разработчиков плана «Барбаросса» (плана войны против Советского Союза) и личным другом Гитлера, фельдмаршалом Паулюсом?!

После войны, возвратясь на родину, я некоторое время был начальником штаба воинской части МВД, затем в Улан-Удэ начальником штаба Гражданской обороны Железнодорожного района, а с 1967 года почти тридцать лет работал начальником штаба ГО локомотивного депо Улан-Удэ. Я об этом вспоминаю к тому, что в далёком 1937 году в числе первых студентов Улан-Удэнского железнодорожного техникума участвовал в строительстве первого нового корпуса своего техникума. Тогда же достраивался паровозовагоноремонтный завод в нашем городе. Какой был трудовой подъём и энтузиазм! А как мы учились, с каким задором!

В общем, должен сказать, что откуда ушёл на войну, туда и пришёл после войны. В армию меня призвали на второй день войны. Дали сутки на размышление: или тебя направляем в лётное училище (я как раз только что закончил аэроклуб) или в инженерно-сапёрное. Старший брат, который меня опекал, был шутником: «Убьют в воздухе — высоко падать, иди лучше в инженерное». Вот я и дошёл до Берлина, до Эльбы и возвратился к родному Байкалу.

От редакции. Письмо Виктора Ивановича Гераскина мы опубликовали не сразу, придержали. И вот почему. В этом году исполняется 65 лет битве под Москвой. Пишите, уважаемые участники московского сражения, свои воспоминания, и пусть вам помогут в этом ваши внуки и правнуки, присылайте в адрес страницы «Ветеран» газеты «Восточно-Сибирская правда».

***

Уважаемые востсибправдовцы! Посылаю для страницы «Ветеран» вот эти заметки-воспоминания «Подарок Паулюса». Сочтёте возможным — напечатайте, а заголовок, если покажется неподходящим, можно заменить. В.И. Гераскин. Улан-Удэ.