Энергетика всегда востребована
С директором Института систем энергетики Николаем Ивановичем ВОРОПАЕМ, членом-корреспондентом РАН, профессором, заместителем председателя президиума ИНЦ СО РАН, заведующим кафедрой электроснабжения и электротехники ИрГТУ, лауреатом премии им. Г.М. Кржижановского беседует корреспондент «Восточно-Сибирской правды» Борис АБКИН.
— Николай Иванович, через год иркутская академическая наука будет отмечать золотой юбилей — своё 50-летие. Институт, который носит имя замечательного учёного академика Л.А. Мелентьева, — тоже. Трудно переоценить тот вклад, что внёс Институт систем энергетики в развитие нашего края…
— Да, институт наш основан академиком Мелентьевым. Было несколько предпосылок создания такого института — и именно здесь, в Иркутске, в Сибири. Тут надо вспомнить конец 50-х, первую конференцию по развитию производительных сил Приангарья. Энергетика, и не только электроэнергетика, но и газовая, нефтяная промышленность, в эти годы постепенно стала переходить в азиатскую часть страны. Началось всё, как известно, с тюменской нефти. Стали строиться ангаро-енисейские ГЭС, осваиваться канско-ачинские угли. С организацией Сибирского отделения Академии наук создание института было логичным, чтобы дать толчок развитию энергетической науки непосредственно на месте — в Сибири.
Академик Мелентьев сформулировал новые специфические задачи для института, то, что называется системным подходом к развитию и функционированию энергетики, — это надо подчеркнуть особо, ибо это была долговременная программа. К этому времени уже были сформированы достаточно крупные системы в стране, практически была создана единая электроэнергетическая система: многие электростанции были подключены к единой электрической сети и единому управлению. В этом, конечно, плюс: можно не держать большие резервные мощности. Поток электроэнергии мог «перетекать» как с востока на запад страны, так и обратно, согласуясь с разницей поясного времени, ночными и дневными часами, работой атомных электростанций и т.д. Плюсов тут много, но когда мы объединяем какие-либо объекты в систему, у него появляются новые свойства.
Вспомним произошедшую год назад московскую аварию, это как раз была системная каскадная авария, присущая только системам. А, скажем, на ГЭС, которые работают на одного потребителя, таких аварий не происходит. Значит, надо эти явления изучать, надо прогнозировать их развитие, совершенствовать управление, в том числе так построить саму систему, чтобы избежать негативных событий. Как построить управленческий процесс, сколько надо возвести электростанций — всё это вопросы разные, но они входят в сферу компетенции наших институтских учёных. Разумеется, мы работаем и в тесном контакте с Иркутскэнерго, взаимообогащаясь опытом, практикой.
То же самое — в газоснабжении. Тут сформировалась своя система добычи, транспортировки и т.д. И здесь можно продолжить разговор о проблематике института. Но боюсь, что он займёт длительное время, поэтому я хотел бы подчеркнуть (возможно, упреждая ваш вопрос) связь с практикой. Конечно, рыночное время внесло определённую корректировку в работу многих институтов. Что касается нашего, то он всегда теснейшим образом был связан с развитием производительных сил, направляя усилия на решение конкретных задач. Тот же пример с Иркутскэнерго весьма показателен: с первых же лет эти связи были конкретны и ощутимы. Они продолжаются и сейчас. В институте сформулированы принципы и методы, математические модели по оптимизации топливно-энергетического комплекса, причём не только Сибири, но и страны в целом, раскрыта иерархия и свойства больших систем в энергетике, включая их надёжность, живучесть, безопасность, — всё это дало большой импульс, в том числе и в практике управления энергетикой. И сейчас институт готов выполнить весьма большой круг разработок, были бы, как говорится, заказы. И они есть, хотя, может, нам хотелось бы, чтобы их было больше. Есть и международные проекты.
Кстати, хотел бы напомнить, что изначально институт строился не как региональный, а российского (союзного) и международного значения. Поэтому наши заказчики — это и ассоциация «Сибирское соглашение», и обл-администрация; часто мы делали работы для Дальнего Востока, участвовали в российских разработках. Сейчас идут довольно активные международные связи — это Германия, Швейцария, Франция, Великобритания, США, Китай, Япония… Заказы здесь бывают сравнительно редко, но совместная работа над общими проблемами, безусловно, ценна и интересна. С Японией у нас было несколько контрактов, 17-летний стаж сотрудничества — с Германией.
Здесь вопросы ближе к теории, есть совместные проекты. Мы участвуем в разных международных ассоциациях, занятых в электроэнергетике, газовых отраслях и т.д. Раз в два года проводится конференция «Энергетическая кооперация в Азии». Сначала это было несколько стран, сейчас число государств-участников значительно расширилось. Это направление весьма перспективно, потому что если в Западной Европе всё уже интегрировано и энергетика там тесно переплетена, то в Азии работы в этой области только начинаются, идёт, как говорится, притирка. Пока, впрочем, здесь и проблем немало — они есть даже в межрегиональной плоскости ввиду отсутствия внятной государственной политики.
— Николай Иванович, как вам живётся-выживается сегодня? «Простаивать» такой институт не может по определению (впрочем, только ли ваш?).
— Ну, это отдельный разговор, о сегодняшнем дне нашей науки. Критическим в этом смысле было начало 90-х. Чиновники в правительстве и министерстве, видимо, считали, что учёные и сами умные, разберутся, что делать.
В 2000-е годы ситуация начинает исправляться. Мы, например, достаточно активно участвуем в планах и проектах РАО «ЕЭС России», в разработке стратегии развития электроэнергетики страны до 2030 года. Тут снова надо напомнить о «системной» идеологии, с которой начинался институт: она, эта идеология, остаётся весьма объективной, своевременной, перспективной, и нам, развивая свои научные критерии с учётом рыночных отношений, удаётся быть востребованными.
— Довелось ли сохранить то, что некогда звалось «золотым фондом» — людей?
— Институт сократился вдвое; сейчас кадровый состав учёных и ИТР чуть более 300 человек. Но тут надо заметить, что у нас был мощный вычислительный центр. Крупные ЭВМ исчезли, они требовали много персонала. Сейчас наш парк персональных компьютеров обслуживают всего 10 человек, но, к сожалению, покинули институт и немало кандидатов наук. Сейчас у нас некоторая диспропорция: молодых сотрудников почти треть, а людей возраста 40-50 лет, то есть весьма продуктивного, с опытом работы, много меньше. Появился некий вакуум между поколениями, что не очень хорошо.
— Тем более что подготовить классного специалиста непросто. Но куда же уходили люди?
— Даже коммерческие банки сманивали специалистов хорошей зарплатой. В компании многие ушли, в органы власти, в то же Иркутскэнерго. Кстати, мы не проводим такой политики — отправки пенсионеров на пенсию; в некоторых случаях это потеря целого направления. Тем не менее пришла установка: сократить 20 процентов. Вот и думай, директор, кого «сократить».
— Много и долго говорилось о низкой зарплате учёных… Теперь вас можно поздравить?
— Да, с мая текущего года зарплата научных сотрудников увеличилась почти на 40 процентов. Конечно, это уже кое-что. Но опять же накладки: у нас, как и в других институтах, есть инженерно-технический персонал. Эта категория сотрудников получила лишь 15%-ную добавку, как и все бюджетники. Значит, надо искать какие-то дополнительные резервы.
— Какие направления в работе можно назвать перспективными?
— Это, конечно, ряд тех направлений, которые заложены в программу института изначально. Думаю, они понятны из хода нашей беседы. Недавно опубликованная монография достаточно высоко оценена Академией наук: мы получили за неё премию имени Кржижановского. Это двухтомник, коллективный труд института, в том числе и вашего покорного слуги. Занимаемся разными направлениями энергетики. В частности, мы (да и не только мы) считаем, что сжигать нефть и нефтепродукты — удовольствие дорогое. То же самое и с газом — запасы рано или поздно иссякнут. Рассматриваем направления по замещению органического топлива для автомобилей, в том числе с использованием водорода. Пока всё это дорого, надо искать пути удешевления.
Или вот газотурбинные установки: они гораздо эффективнее сегодняшних источников получения электроэнергии и тепла, и они, кстати, нашли широкое применение на Западе. Это вполне приемлемые и по цене, и по другим показателям агрегаты. Небольшие установки, своеобразные мини-ТЭЦ, могут вполне заменить старые котельные, у которых весьма низкий КПД — 20-25 процентов. Газотурбинная установка изготавливается на заводе. Её ставят ближе к потребителю, она компактная, быстро монтируется, экологичность её высока, т.е. преимущества очевидны. Эффективность установок ни в какое сравнение с другими источниками не идёт: до 90 процентов. За рубежом — вот вы спрашиваете, работают ли они там? Да, работают, и уже давно. Но сейчас есть уже и наши промышленные образцы, они гораздо дешевле зарубежных. В Германии, кстати, я наблюдал и за работой крупной ТЭЦ, вроде нашей Ново-Иркутской. Поразила удивительная чистота вокруг. А из труб идёт лёгкая дымка и ничего более.
Конечно, всё достигнуто за счёт максимальной технологичности. Все передовые технологии — вот что обиднее всего — были разработаны и у нас ещё в конце 60-х. Но ни у промышленности, ни у энергетики стимулов к внедрению новых технологий не было. Вот мы и пришли к тому, к чему шли. Сейчас, может быть, выгоднее некоторые новые технологии закупать, чем разрабатывать самим. Хотя, разумеется, своя промышленность должна работать. В атомной энергетике же не отстаём от других. Если говорить о нашей области, то местные власти, на мой взгляд, видят несогласованность действий некоторых компаний, пытаются влиять, привлекают и нас. Мы работали над двумя весьма крупными проектами: программой развития энергетики и программой энергосбережения. Надо кооперироваться. Нынче под эгидой областной администрации создана рабочая группа. Но, увы, она так ни разу и не собралась.
Я хотел бы подчеркнуть: учёные института всегда имели своё мнение, свою позицию по принципиальным вопросам и не старались быть для кого бы то ни было «удобными». Умные люди на нас не обижались и продолжали сотрудничать. В заключение (и это не только в честь 50-летия иркутской науки) я хотел бы предостеречь от некоего нигилизма, малообоснованных упрёков в том, что учёные, дескать, «даром хлеб едят». Были добрые времена, когда науку уважали, отдавали ей должное. И не её вина, что сегодня она во многих случаях остаётся мало востребованной. Думаю и надеюсь, что это ненадолго.
НА СНИМКЕ: Н.И. Воропай
Фото Владимира КОРОТКОРУЧКО