— Марк Григорьевич, хорошо, если я не прав, но иногда меня посещает абсурдная, на первых взгляд, мысль: полагаю, что скоро у нас вообще не будет никаких проблем с культурой. Ибо в обозримом будущем она может исчезнуть. Думать так меня заставляет наше правительство, пытающееся с помощью очередной реформы посадить на мель давно подающий сигналы «SOS» корабль российского репертуарного театра.

— Действительно, сегодня закладывается мина под отечественный театр. Ему грозит полное разрушение. Причём эта стремительная атака готовится правительством с завидным упорством, достойным лучшего применения. А стенания по сему поводу театральных деятелей пока остаются гласом вопиющего в пустыне. Никто не желает прислушаться к художникам, отдавшим жизнь искусству. Культуру у нас часто закрывали на «ремонт». Сейчас из-за своеволия и некомпетентности, я бы даже сказал жёстче — из-за злого умысла, власть додумалась вообще списать её в тираж. Кому-то, видимо, и по сей день не даёт покоя известная формула вождя: «Нет человека — нет проблемы».

— Так откуда же подул ветер?

— Сверху, разумеется. Причём с самой высокой крыши. Там, неизвестно по чьему велению, вызрело сумасшедшее желание обанкротить театры. Ибо при той реформе, которая предлагается, реально выжить лично мне представляется делом крайне сложным.

— А что, казино, автомобильные салоны или какие-нибудь другие увеселительные заведения с этакой завлекалочкой типа «Мы открылись», рвущиеся поселиться навсегда в прекрасных зданиях Мельпомены, для России предпочтительнее?

— Когда речь идёт о переделе театральной собственности, о возмутительном акте вандализма и варварства, проводящемся якобы законным образом, когда чувствуется запах больших денег — интересы Отечества, к великому сожалению, отступают на задний план, уступая место интересам олигархов. Такая вот платформа у новой реформы. А этого нельзя допускать. И не только потому, что мы несём ответственность перед собой и зрителем, но, прежде всего, ещё и потому, что большие и малые театры в Москве и по всей стране — кровеносные сосуды России, по которым течёт её духовная жизнь. Оборвётся эта жизнь — навсегда исчезнет и культура.

— Тогда один конкретный вопрос: как театры — московские и периферийные, в том числе и наш Иркутский драмтеатр, — могут противостоять этому абсурду, помноженному на цинизм и глупость?

— Ваш проект «Единое культурное пространство России» свою лепту уже начал вносить. И подтверждение тому — яркие гастроли иркутского театра в Москве. Я думаю, несколько аналогичных удачных акций, подобных по значимости вашей, во всероссийском масштабе, могут приостановить атаку младореформаторов. Нам сегодня надо всем вместе объединиться, забыв о какой-либо конкуренции, о личных интересах, я был даже сказал точнее — о выгоде местного значения. По существу маховик реформы уже запущен, а мой сегодняшний вопль — вопль человека, которому уже начали выкручивать руки. И если сейчас Госдума примет этот пагубный закон, то театр со временем смело можно будет записать в число без вести пропавших.

— Но ведь театр, действительно, должен быть реформирован?

— А кто спорит? Ре-фор-ми-ро-ван, но не разрушен под видом реформы. Грамотная реформа, наоборот, должна помочь нам прочно встать на ноги. А для этого необходимо в одном пакете принять новый закон о театре вместе с законом о меценатстве. Только при таком условии государство, не желающее сегодня содержать около 800 российских театров, с помощью упомянутого закона о меценатстве сможет их спасти, благодаря получению финансирования не только из федеральной казны. Оставьте нам свободу выбора, свободу манёвра, оставьте, наконец, нас в бесцензурном пространстве. Какие ещё наблюдательные советы!? Какие попечительские советы!? Кто мне может диктовать, что я должен ставить, а что нет!? Что за ультрареволюционные посягательства на моё дело!? У меня в театре нет ни одного миллиметра пространства, которое бы не было омыто кровью и потом моих актёров. Мы с трудом выживали в эти нелёгкие годы и выстрадали свой театр. Поэтому государство должно обеспечить нас такими законами, которые бы поощряли развитие театра, дали бы возможность артисту жить достойно, а не так унизительно, как он нынче живёт. Мы должны делать постановки, поддерживаемые различными грантами и меценатами. Такая свобода нам нужна как воздух. А сегодня всё это забыто, зажато. Нас не слышат, нет закона о меценатстве. Им в Госдуме даже и не пахнет.

— Но ведь кому-то это надо?

— Новым предпринимателям. Намечается захват культурной собственности новыми действующими лицами из олигархической среды. Ну, ещё два-три года мы в этой ситуации будем барахтаться по инерции за счёт поддержки зрителя, а потом благополучно развалимся.

— Куда же на фоне столь оптимистичных прогнозов направлен вектор интересов Министерства культуры?

— У этого учреждения абсолютно невнятная позиция, а может, совсем наоборот, слишком внятная: вместо того, чтобы ударить кулаком по столу и громко сказать: «Прекратите это безобразие, то, что предлагается, безнравственно по отношению к великой русской культуре!» — там проводят тот самый закон, о которым я так подробно говорил. Об этом уже устали говорить и Калягин, и Тараторкин, а сейчас уже звонит и колокол вашего иркутского проекта «Единое культурное пространство России». Да только вот беда, ей — России — от всех этих воплей пока лучше не становится. Как говорится, «А Васька слушает, да ест».

— Ну, и, в конце концов, сожрёт нас этот самый Васька или нет?

— Если не будет серьёзного противостояния, то, конечно, скушает и даже не поперхнётся. Обидно, разумеется! Сегодня есть вероятность того, что губительный для всех российских театров закон всё-таки может быть принят. А все попытки театральной общественности помешать этому пока не возымели успеха. Состоялась даже встреча президента с видными представителями нашего искусства. На ней глава государства обещал принять позитивное решение. Но я пока никаких положительных подвижек не вижу. Вроде как на самом верху президент сказал одно, а вниз, как обычно, спустили другое.

— Выходит, опять чиновник действует по своему излюбленному принципу «что хочу, то и ворочу»?

— Именно! Ну, никак не хочет он считаться с мнением президента. Чиновника в России пока ещё никто не сумел одолеть.

— А может, в самый последний момент, когда все уже потеряют надежду, президент всё-таки скажет своё веское слово? И оно окажется решающим? Вы же помните, нефтеносную трубу от Байкала он отодвинул, когда уже никто не верил в победу…

— Очень продвинутый сюжет. Тогда и в нашей ситуации всем будет хорошо: и театру, и стране.