В 1911 году состоялось судьбоносное знакомство Глеба Юрьевича Верещагина с Бенедиктом Дыбовским, который после десятилетней ссылки в Сибири приехал в Варшавский университет для чтения лекций о Байкале. Тогда молодой русский учёный впервые услышал о нём. Когда спустя пять лет организовывалась первая научная экспедиция на Байкал, Верещагину стоило больших трудов получить разрешение участвовать в ней. За два экспедиционных месяца он смог совершить два рейса по Байкалу на пароходе «Феодосий», собрать материал о флоре и фауне озера, написать и опубликовать материалы по этим исследованиям. Гражданская война прервала дальнейшие его изыскания, а станция Академии наук, обосновавшаяся в урочище Большие Коты, была передана Иркутскому университету. В 1923 году Верещагин участвует в работе второго Международного конгресса лимнологов в Австрии, где выступает с двумя докладами. На следующий год его избирают учёным секретарем комиссии по изучению Байкала. И он разрабатывает программу, рассчитанную на пять лет вперёд.

Своей энергией этот человек увлекал многих. Ему удалось даже в голодные двадцатые годы получить финансовую поддержку на организацию очередной экспедиции по Байкалу от президиума Академии наук, от правительства Бурятии; а управление Забайкальской железной дороги передало на станции Маритуй дом путевого служащего, который тут же был оборудован под экспедиционную базу. По термике, химизму больших глубин обследовались все основные районы озера; уточнялась его карта, и вся текущая работа сопровождалась массой сенсационных открытий. Байкал будто в благодарность за внимание к себе открывал учёным свои тайны. Результаты работы Глеб Юрьевич доложил на четвёртом Международном конгрессе лимнологов в Риме в 1927 году, удостоившись высшей награды. Тогда же он был избран членом совета Международного объединения лимнологов. Ну а в октябре следующего года Байкальская экспедиция была реорганизована в постоянно действующую Байкальскую биологическую, а позже — в Лимнологическую станцию АН СССР. Заведовать ею, естественно, стал Глеб Юрьевич.

Байкалу коллектив, возглавляемый Верещагиным, служил верой и правдой. Засиживались в лабораториях далеко за полночь, обрабатывая полученные материалы. Сохранились фотографии, где на байкальском берегу запечатлены полевые работы учёных: столом служил огромный камень, обточенный байкальскими волнами, на котором стояли микроскопы, бинокуляры.

Глеб Юрьевич очень серьёзно относился к популяризации научных знаний о Байкале. Он лично составил инструкцию по приёму посетителей в музее-лаборатории; советовал, как проводить лекции и беседы. Тогда же была заведена книга отзывов, записи в которой систематически обсуждались. Именно Глеб Юрьевич Верещагин считал «крайне необходимым» создание музея байкаловедения. И небольшая экспозиция была тогда же создана в Маритуе.

Ревностно защищал Верещагин уникальную природу Байкала. Как-то, возвращаясь из очередной экспедиции, заметил дым в прибрежной тайге. Созвал сотрудников, местных жителей — тушили пожар, не ушли, пока не справились с огнём.

Лимнологическая станция поддерживала связи со многими организациями региона. С Восточно-Сибирским и Селенгинским пароходствами, с народным комиссариатом путей сообщения. В связи с проблемой Ангарстроя Глеб Юрьевич Верещагин использовал свои и своих сотрудников пятилетние наблюдения, разработал вопрос о термическом взаимодействии Байкала и Ангары. Жизнь вторгалась в его планы учёного-исследователя, корректировала, но не изменяла их. Решение глубоких теоретических проблем происхождения фауны Байкала, изучение динамики водных масс — всё это оставалось в кругу его интересов.

В годы репрессий он много времени и душевных сил тратил, разыскивая «внезапно потерявшихся» коллег; выручал кого мог. А во время Великой Отечественной подчинил свою деятельность реалиям военного времени. Его не мобилизовали по состоянию здоровья. И он на своём рабочем месте, то есть в лаборатории на Байкале, служил Победе. В частности, по запросу оборонных организаций углубил исследования по ледовому режиму. По сути, на Байкале проводилась подлинная «репетиция Ладожской дороги жизни», спасшей тысячи блокадников.

В военное лихолетье все сотрудники станции, да и всё население Листвянки питались со своих огородов. Вот и Глеб Юрьевич, как все, хотя и был тогда уже не здоров, мотыгой разрыхлял землю под грядки. Ему очень не хватало классической музыки. Радиоприёмники изъяли, а старенький патефон молчал из-за отсутствия патефонных иголок. Но он нашёл выход: иголки дерева-боярки прокаливал на огне, и тогда в его доме, хоть и «со скрипом», но звучали Вагнер и Мусоргский.

В последние месяцы своей жизни он работал больше обычного. Казалась близкой его мечта — создание озероведческого центра СССР в Ленинграде. Он торопился завершить труды по Байкалу, по Ангарстрою, чтобы начать заниматься изучением озёр в масштабе всей страны. Увы, не успел. Глеб Юрьевич Верещагин скончался 5 февраля 1944 года, на сорок дней пережив свою мать, Екатерину Карловну. Его похоронили рядом с ней — на кладбище в Листвянке. Но он остаётся выдающимся учёным, известным всему «лимнологическому миру». Для нас он всегда будет примером гражданского мужества и бескорыстной, деятельной любви к Байкалу.

Посёлок Листвянка