Валюся и Модест
В семьях по-разному узнавали о фронтовой судьбе своих солдат. "Похоронка" в несколько строк сообщала о главном: когда и где был убит и где захоронены останки родного человека. Письма однополчан в какой-то степени были со словами утешения и подробно рассказывали о тех обстоятельствах боя, в котором погиб; а если тяжело ранен, сообщали из госпиталя. Даже узнав, что не выжил и где похоронен, - родные надеялись, что со временем смогут приехать, возложить цветы и поклониться родному человеку. Но если сообщали, что сын или дочь, отец или муж находится неизвестно где, как до сих пор принято говорить, "пропал без вести" или, того не легче, совсем перестали приходить его треугольнички с печатью "Полевая почта" и "Просмотрено военной цензурой", - было страшно, совсем как прямое попадание снаряда или бомбы в крышу родного дома. Именно такое горе пришло, а точнее сказать, свалилось на голову Валентины с её полугодовалым сыном Валерой. Он родился 1 января 1943 года в деревне Дубки Кальчужинского района Владимирской области, куда она выехала из военного госпиталя в декретный отпуск. Её приютила родная тётя. По этому адресу Валентина и получала фронтовые письма от мужа.
Модест был старше Валентины на пять лет (1913 и 1918), она в 1937 году закончила фельдшерскую школу в городе Владимире. Он, две младшие сестры и родители жили в Ленинграде. Летом 1941 года они ещё не знали друг друга. Их воинские части холодными осенними ночами небольшими разрозненными группами выбирались, где с боями, где через болота, из фашистского окружения. Встретились они в Можайске. Валентину определили фельдшером в госпиталь, а Модест прибыл по направлению в формируемое воинское соединение резерва главнокомандования.
На сохранившихся фронтовых снимках той поры вы видите лейтенанта медицинской службы Валентину Крайнову и старшину Модеста Вороновского. Петлицы с лейтенантскими кубиками у неё и его старшинские четыре треугольника, довоенного образца гимнастёрки и головные уборы — пилотки.
Из сохранившихся двадцати семи писем и открыток самое первое было отправлено 27 ноября 1942 года по уже названному адресу в деревню Дубки:
«Добрый день, милая Валюся! Вчера встретил Геннадия Епифанова, он возвращался с комиссии. Признали негодным к военной службе, снимают с учёта в связи с потерей зрения.
Сегодня заходил в вашу часть. Все интересуются, как ты доехала, и шлют свои приветы. Обижаются на меня, что я редко к ним захожу.
Валюся, ты пишешь о квартире. Я понимаю твоё тяжёлое положение. Конечно, я обращусь с рапортом к командованию (два слова зачёркнуты военным цензором). Считаю, что результат должен быть. Пиши, милая. Жду с нетерпением твоего письма. Крепко целую. Модест».
По всей вероятности, это письмо отправлено из госпиталя. У Модеста очень красивый почерк. Но мало пишет о себе и ни слова о своих родных из Ленинграда. Возможно, оборвалась связь?
«14 декабря 1942 года.
Добрый день, милая Валюся! Спешу сообщить, что твои письма от 5 и 8 декабря получил. Кратко ты рассказала о себе, но я понял, что это жизнь любимого друга, который способен делить горе и радость пополам. Я понимаю… А что сказать о своей жизни? Жизнь наша сейчас принадлежит Родине — быстрей покончить с коричневой чумой.
Встретил Балина и Шагину, они интересовались твоим здоровьем, Каталину и Медведеву была перекомиссия, их признали годными к строевой. Кобзарь пишет из госпиталя. Байков стал капитаном, остальные по-прежнему… Пиши, любимая, пиши и о плохом и о хорошем. Всё, что происходит у тебя, всё в большой мере относится и ко мне. Много раз целую. Модест».
11 января 1943 года Модест посылает открытку с портретом Михаила Кутузова. По следующим открыткам можно предполагать, что таким образом он даёт понять, в каком месте находится.
«Добрый день, Валюся! Шлю свой сердечный привет и наилучшие пожелания. Что-то последнее время редко получаю от тебя письма. Может, не доходят? А теперь, покуда я заимею новый адрес, переписка наша временно сократится. Куда, точно ещё не знаю, но есть предположение, что буду вместе с Шалаевым и Зайчуком. Дорогая моя, ты только меньше грусти. Главное — береги себя. Крепко целую. Модест».
Он ещё не знает, что 1 января у него родился сын и, как вместе хотели, назван Валерой. Конечно, вскоре узнал из отправленных Валентиной открыток 6 и 11 февраля. Он получил эти весточки 19 февраля и сразу же отвечает:
«Спасибо, дорогая Валюся! Как, милая, дела? Как растёт Валера? Ты меня порадовала, что после больницы всё благополучно. Но ты всё же умалчиваешь, как живёшь сейчас. Я уже переговорил с капитанами Бураковым и Бобковым о предоставлении мне отпуска. Опиши путь следования и, главное, сколько потребуется времени, чтобы навестить, посмотреть сыночка. И о квартире поговорили. «Что можно сделать с нашей стороны, — заверяют они, — всё сделаем». Вот и всё, милая. Жду ответа. Бесчисленно раз целую вас. Модест».
Письмо от 17 апреля он отправил в тот же день, как возвратился в свою часть, после встречи с Валентиной и трёхмесячным Валерой.
«Валюся! Милая! Здравствуй! Посылаю тебе свеженький снимок, хотя и неважнецкий, сама видишь, но, главное, найдёшь того, чьи мысли, всё сердце и весь сам принадлежат тебе. Милая, береги себя. Наша жизнь только началась. Она вся впереди. Береги себя и Валерика.
До части я добрался благополучно. Всю дорогу думал о тебе. Как ты добралась со станции до дому в деревню? Два дня с тобой дома пролетели как мгновенье, но всколыхнули столько воспоминаний. Рассказал землякам из Пересада и Брулкина — все остались довольны, словно и они побывали дома. Валюся, как только получишь моё письмо, скоренько пиши мне. Как чувствует себя Валерик? Привет всем. Крепко целую. Модест».
Он посылает в апреле две и в мае одну открытки, и все они с одним рисунком: «Партизаны в лесу». А 16 июня отправляет небольшое письмо:
«Добрый день, любимая Валюся! Здравствуй, Валерик!
Позавчера получил твоё письмо от 30 мая. Как хорошо читать весточку от вас. Хотя и скромно, но письмо говорит твоим голосом, у вас всё в порядке. Возможно, так только в письме? Но и это немного успокаивает.
Я на новом месте, а где — ты должна понять из ранее посланных открыток и письма, которое касается моего здоровья. Оно укрепляется с каждым днём. Привет всем. Крепко целую. Модест».
И ещё три письма: два — июльские и последнее от 8 августа 1943 года:
«1 июля 1943 года. Здравствуй, Валюся! Пишу с дороги. Наступил час решительного нашего действия. Настроение приподнятое, можно сказать, отличное. Валюся, милая! Я тобой доволен, что ты остаёшься дома. Это будет спокойнее, к тому же Валерик требует особого внимания. Во всяком случае прошу: береги себя, особенно не ударяйся в грусть, настанет час, и мы снова будем вместе.
Встретил Костю Бобкова, он говорит, что много писем послал Наташе, но ответа нет. Чем объяснить, и сам не знает. Напиши ей, передай привет. Свой новый адрес сообщу сразу же. Крепко целую. Модест».
«7 июля 1943 года. «Энский лес». Здравствуй, дорогая Валюся! Только выбрался написать коротенькое письмо, сижу на пне в глухом болотистом лесу. Добрался до части благополучно и приступил к работе по специальности, предпоследней. Как знаешь, дело это шумное и беспокойное. Теперь звание моё — гвардии старшина, в части нахожусь несколько дней. Со здоровьем вполне хорошо. Теперь остаётся узнать, как у вас, наверное, письмо от вас получу не скоро. Пиши по адресу: полевая почта 086566-Р. Бесчисленно раз целую. Модест».
Несколько последних писем идут на новый адрес Валентины — она получила комнату в доме в деревне Танеево того же Кальчугинского района.
«2 августа 1943 года. Добрый день, Валюся. Твоё письмо получил, рад, что у вас всё в порядке, самое главное, что все здоровы и самочувствие хорошее. И у меня всё в порядке. В конце июля послал денежный перевод. Целую Валерика. Адрес прежний. Крепко целую. Модест».
Это письмо стало последним. Прошло 63 года. Любовь Васильевна Вороновская, супруга Валерия Модестовича, в знак памяти Валентины Григорьевны и Модеста Алексевича, их незабвенной любви и нежности к маленькому Валерику, в знак памяти о Валерии Модестовиче, обратилась с просьбой опубликовать фронтовые письма её тестя. Она выразила сожаление, что письма, которые Валентина посылала на фронт Модесту, остались погребёнными в небытие. Валентина Григорьевна вспоминала, что после войны приезжал однополчанин Модеста. О многом они поговорили, но боевой друг не знал, где похоронен Модест. И никаких документов из архивов, и никакой весточки от сестёр Модеста — вероятно, их поглотили блокадные дни Ленинграда. А наши дети и внучка теперь по этим письмам знают о их ленинградском дедушке, за что в сердце своём благодарны бабушке Вале.