Горячий эстонский парень

— Почему у вас в кабинете холодно?

— Мне нормально. Тут атмосфера бывает накалённая, голову остужать хорошо.

— Я читал как-то в вашем интервью, что у вас бабушка из Эстонии. Может, это в генах — любовь к холодным балтийским ветрам?

— Моя бабушка Елизавета Михайловна была ссыльной. Её сослали на Дальний Восток. Она очень хорошо знала немецкий, учила моих братьев. У неё был большой антикварный сундук. В нём хранились старинные книги на немецком языке, она их доставала, читала и переводила нам. Мы сидели развесив уши.

— В вас есть что-то от эстонца?

— Не знаю. Мой дед был сиротой, он воспитывался в семье Игнатенко. Фамилия украинская, но на Украине я ни разу не был, к салу отношусь равнодушно. Об Эстонии я кое-что знаю, иногда смотрю новости про них. Долго выписывал газету «Молодёжь Эстонии», сейчас получаю художественно-публицистический журнал «Радуга». Но с родственниками почти не общаюсь.

— Чем отличаются эстонцы от русских?

— Очень многим. Религией, менталитетом. Я вспоминаю бабушку. Она была очень интеллигентная, педантичная, вежливая. Никогда не опаздывала. Она была образцом порядочности, очень трудолюбивая и очень чистоплотная. Она говорила, что главное в человеке — это потребность в чистоте.

— А в вас она есть?

— Я не люблю грязь. Когда вижу мусор, молча начинаю убирать, иногда получается демонстративно. Бывает, что у меня в домашнем кабинете творческий беспорядок и я не могу ничего делать, пока всё не уберу, не вымою и не протру.

Юрист из деревни

— Это в 90-е годы профессия юриста стала безумно популярной. А в 70-е вряд ли желающих стать законниками было много. Почему вы выбрали именно юриспруденцию?

— Когда учился в старших классах, честно говоря, я метался и не знал, куда поступать. Всё нравилось: история, физика, химия, английский язык.

Одно время я думал о карьере психолога. У меня было первое место на районной олимпиаде по математике, стабильно вторые, третьи места на областных олимпиадах по физике и химии. Все — мои преподаватели, директор школы — думали, что я буду поступать в Новосибирский университет на физический или математический факультет.

Но однажды мой дядя мне сказал, что есть такая профессия, в которой совмещается и психология, и математика, и логика, и история, — это правоведение. И я решил поступить на юридический факультет. Многие очень удивились.

— Ваше детство прошло в далёком амурском селе Архара. Почему вы переехали в Иркутскую область? Ближе не было юридических факультетов?

— Тогда было мало юридических факультетов в стране. Ближайший очный — во Владивостоке. Но это был закрытый город. Я отправил запрос на пропуск и не получил никакого ответа. Ждать не мог. Нашёл по карте ближайший город, где есть юридический факультет с очной формой обучения. Это оказался Иркутск. Мать в слёзы: «Ты куда поехал? У нас же никого нет! — говорит. — Всё равно не поступишь, только время потеряешь». А я упёрся, купил билет на поезд «Россия», сел и поехал.

— Тяжело было парню из деревни пробиваться в городе, да ещё и учась на «элитном» факультете?

— (Улыбается). Про таких говорят: «Их всё топчешь, топчешь, а они как трава из-под асфальта — пробиваются». Мне всегда приходилось пробиваться самому.

Почти всю абитуру просидел в Белом доме. Друзей у меня не было, заняться нечем, развлекаться не с кем, и я просиживал в читальном зале с утра и до позднего вечера.

— Учились вы так же, как и готовились к экзаменам, — круглые сутки, никаких друзей и развлечений?

— Со второго курса, когда занялся наукой, я уже был на свободном графике. У меня были свои спецкурсы, которых не было у других. Писал научные работы, ездил на конференции. Я ходил на все семинары и на те лекции, которые мне казались интересными. Первый курс очень тяжело было учиться — казалось, что я тупой, речью не владею. У нас была очень нужная дисциплина: культура письменной и устной речи юриста.

Хитрый аспирант

— Вы собирались остаться в Иркутске?

— После окончания я по распределению должен был попасть в аспирантуру МГУ. Но меня туда не пустили. На кафедре несколько человек уволилось, один преподаватель умер, работать было некому. Меня не отпустили в аспирантуру, сказав, что защититься я ещё успею. Отказаться было нельзя, и пришлось остаться. Но я хотел учиться в очной аспирантуре. Даже тему диссертации заранее выбрал. Поэтому взял отпуск за свой счёт и поехал в Свердловский юридический институт — он один из сильнейших в стране. Пришёл к профессору Демьяну Николаевичу Бахраху — тогда он был светилом в административном праве. Я ему сказал: «Хочу писать у вас диссертацию». Он мне ответил: «Позвольте, молодой человек, сначала расскажите, кто вы есть, а потом мы обсудим вашу тему» — и отправил сдавать экзамены. Я все сдал и поступил в аспирантуру. Вернулся в Иркутск и поставил всех перед фактом. Меня невозможно было остановить.

В 1989 году защитился. Шеф мне предлагал немного поработать в Иркутске, а потом вернуться. Обещал дать кафедру, помочь решить вопрос с квартирой. Мне очень нравился Свердловский юридический институт, его коллектив. У нас на кафедре, например, доцентом был Юрий Ильич Скуратов (в будущем — Генеральный прокурор России. — «Конкурент»). Мы с ним вместе, также с коллегами по кафедре по разнарядке ходили в овощехранилище, перебирали гнилой лук, травили анекдоты. Если бы мне тогда сказали, что он будет Генеральным прокурором, я бы никогда не поверил.

Мысли о ботинке

— Почему вы не вернулись?

— Я правда думал, что не задержусь надолго. Но вот проснулась «весна демократии», и все решили баллотироваться в депутаты. Уговорили и меня. Пошла почти вся наша кафедра. Сергей Иванович Шишкин (профессор ИГУ, экс-спикер Законодательного собрания Иркутской области. — «Конкурент») — это он всех взбаламутил — избирался в Верховный Совет РСФСР. Я — в областной Совет. Один из наших преподавателей — в городской. Честно говоря, не думал, что меня изберут. Но в марте 1990 года я стал депутатом.

— Как получилось, что в тридцать лет вы стали зампредседателя облсовета?

— Я никогда не думал, что буду работать в «сером доме». Я его воспринимал как нечто отстранённое, высокое, державное, недоступное, страшно далёкое от нас, простых людей. Но после избрания я участвовал в подготовке регламента первой сессии. В это время шла постоянная борьба между коммунистами и демократами. А меня политика не очень интересовала. Я просто делал всё в соответствии с правовыми нормами. И вот началась сессия, избрали председателем первого секретаря обкома партии Владимира Ивановича Потапова. Объявили перерыв для консультаций по кандидатурам заместителя. Я пошёл прогуляться, возвращаюсь через два часа, а меня все ищут, говорят, что Потапов вызывает. Захожу в его кабинет. Сбоку стоят старинные часы (они там до сих пор стоят). Вдали, за столом, сидит очень важный государственный человек. Над ним портрет Ленина. Он мне говорит, что поступили предложения избрать на должность заместителя несколько кандидатур, в том числе называет и мою. «Вы согласитесь, если я вас выдвину?» — говорит он. Я ему: «Я ещё слишком молод. Решайте сами».

На сессии Потапов предложил мою кандидатуру. Я встал, мне все говорят: «Иди к трибуне». Иду, а у меня только одна мысль: как бы кто не увидел, что у меня подошва на туфле отклеилась. У меня были старые туфли, денег на новые не было. Иду и думаю: «Господи, иду на такую высокую трибуну, как бы кто не увидел. Как мне купить новые туфли?».

— Никто не заметил?

— Нет. Через три дня меня начали проверять на прочность. Сняли с кабинета табличку с моим именем. Устроили «разбор полётов», повесили обратно и извинились.

На своей стороне

— Во время путча 1991 года вы оказались и.о. председателя облсовета. На чьей стороне вы были?

— В июне 1991 года Потапов ушёл. Я был молод и не рассматривался как претендент на его должность. Пока шли консультации, меня избрали исполняющим обязанности. И тут 19 августа начался переворот.

Мы обо всём узнали утром на планёрке. Я наших юристов попросил проверить документы ГКЧП на соответствие их Конституции. Мы встретились с председателем обл-исполкома Юрием Абрамовичем Ножиковым. И пришли к выводу, что ГКЧП действует неконституционно и мы его не будем поддерживать. Ножиков тогда меня спросил: «Ты понимаешь, что если у них всё получится, нам свернут головы?». Я сказал, что понимаю. Но мне кажется, что на самом деле по молодости не понимал и страха не чувствовал.

А в обед показали пресс-конференцию руководства комитета. У них руки тряслись. Стало понятно, что это точно не диктаторы. Поэтому никакого героизма в наших действиях не было — практически с самого начала было ясно, что гэкачеписты проиграют, — просто мы действовали в соответствии с Конституцией.

Здравомыслие в хаосе

— Меня всегда интересовало, как вы оказались в Белом доме в 1993 году?

— Мы не поддерживали ни президента Бориса Ельцина, ни Верховный Совет. Иркутская область была сторонницей так называемого «нулевого» варианта — перевыборов и президента, и Верховного Совета. Но на самом деле в Москве шла обыкновенная драка за власть и такие компромиссы сторонами не воспринимались.

Представители регионов сидели в здании Конституционного суда и пытались примирить конфликтующие стороны. А наутро 3 октября начался расстрел Белого дома. Мы заходим, а судьи сидят и смотрят по телевизору, как танки стреляют в здание парламента. Настроение было паскудное. Решили попытаться организовать переговоры. Не нашли белый флаг. Решили белую штору сорвать с окна. Вбежал завхоз, кричит, что это государственное имущество. Мы ему: «Тут государственный строй рушится, а вы про имущество!». И Руслан Аушев (бывший президент Ингушетии. — «Конкурент») достал портмоне и отсчитал ему деньги за штору. Всего нас было 12 человек, когда мы пришли к Белому дому. Нашли древко для флага. Разрешили пройти только Аушеву и Кирсану Илюмжинову (президент Калмыкии. — «Конкурент»). Аушев, когда выходил обратно, вынес ребёнка. А толпа бросилась к нему с криками, что это хасбулатовцы выходят.

Это был хаос. Танк стреляет, половина толпы орёт «ууу», радуется и в ладоши хлопает, а другая половина тоже кричит «ууу» и в гневе кулаками машет. Мы шли от Белого дома пешком. Навстречу из района американского посольства выехал лимузин с Грачёвым. Из всех окошек пистолеты и автоматы торчат. У телохранителей пальцы на спусковых крючках. Мы идём и думаем, что если сейчас на кочке машину подбросит и кто-то нажмёт на курок, нас всех положат и даже разбираться потом не станут.

Когда я вечером пришёл в номер, рубашка у меня была мокрая…

— Это же страшно, когда рушатся все основы государства, когда всё сыпется на глазах и обращается в хаос?

— Конечно. Особенно, когда ты пытаешься всех успокоить, а они не хотят тебя слушать.

— Вы не разочаровались в наших государственных мужах, которые упираются лбами и ведут себя как мальчишки, вместо того чтобы вести себя как взрослые люди?

— Было разочарование в конкретных людях. В государстве и в стране — не было. Я был свидетелем очень неприятных вещей.

Передышка

— У вас не появилось желание покинуть политику и продолжить юридическую карьеру?

— Сразу после этого — нет. Я не стал снова избираться в 1994 году. Как-то всё сразу накопилось. Сначала путч, потом расстрел Белого дома. А в 1993 году я потерпел ещё и политическое поражение. В конце 93-го были выборы в Совет Федерации и в Государственную Думу. И я допустил ошибку — пошёл по двухмандатному округу в Совет Федерации. Ножиков предупреждал, что у меня больше шансов в Иркутске, что я могу пройти в Госдуму. Так и получилось — в городе я выиграл, а по области проиграл. Проиграл, потому что силы недооценил. А потом ещё и спина начала сильно болеть. В 93-м году ушиб позвоночник, не обратил на это внимания и дошёл до того, что с костылём ходил. Причём, что интересно, этот костыль мне ещё в 90-м году подарил в Китае один монах. Я его не хотел брать, а он на чистейшем русском языке сказал: «Возьмите! Он вам понадобится в трудную минуту». Представляете, понадобился!

— У вас не возникает ощущение, что тогда некая сила жёстко вывела вас с политического поля?

— Может быть.

Книжка на ночь

— Вы, правда, читаете перед сном избирательные законы?

— Читаю иногда. Бывает, что приносишь с работы какие-то дела, и почему бы не открыть их перед сном и не прочитать снова?

— Вам заседания комиссии не снятся?

— Нет. «Серый дом» мне тоже не снится.

— Когда вы в последний раз отдыхали в выходные?

— Не помню.

— В Новый год?

— Отдыхал. Второго работал дома, а с третьего уже избирательная комиссия вышла на работу.

— Вы не боитесь, что вот так жизнь пройдёт, а у вас кроме работы ничего и не было?

— А что ещё должно быть, кроме работы?

— Развлечения, например, общение с друзьями.

— Можно интересную книгу прочитать. Я недавно всего Акунина одолел.

— А вам фильмы понравились, которые по нему сняли?

— «Турецкий гамбит» понравился. А «Статский советник» не очень. Я Фандорина себе не таким представлял. Мне трудно описать, каким я его себе представлял, но в «Турецком гамбите» он мне ближе.

Простая семья

— Ваша жена — тоже юрист, а почему сын не пошёл по вашим стопам?

— Семья у меня простая…

— Простая семья простого председателя избирательной комиссии?

— Да, жена Марина Викторовна преподаёт трудовое право. Сын Яник учится на первом курсе сибирско-американского факультета. Я надеялся, что пойдёт по моим стопам, но он поступил на специальность «информационные технологии». Это было его решение. Я не настаивал. Он, наверное, чтобы не сильно меня расстраивать, сказал, что второе образование получит юридическое и будет заниматься информационным правом. Но это, должно быть, какая-то дипломатия (хитро улыбается).

— Когда вы познакомились со своей женой?

— В студенчестве. Она училась на химфаке. Жили в общежитии рядом. Естественно, общались. Мы ходили к девчонкам чай пить.

Она закончила химфак, а потом пошла на юридический. Она сама поступила, училась и закончила. Ей интересно было заниматься трудовым правом. Я ей говорил: «И зачем ты туда пошла?». Она мне отвечала: «Чтобы с тобой на одном уровне разговаривать».

— Получилось?

— Да. Она хорошо знает трудовое право, специализируется на нём. Я постоянно с ней консультируюсь.

— Чем вы обычно занимаетесь дома?

— Телевизор иногда смотрим. Новостные программы. Интересные передачи.

Плывущий не по фарватеру

— Почему вы вернулись в политику в 1996 году? Почему решили баллотироваться в депутаты Законодательного собрания?

— Это, наверное, как в спорте. Не хочется свыкаться с поражением. Я решил снова попробовать свои силы и доказать, что я не побеждён. И в 1996 году я стал снова депутатом. Но проработал всего год. Ножиков меня попросил перейти в областную избирательную комиссию. Я долго не соглашался. И в какой-то момент он признался, что собирается уйти и за его место будет большая драка. Нужно, чтобы в избирательной комиссии был юрист, человек со стержнем, который не даст её сломать.

— В прошлом году на сессии Заксобрания, когда утверждалась дата референдума, вы единственный из всех предложили серьёзно подумать, сможем ли мы его провести и готовы ли региональные власти взять на себя ответственность за его результаты. Не страшно при всеобщем «одобрямс» выходить и говорить, что не всё так хорошо?

— Это неприятно делать. Но иногда опасно быть и в фарватере событий — может далеко занести. Я тогда просто высказывал свою позицию. Но когда решение принято, его надо исполнять, чем и занимается сейчас облизбирком.

Мне кажется, что всегда проще придерживаться закона. На нас неоднократно пытались давить. Особенно в 2000 году (тогда прошли выборы в Законодательное собрание и в преддверии выборов губернатора началась борьба между главой региона Борисом Говориным и «энергетической оппозицией» — менеджментом ОАО «Иркутскэнерго» за влияние в региональном парламенте и за место его спикера. Из-за конфликта законодатели не могли избрать своего председателя почти полгода. — «Конкурент»). Одна из сторон решила выбить депутатов-оппонентов, признав результаты выборов в их округах недействительными. На нас пытались давить. Я тогда членам комиссии сказал, что если они меня не сдадут и не переизберут, то мы выдержим, а если подчинятся чужой воле, то так дальше об облизбирком и будут все ноги вытирать. Мы отбились. Потому что если тебя один раз сломают, ты будешь всю жизнь ползать и пресмыкаться.

— Цена не велика за такую неуступчивость? Это же очень тяжело — постоянно находиться под давлением.

— Ну, если ты такой слабенький, то иди домой, ложись на диван, пей чай и критикуй всех.

Фото Дмитрия ДМИТРИЕВА

Биографическая справка

ИГНАТЕНКО Виктор Васильевич родился в 1959 году в посёлке Архара Амурской области. В 1981 году закончил юридический факультет Иркутского госуниверситета по специальности «правоведение». Доктор юридических наук.

В 1989 году закончил аспирантуру Свердловского юридического института. С 1990 по 1991 год — заместитель председателя Иркутского областного Совета народных депутатов. С 1991 по 1994 — председатель Иркутского областного Совета народных депутатов. С 1997 года — председатель избирательной комиссии Иркутской области.