Согласился не раздумывая

— Виктор, чем объяснить ваше возвращение в театр, с которым вы давно распрощались?

— Театр Ленсовета не чужой для меня. Здесь работают мои друзья, товарищи, моя любимая. Удивительно… В этой гримёрке я сидел ещё в 1979 году, тут до сих пор висит фотография Чарли Чаплина, которую я повесил, и мои крючки для одежды… Прошло 17 лет с тех пор, как я ушёл. Сейчас смеюсь, напевая: «Где мои 17 лет?». Вдруг поступило предложение от Владислава Борисовича Пази: есть роль Йоргена Тесмана в пьесе Ибсена «Гедда Габлер». Согласился не раздумывая. Актёрам не так много доводится играть классики, а стремление к ней есть всегда. Не верю, что не стоит возвращаться туда, где тебе было хорошо. И ещё. Я пришёл не тем наивным мальчиком, что был раньше, всё-таки уже что-то в жизни наиграл. Спектакль сложный, это драма, роль трагическая. Мне интересно. Но тяжело…

— Тяжело, потому что давно не играли на театральной сцене?

— Нет, не поэтому. Здесь драматургия высокого уровня. Она основана на детективе, но говорит о высоких чувствах, страданиях людей. Другое время, другой язык, другие отношения. В истории театра было несколько попыток поставить эту пьесу. МХАТ в начале XX века сделал это. Писали, что роль Йоргена Тесмана гениально играл Москвин. Я не Москвин, но стыдно играть плохо, хотелось бы сделать это красиво. На период репетиций отказался от съёмок, несмотря на то, что зарплата в театре по сравнению с кино очень маленькая. В принципе, нормальный актёр, стоя на улице, у церкви или в метро, мог бы зарабатывать намного больше, но душа его в театре, поэтому он не идёт ни попрошайничать, ни воровать, ни подрабатывать риэлтером, обманывая людей на продаже квартир.

— Недавно я видела одного петербургского актёра, играющего не последние роли в знаменитом театре, предлагающего пассажирам в метро купить карту города. Так он подрабатывает днём…

— Однажды я три месяца работал в Финляндии. Каждые субботу и воскресенье мы играли спектакль «Записки сумасшедшего». Но это нас не кормило, поэтому я ежедневно по восемь часов клеил багетные рамки. Весь город (Лахти совсем небольшой) знал, что я актёр. Если у нас днём буду клеить рамки, а вечером играть в театре, никто не поверит, что я актёр, станут говорить: «Да ну, этот рамочник, самодеятельность…» Чтобы что-то хорошо сыграть, ты должен не одну пару брюк износить на репетициях и не одну пару ботинок порвать. На пустом месте ничего не бывает. Это иллюзия, что за два месяца можно любого выучить, «как стать звездой». Ну, так и будешь плохо петь в мюзикле. За два месяца можно научить зайца стучать на барабане или медведя — танцевать. Актёр же — это профессия. Нашего брата часто упрекают в том, что мы снимаемся в рекламе. Но это ведь наша профессия — что-то изображать. Нет такой работы, где я бы не затрачивался. Даже в сотый раз выходя на концерт, на встречу со зрителями, волнуюсь. Бывает ли мне когда-нибудь стыдно? Да, бывает. Не за себя, не за то, что делаю, а за то, что люди пишут слабые, глупые тексты, сценарии.

Возвращаясь к вашему вопросу о том, что я давно не играл на театральной сцене, отвечу: играл. После Театра Ленсовета работал в Театре комедии имени Акимова, Ленконцерте (Театре миниатюр), в «Комедиантах», «Приюте комедианта» (в последнем театре был хороший спектакль «Требуется старый клоун»), играл в Финляндии. Ещё был «Левша», антреприза совместно с Петербургским мюзик-холлом, её ставила в 2004 году режиссёр Полина Белинская, моя жена. Думаем восстановить этот спектакль и ещё поиграть.

— Полина — режиссёр спектакля «Гедда Габлер». Как вам с ней работается?

— Она строгая. На репетициях называю её Полиной Анатольевной, хотя я старше на 24 года. Режиссёр взрослеет быстрее, чем актёр. Полина, как умный режиссёр, утешает меня, если что-то не получается.

— Вы как-то сказали, что два актёра в семье — перебор. Тяжело. А как уживаются мужчина-актёр и женщина-режиссёр?

— Хорошо уживаются, тут нет гонки и состязания. Режиссёр — он с большим пониманием, с меньшим спортивным интересом. Если в семье два актёра, то кто-то из них должен становиться главным, «режиссёром», а это неправильно. Полину может раздражать, что я готовлю суп четыре часа. Режиссёр — это хороший повар, который точно знает калькуляцию. А актёр — увлекающийся человек.

— Дома работа продолжается?

— Ой, так устаёшь иногда от этого! Бывает, в два часа ночи она начинает рассказывать, что у нас в спектакле неправильно, не так…

— Вас познакомила работа?

— Да. Мы готовили спектакль «Месье Амедей», репетировали в пансионате «Дюны», продюсеры позволили нам совмещать работу с отдыхом. Было лето. Залив, шашлыки…

Для Рогожкина готов и нос подрастить!

— После «Кукушки» на вас посыпались премии, просьбы об интервью. Наверное, обрушился и шквал предложений в кино, театре?

— Что вы! У нас другой менталитет. Премии, интервью — да. А роли… Пять лет после «Кузьмича» и год после «Кукушки» никаких предложений не было. Я не умею ходить и просить. Состоял в агентстве «Макс» на «Мосфильме», там человек 300 кроме меня. За четыре года ни одной роли мне не нашли, сказали, что не занимаются поиском работы для актёров. Непонятно только, за что они тогда берут себе проценты.

— Виктор, а в кино мы вас не скоро увидим?

— В марте должен выйти фильм Марины Мигуновой «Граф Монтенегро» (он снят на студии Валерия Тодоровского). Я сыграл там братьев-близнецов: священника и афериста. Это романтическая, авантюрная, комедийная картина. Как «Невероятные приключения итальянцев в России». В таком жанре у нас давно не снимали. «Экологически чистое» кино, где есть любовь, приключения, погони и нет, в отличие от многих других фильмов, неприкрытого уродства человеческого, грубых слов. Ещё снялся в главной роли учителя Пенька в фильме Ольги и Владимира Басовых «Никогда не разговаривайте с неизвестным».

Есть у нас с Полиной заветная мечта — поставить фильм «Последний Дон Кихот». Мы вместе пишем сценарий, уже года три периодически придумываем сцены.

— Когда-то вы мечтали о роли Коровьева?

— Да, и написал письмо Элему Климову, он хотел снимать фильм «Мастер и Маргарита» в Израиле: прошу попробовать меня на роль Коровьева. Через несколько дней получил правительственную телеграмму (Климов тогда был первым секретарём Союза кинематографистов): «Уважаемый Виктор Николаевич! К сожалению, Элем Германович в ближайшее время не будет заниматься фильмом «Мастер и Маргарита». С уважением второй секретарь Союза…» Помню, ходил по студии и всем её показывал.

— А в нынешнюю постановку вас не звали? Имею в виду сериал Бортко…

— Не звали. И я бы не пошёл в эту постановку. Однажды я встречался с Бортко. Он очень сложный человек, жёсткий, не уважает актёров, кричит на них. Такое произведение, на мой взгляд, должен снимать человек, любящий людей. Лучшая же работа Бортко — «Бандитский Петербург». Я смотрю и поражаюсь: какие злодеи! А злодеев-то как раз и снимают те, кто не любит людей, тогда и получаются настоящие злодеи злодеичи.

Я снимался у Бортко в «Афганском изломе». У меня там была маленькая роль капитана. Накануне съёмок он посмотрел на нас с Андреем Краско, сказал, что с причёсками всё в порядке, а вот усы надо сбрить. Я рассказал, что снимаюсь в другом фильме и усы сбрить не могу. Андрей же сбрил. Утром я пришёл гримироваться, вдруг входит Бортко, наорал на гримёров: «Почему у Бычкова длинные волосы?» И ушёл. Я был так обескуражен! Меня подстригли, и потом, кстати, на другой картине у меня были проблемы из-за этого. Сижу расстроенный. И тут мне говорят: «Да не обижайся! У них вчера был «сотый кадр», он выпил, сейчас опохмелится, придёт и всё забудет». Он пришёл и вправду забыл про волосы… Вот такая история. Позже мне рассказывали, что, когда Бортко снимал «Бандитский Петербург», кто-то посоветовал ему пригласить меня на роль, дескать, замечательно сыграет Бычков, а он возразил: «Да ну, это же Кузьмич!». На что я подумал: «Ну тогда ты просто Бортко!»

Есть режиссёры, у которых я никогда не буду сниматься. Их не так много. Я видел их кино, работал с ними. Никогда больше не буду работать и с Месхиевым, у которого снялся в трёх картинах. Он тоже не любит людей, пользуется ими. А я не хочу быть «туалетной бумагой». Никогда не пойду к Дмитрию Светозарову. Зато как приятно встретиться с Рогожкиным, Хотиненко, Бутурлиным, Джаником Файзиевым! К сожалению, ушли из жизни Титов, Трегубович, Аристов… Помню, как снимался у Трегубовича в фильме «Хмель». А как Саша Рогожкин отстаивал, чтобы мы с Вилле Хаапсало снимались в «Кукушке»!

— Рогожкин стал вашим «крёстным отцом» в кино?

— Да. Но самым первым режиссёром, с которым я встретился в кино, был Леонид Менакер. Это был его фильм «Последний побег», я играл в эпизоде какого-то призывника, мы пели песню «Не плачь, девчонка…». И, понимая, что нас не вызовут на озвучание, мы, всей компанией, сделали там свистки… А потом Рогожкин снимал свой первый фильм «Ради нескольких строчек…», где я впервые с ним работал, сыграл немецкого егеря.

С Менакером я позже встречался в фильме «Последняя дорога», где играл Ивана — слугу Пушкина, а ещё снялся в эпизоде в его картине «Собачий пир». Чудесный человек Леонид Исаакович! Сейчас он не снимает, а жаль, учит студентов, и его ученики уже снимают фильмы.

Каждого хорошего режиссёра с благодарностью вспоминаешь и носишь в своём сердце. Скажем, Виктор Титов. Как я на него когда-то был обижен! Десять дней ждал выхода на площадку в фильме «Дитя», где я должен был только сказать: «Там атамановцы наступают!» Крохотный эпизод был мал для моего таланта, и я увеличил свою роль. Титов остановил репетицию, подошёл ко мне и сказал: «Витя, этот фильм не про тебя!». Помню, я обиделся и переживал так, что у меня даже язва открылась. Как же так можно говорить актёру? Но прошло время, и я благодарен ему за эти слова. Актёр должен быть функциональным. Никто не приглашал тебя играть Гамлета, ты должен сыграть казака, так сыграй его честно. Так что встреча с хорошим режиссёром — это память, моменты воспитания, обучения. А кровососы, вампиры мне не интересны.

— Специально на вас писали роли, сценарии?

— Было такое. Одних «Витьков» у меня под два десятка! Случалось, что ролей не было, а режиссёр говорил: «Ты — мой талисман, сыграй, а?». Бывали моменты, когда переделывали готовый сценарий, что, на самом деле, даже труднее. Рогожкин писал Кузьмича на меня. Надо было только отрастить бороду. И я за два месяца это сделал. Дело в том, что раньше я никогда бороды не носил. Если бы он сказал, что надо отрастить нос подлиннее, я бы постарался и в этом. (Смеется).

На «Кузьмиче» просто зарабатывают деньги

— Виктор, ваше имя часто появляется в прессе в связи с судебными разбирательствами. С кем и почему вы судитесь?

— Только с теми людьми, которые меня лично оскорбили — и не раз, да ещё и издеваются. Имею в виду издательский дом «Собеседник». В 2001 году я увидел сборник сканвордов «Кузьмич». Позвонил в редакцию: «Простите, а вы не хотели меня спросить?». В ответ меня просто послали. Я нашёл юриста, это была молодая девушка. Они и её послали. Тогда я обратился к более опытному юристу. В это же время узнал из Интернета, что разные люди без всякого разрешения зарегистрировали на себя тот образ, который придумал Рогожкин и воплотил Бычков, и получают за это деньги. Мне стало обидно. Я очень много денег истратил из своих, кровно заработанных, на все эти разбирательства. В какой-то момент я решил, что не хочу терпеть этого хамства. Они считают себя бизнесменами (этот журнал заработал больше шести миллионов долларов!). Для того, чтобы затягивать судебное разбирательство, они потратили 50 тысяч долларов, чтобы и судья сказал наконец: «Я аннулирую дело». Потом выяснилось, что судья был не прав, но они заплатили… Сначала они проиграли 1 миллион рублей. Потом (после указа правительства) он превратился в 100 тысяч. Так они полтора года не хотят их выплатить. Мало того, ещё и издеваются: выпустили журнал с теми же карикатурами, теми же буквами написали уже не «Кузьмич», а «Кузькин» (а исходные данные Кузьмича!). Чтобы не раздражать Виктора Бычкова, изображённого в журнале, они не продают его в Петербурге. Я был на съёмках в Москве и Геленджике и увидел этот сборник в продаже.

Ну почему было не спросить: «Старик, можно, мы будем выпускать такой-то журнал?». Ко мне обращаются люди с просьбой: «Вы не могли бы выступить для ветеранов, инвалидов, больных детей?». Конечно! Это надо. Про какие деньги я буду говорить?! Или приходит человек: «Я открываю кафе. Знаете, придут люди, я включу фильм «Особенности…». Не могли бы вы мне фотографию подписать?». Конечно, подпишу.

У меня есть мечта: поставить памятник актёрам, ушедшим из жизни. Но для этого нужны деньги. Есть люди, которые нечестно зарабатывают на мне, я хочу заставить их отдать деньги и поставить на них памятник, но пока не получается.

— А вот ещё история из петербургских газет. «Виктор Бычков устроил скандал, увидев в одной из галерей Петербурга восковую фигуру своего персонажа. Актёр угрожает судом организаторам выставки, а публика стремится полюбоваться на воскового Кузьмича».

— Всё это неправда. Я вообще туда не ходил. Мне позвонили и спросили, как я отношусь к тому, что появился восковой Кузьмич. Только и всего. Года три или четыре назад один знакомый актёр попросил фотографии у Семёна Стругачева, Лёши Булдакова, меня, я дал, так он их мне до сих пор не вернул. Наверное, по ним и сделали эти фигуры, не спрашивая, хотим мы этого или нет. Кстати, говорят, что они плохого качества и мы не похожи на себя. На этом просто кто-то зарабатывает деньги. По большому счёту, пускай, ведь это не очень богатые люди, они как-то пытаются прожить. Но есть и другие примеры. В одном петербургском ресторане тоже «мы» стоим. В какой-то момент я возмутился: «Ребята, ну зачем вы?..» А они мне: «Да ты приходи к нам, будешь бесплатно раз в месяц обедать». Что я, такой нищий?

— Есть кафе, турбазы с названием «Кузьмич», продукты. Водка, к слову…

— Есть. Водка — это отдельный разговор. Единственное, на что спросили у меня разрешение. Был момент, когда я сидел без работы, не на что было кормить детей, маму, а она уже болела… ЗАО «Веда» предложило мне стать «лицом» водки «Кузьмич», и я согласился. Кстати, теперь у неё пять золотых медалей. Об актёре забывают, когда он не мелькает, не снимается. К сожалению, на игрушки меня не звали (есть ведь кукла «Юрий Никулин»), а хотелось бы…

Фото Владимира БЕРТОВА