Мотопарапланеристы — убийцы

Зато большую тревогу вызывает состояние популяций некоторых копытных. Ежегодные весенние оценки их послепромысловой численности по методике ЗМУ (зимний маршрутный учёт) удручают. Общеобластное стадо лосей уменьшилось с 2000 по 2005 г. на 13,4 тыс. голов, изюбрей — на 2,2 тыс., косулей — на 2,4 тыс., кабарги — аж на 5,3 тыс. И это при том, что общая численность каждого из этих видов не так уж и велика. Например, лосей осталось 39,2, изюбрей — 27,1 тыс. особей.

Однако есть кое-где очаги стабильности. Иркутский район — один из них. Здесь, несмотря на сильный пресс со стороны человека, немало изюбрей. В основном благодаря их постоянной миграции из других мест.

— Зверь этот умный, понятливый, — говорит руководитель районной службы охотнадзора Валерий Загоскин. — Когда идёт по дороге машина, он прячется за дерево. Пройдёт автомобиль — снова выходит пастись. Но браконьеры используют такие варварские и изощрённые способы охоты, что зверь просто обречён. Например, мотопараплан.

Охотинспекторам Иркутского района удалось как-то зимой засечь один такой летательный аппарат над истоком речки Экорлик. Мотопарапланерист сделал 25 выстрелов. Сколько убил и ранил, было неизвестно. Охотнадзору сообщили о воздушном браконьере местные охотники-промысловики с опозданием. Когда лесные стражи порядка прибыли на место, то обнаружили лишь кровавые следы, где разделывали туши изюбрей.

Мотопарапланеристы незаконно, без лицензий промышляют и в других районах области — Ольхонском, Черемховском. Это настоящие двуногие крылатые хищники, взявшие на вооружение техпрогресс. Они зависают над лосем или изюбрем внезапно. Шум от небольшого моторчика в заплечном ранце животных не спугивает. Он не громкий, они его не боятся, не убегают.

Воздушный браконьер управляет парашютом с помощью ног, а в руках держит карабин. За один вылет может убить 5 — 10 зверей. Ведёт себя как волк, ворвавшийся в стадо беззащитных баранов. Порой настреляет животных столько, что вывезти всех из тайги его сообщники не в силах. Отрежут самое ценное, а остальное бросят.

Двуногий воздушный волк, конечно, сам дичь не подбирает. У него есть современные навигационные приборы, с помощью которых в местах, где добыл зверя, он ставит маячок. Остальное — дело техники. Сообщники подъезжают на «Буране» или «Ниве» с колёсами высокой проходимости, разделывают и увозят добычу. В таких браконьерских бандах обычно не менее трёх человек: мотопарапланерист-стрелок, раздельщик туш и шофёр.

Иногда браконьерничают и с вертолётов. Такие случаи были зафиксированы в Иркутском и Зиминском районах, в Усть-Ордынском округе. Чьи «вертушки» — не узнаешь. Номера заклеены. Этот способ добычи диких животных — самый лёгкий. Зверя не надо выслеживать, тропить, учиться охотничьему мастерству.

— Они не охотники, — презрительно отозвался о мотопарапланеристах-браконьерах Валерий Загоскин. — Они просто убийцы. Им и мясо-то порой не нужно.

Найти таких мотопарапланеристов охотнадзор пытался не раз. Но безуспешно. На месте преступления застукать не удаётся, вертолёта у охотнадзора нет, а по косвенным свидетельствам доказать их вину сложно.

— В милицию за помощью обращались? — спрашиваю Загоскина. — Ведь все мотопарапланы должны быть на учёте. Как и «Нивы».

— Обращались, но что толку. Сотрудники милиции сами нередко являются правонарушителями. Поговорите с нашим охотинспектором Сергеем Минхом. Он вам расскажет, как они с Максимом Гавришиным ловили начальника ОБЭП Иркутского РОВД Анатолия Третьякова и его напарника по браконьерству — работника национального Прибайкальского парка Николая Сигаева.

Охота с фарой

Нынче, когда кому-то хотят «пожелать» трудной жизни, говорят: «Чтоб ты жил в эпоху реформ». В результате многоярусных преобразований, в том числе в Россельхознадзоре, куда входит и служба охотинспекторов, последние остались без табельного оружия, лёгких бронежилетов, спутниковой связи и других спецсредств. А также без форменного обмундирования, эмблем, нагрудных знаков и знаков различия. То есть государевы слуги теперь внешне ничем не отличаются от обычных граждан, забредших в лес. Атрибутика упразднённого с прошлого года Облохотуправления уже недействительна, а новой Москва пока не шлёт.

Вот и маются они. Останавливают браконьера, а тот в ответ: «Кто такие? Может, вы бандиты? По вам не видно». Впору кричать во время преследования: «Стой… удостоверение показывать буду». И смех, и грех, ей-богу. У нас ведь теперь даже кондукторы в троллейбусе и трамвае в форме ездят. И жетон у них, как положено, на груди.

Рядовые работники охотнадзора сетовали в разговорах со мной, что и с ГСМ большая напряжёнка. Все новогодние праздники, целых 10 дней, специалисты отдела охотнадзора по Иркутской области в тайгу не выезжали. Не было «горючки». А браконьеры в это время не дремали. У них-то всё есть. И ГСМ, и высокопроходимая техника, «Бураны», всепогодные «уазики», «Нивы»-снегоходы (болотоходы) с колёсами высотой чуть ли не в рост человека, приборы ночного видения, лазерные приборы, самое современное нарезное оружие с оптическим прицелом.

Мы встретились с Сергеем Минхом. Скромный, тихий парень. Но это только с виду. Действовал он 25 декабря прошлого года решительно. Так же, как и Максим Гавришин. Начальника ОБЭП Иркутского РОВД Анатолия Третьякова и работника национального Прибайкальского парка Николая Сигаева (кстати, уже задерживаемого до этого за подобные правонарушения) они «застукали» во время охоты с фарой в местечке между посёлками Малое и Большое Голоустное. Долго следовали на отдалении за их машиной с выключенным светом, чтобы те не заметили преследования. Наблюдали, как эти «труженики» государственных организаций шарили по склонам фарой, выискивая животных на ночной кормёжке.

В конце концов решили задержать, пока те зверя не убили. Ведь по закону браконьерская охота считается начатой не с момента первого выстрела в зверя, а с момента заезда в лес с фарой и огнестрельным оружием. Охота с фарой, ровно как и с мототранспорта, с любых летательных аппаратов, в России запрещена и уже по определению считается браконьерской. А у Третьякова к тому же не было никаких разрешительных документов на охоту. Как потом выяснилось.

— Мы догнали их и перегородили путь, — вспоминает Сергей Минх. — Наружные ручки в дверцах машины они предусмотрительно сняли ещё до охоты, чтобы в случае чего охотнадзор не смог их открыть. Максим представился, показал удостоверение, поскольку мы были в гражданской одежде — без нагрудных знаков и эмблем. Третьяков сам сидел за рулём. Дверцу открыл, но когда Максим потребовал выйти и предъявить документы на право охоты, стал жутко материться, угрожал своим табельным пистолетом, демонстративно держал руку в кармане. Хотел дверцу снова закрыть, но Максим не дал.

Сергей Минх сказал, что в этот момент по-настоящему боялся за Максима. (Браконьеры раньше уже стреляли в него). Особенно после того, как Третьяков выскочил из «уазика» и буквально набросился на охотинспектора. Сергей сделал в воздух предупредительный выстрел, а после того, как в руке Третьякова блеснул нож, второй. И тогда обэповец побежал в глубь леса. Попытался скрыться. Но Максим Гавришин его настиг, «уговорил» вернуться. А Сергей Минх караулил в это время работника национального парка, чтобы тот тоже не попытался сбежать.

Составили протокол задержания, но в суматохе допустили ошибку — не изъяли патроны от карабина Сигаева. Он ружьё по требованию охотинспекторов разрядил, а патроны сунул себе в карман. Они там у него и остались. Карабин, конечно, изъяли, но если нет патронов, нет и главного вещдока. К тому же в прокуратуре Иркутского района выдвинули против охотинспекторов отдела и другой довод: «Ваши люди не представились».

— Враньё! — возмущается Сергей Минх. — У меня на одежде был закреплён диктофон, весь разговор записан. Хотите послушать?

Слушаю. Максим Гавришин говорит: «Здравствуйте, охотнадзор… Ваше разрешение… Оружие опустите сюда… Сюда оружие!» А в ответ голос Третьякова: «Рот закрой, ты что …». И тирада грязных, смачных угроз.

В общем, Иркутская райпрокуратура в возбуждении уголовного дела против высокопоставленного «коллеги» отказала. И по факту браконьерства, и по факту противодействия и угроз в адрес служителей охотнадзора.

— У нас вообще такие «смешные» законы, которые позволяют даже не рассматривать дела о браконьерстве, если нет самого факта добычи зверя, — сказал с грустью Валерий Загоскин. — Ловим, как было, например, прошедшим летом в районе залива Бурдугуз на Иркутском водохранилище, браконьера (он ставил капканы), составляем протокол за нахождение в охотугодьях с полуавтоматическим ружьём, но без документов на право охоты. А в прокуратуре нам говорят, что протокол они не признают действительным.

— Почему?

— По их разумению, наличие трёх сотрудников охотнадзора против одного браконьера не принимается во внимание. Поскольку они заинтересованные лица. Надо, чтобы были понятые.

Тут уж пришёл черёд удивляться мне: откуда в лесу взять понятых?!

— Однако, несмотря на то, что Иркутская районная прокуратура возбудить уголовное дело против Третьякова и Сигаева отказалась, — продолжает Валерий Загоскин, — историю эту спускать на тормозах не собираемся. Административное правонарушение есть. Мы намерены доказать это в суде.

Противно, когда «государевы люди» браконьерничают, а мы, такие же «государевы слуги», вынуждены их задерживать, говорят охотинспектора. И я их хорошо понимаю. Общество в подобной ситуации не может полноценно развиваться. В такой «неправильной» обстановке трудно и диких животных защитить от истребления.

Михаил Яковлев, руководитель оперативной группы Иркутского областного охотнадзора, сетует, что в охоте с фарой участвуют не только милиционеры, но и высокопоставленные чиновники, для которых это просто забава. Развлекаясь, они оставляют в лесу много подранков, которые потом погибают. В результате репродуктивное ядро копытных оказалось подорванным. Особенно косулей. Эти факты не могут не удручать.

(Окончание в одном из ближайших номеров «ВСП»)