«Могу сыграть хоть бабуина!»

— Богдан Сильвестрович, у кого снимаетесь?

— Московский режиссёр Вадим Дубровицкий снимает сериал «Полонез Кречинского» по мотивам трилогии «Свадьба Кречинского», «Дело», «Смерть Тарелкина». Я играю Варавина. На «Мосфильме» мне предложили сыграть и Тараса Бульбу. А ещё москвичи планируют поставить «Бесы» Достоевского. Меня приглашают на роль Верховенского. Так что мне повезло: Сухово-Кобылин, Гоголь, Достоевский — согласитесь, хорошие киносценаристы. Начинаем работу с Кирой Муратовой. В её фильме «Ещё две истории» снимается Рената Литвинова. Меня прочат в герои-любовники.

— Было интересно увидеть вас с Валерием Золотухиным в новой «Убойной силе»…

— Я согласился только из-за того, что никогда не был в ЮАР. Если есть рай на земле, так это Кейптаун. Если бы мне даже предложили сыграть бабуина, я бы согласился, лишь бы поехать на мыс Доброй Надежды! Кстати, я видел бабуина. Он украл у второго оператора сумку, а там были паспорт и билет «нах Москау». Бедный парень чуть с ума не сошёл! Спугнуть зверюгу нельзя, в лес убежит — и всё пропало. И вдруг кто-то догадался подбросить ему в другую сторону шоколад. Начался такой артистический этюд! Зверь смотрит на нас, на свою добычу, на шоколад и размышляет: что выбрать? Что ценнее? В конце концов, оставил сумку, взял шоколад, развернул. Золотухин стонет: «Такая большая плитка! Я сам бы это съел!» Оператор рассказывал, что в Йоханнесбурге много этих обезьян. Он взял камеру и снимал. Потрясающие кадры! Как-то проснулся и видит: холодильник открыт, один бабуин вытаскивает из него продукты, а второй стоит на атасе у открытой двери. Подойти к ним нельзя. Они очень сильные, если ударят — могут убить. Если вы идёте с едой в руках, лучше её сразу бросить. Иначе бабуин её у вас вырвет да ещё и зацепит хорошенько. Пузо распорет, например.

— Что ещё было у вас в кино после «Своих» и «Водителя для Веры»?

— Вышел украинский фильм «Молитва за гетмана Мазепу». Спорный, но очень интересный… Я, когда снимался, был министром культуры Украины. Боже, как надо мной издевался режиссёр! (Смеётся). Там были сексуальные сцены, я — Мазепа, а Кочубеиху играла его жена. Он меня раздел. Знаете, в таком виде культуристы ходят: на попе шнурочек, как у женщины. Иду на съёмочную площадку, Юра комментирует: «Посмотрите на зад нашего министра культуры!» Но я не стеснялся… Кстати, это Юрий Ильенко, именно у него я впервые снялся в кино — в фильме «Белая птица с чёрной отметиной».

Ещё я сыграл в сериале «Взять Тарантину» у Романа Качанова, его в январе показали. Брежнева сыграл недавно у Тиграна Кеосаяна в фильме «Заяц над бездной». Кино уже видел, очень симпатичное! Премьера планируется на февраль.

Я уже всех генералов переиграл, всех гетманов. Кстати, пробовался на роль Брежнева у Снежкина… Когда-то Михаил Александрович Ульянов сыграл Жукова. И это амплуа стали использовать. Ульянов написал письмо нашему Леониду Осыке, снявшему «Тревожный месяц вересень», что хотел бы сыграть какого-нибудь забойщика свиней, «а то из фильма в фильм я — Жуков». Режиссёр ему ответил: «Да не нужен мне Жуков!». Понимаете, и такое бывает с артистами…

Я долго не соглашался на роль, хотя Кеосаян и говорил мне: «Это не тот Брежнев будет!» Хорошо, что я согласился! Это три дня из жизни молодого Брежнева. Его мечты. Он был красив, его любили женщины. Однажды убежал отдохнуть от суеты в Молдавию. Попадает в цыганский табор, в него влюбляется английская королева, он женится на ней. Она говорит ему: «Хай, Лёня!» А он ей: «Здравствуй, Лизонька. Ну как ты?» Ой, господи, прелесть, слёзы на глазах выступают… В картине всё есть: и юмор, и ирония, и драма, и трагедия человека. Но нет ничего документального. Создатели фильма даже решили назвать героя не «Брежнев», а «Бежнев», чтобы родственники Леонида Ильича не судили картину, не говорили, что там — плохо, а там — неправда. Я не очень похож на него. Правда, мне прицепили брови…

— А чего в фильме больше — симпатии к Брежневу или иронии над ним?

— Мы взяли сторону симпатии. Посмеяться, поиздеваться можно над каждым. Брежнев — фигура трагическая. Там есть такой текст: «У всех на виду, всем на потеху бегу к своей бездне! И, может быть, когда-нибудь добегу». И притча: почему заяц над бездной смеется? Потому что он свободен…

— Последние два года вы нарасхват!

— Да, пошёл на меня такой косяк. Думаю, что надо сниматься! Куй железо, пока…куй! Хотя от многого и отказался — от таких ролей, где нужно просто моё присутствие, где нет судьбы. Или опять генералы. В «Водителе для Веры» играю генерала, но там интересная судьба.

В актёрском деле кроме таланта, труда есть везение. Что в театре, что в кино. Другой артист будет рядом с тобой сидеть, готов задушить тебя: тебе везёт, ему — нет! Как в картах: повезёт мне в картах, а ему — в любви.

«Сильвестр Сталлоныч»

— Где вы были во время «оранжевой революции»?

— На гастролях в Минске со своим театром. Когда приехали, пошли на Майдан.

Если откровенно, это «оранжевое» — так здорово! Чисто духовно. Никто никого не обидел, слова грубого не сказал. Пьяных не было. Приезжали российские артисты. Максакова, Аронова подходили к палаткам, раздавали деньги студентам, детям. Серёжа Гармаш давал автографы прямо на оранжевых шарфах.

— Его на Украине после фильма «Свои» узнают?

— Не только после «Своих», он очень популярен, у нас ведь тоже сериалы идут — и «Каменская», и другие. Помню, мы с ним когда в «Своих» снимались, на псковской земле вместе, «лоб в лоб», читали Тараса Шевченко. Вся петербургская группа так на нас смотрела, особенно на Гармаша! Он хотя и с Украины, из-под Херсона, но давно уехал. Я-то в Киеве живу, занимаюсь украинским театром, поэзией Шевченко. После этих стихов я его «усыновил», звал не иначе, как «сынку» (а он меня — «батьку»). Группа, кстати, была замечательная. Я там самый старший был. Как духовный отец.

— Как вам работалось с молодым режиссёром Дмитрием Месхиевым?

— Очень хорошо. Он знал точно, чего хочет. Я с любым режиссёром могу работать, я его слушаю. Когда молодой был, влезал в конфликты. С годами понял: можно и без конфликтов сделать по-своему. Помню, в молодости я всё спорил с одним режиссёром: хочу, мол, вот так. Тот меня просто не переваривал! Потом я стал старше и думаю: я не согласен — внутренне, — но слушаю режиссёра: «О, да, конечно!» И делаю по-своему. Режиссёр из зала кричит: «Наконец-то ты понял, молодец!» (Улыбается). Зачем ссориться? Лучше поберечь энергию для чего-то другого.

Я приезжал к Месхиеву из Крыма, где снимали «Водителя для Веры». Там было 28 градусов, тепло, море, вино. А здесь — Псковщина, 6-7 градусов, болото, комары. Месхиев посмеивается: «Что, портвешок дают в Крыму, да?» Закурит Дмитрий Дмитриевич трубку: «Ну-ка посмотрим, как Сильвестр Сталлонович будет говнецо носить…» А у меня в жизни как-то удивительно получилось: я знаю хорошо и город, и деревню. Знаю, как вилы держать и навоз убирать. Месхиев: «Смотри-ка, голливудский артист Сталлонович, а знает!..»

— Откуда взялось такое прозвище?

— Я сам придумал. Для радости жизни. Правда, они думают, что сами это придумали. (Смеется). Замечательные ребята! Серёжа Гармаш, Костя Хабенский, молодой Евланов (просто потрясающий дебют!)… Дали мне этот автомат. Точнее, винчестер. Я его «винчестер юнайтед» называл… С детства боюсь винтовок. Это не моё. Видел, ещё ребёнком, убитых, повешенных, кровь видел, как отрывалась рука, нога… Помню, когда в армии служил, мы пошли на стрельбище, я отстрелялся и услышал: «Уберите рядового Ступку, а то он всех перестреляет!» И больше никто меня на стрельбище не брал. По-моему, человек и винтовка — это несовместимо. Чисто психологически.

На съёмках разные случаи были. Серёжка упал с мотоцикла, плечо сломал, был в гипсе. Несёт пулемёт, а тот весит 16 килограммов. Я переживал за него: «А ну переверни на другое плечо!» — «Да ничего, батьку!» Все одержимые были. И актрисы чудесные — Аня Михалкова, Наташа Суркова. Наташа специально для этого фильма на 20 с лишним килограммов поправилась. Говорила мне: «Да я не такая толстая на самом деле, Богдан Сильвестрович!»

Конечно, они молодые, другое поколение. Уже который фильм с Месхиевым снимали, все друзья. У них шутки свои. Пока я врубился в эти шутки… Всё больше в номере сидел, читал и фантазировал про свою роль. Хабенский говорил: «Первый раз сижу так близко с художественным руководителем театра!» (Смеётся). Мне очень понравилась одна традиция — её нет ни в Москве, ни в Киеве. Каждый цех отмечает (накрывает стол) 100 метров, 300, 500 и так далее: сначала режиссёрская группа, потом — операторская, после — художники, костюмеры, слесарный цех и в конце — актёры. Мы такое представление сделали! С плакатами, с песнями! Конечно, мат-перемат стоял! Я даже сам под конец научился… Нет, хорошо было! Главное — результат какой. Сейчас уже вспоминаешь это болото с улыбкой. Идём гуськом. Все по пояс в воде. Я хитрый, шагаю самым последним. «Ты что, Сталлоныч? Не пойдёшь?» — «Идите впереди. А я буду замыкающим». Думаю: господи! Это мне надо — простудиться?! Даже пожалел, что ввязался в эту историю. Оператор ещё посмеивается: «Надо было сценарий внимательно читать!» Потом картину взяли на Московский кинофестиваль. Благодаря Алану Паркеру, он сказал: «Я лет 8-10 подобных картин не видел». А после этого был международный кинофестиваль в Марокко. Мне редактор звонит: «Там Алан Паркер. И вы опять получили приз за лучшую мужскую роль!» А я даже с ним не знаком. Хочу познакомиться. (Улыбается).

Ступка — это святое!

— Богдан Сильвестрович, почему вы оставили министерский пост?

— Власть поменялась. Полтора года меня никто не трогал. Говорили: «Ступка — это святое». Я в то время играл Мазепу и ходил с длинными волосами, покрашенными в огненно-красный цвет. Пришёл в министерство, секретарша Людмила Ивановна в ужасе воскликнула: «О, господи!» А потом подошёл к Ющенко подписать какие-то документы, он был премьер-министром. Рядом — Ехануров, теперешний премьер-министр, тогда он был первым замом. И слышу: «Да-а, Юра, то, что могут короли, мы не можем!».

У нашего украинского драматурга Карпенко-Карого есть хорошее выражение: «Главное — не чин, главное — начинка». Так вот, начинка рода Сильвестра Ступки колоссальная. На Украине шутят: «Министерство — это маленькое (мини) стерство». Когда меня начали вызывать на ковёр, я понял, что надо выбирать: или — должность, или — творчество. Я хотел быть творческим чиновником. В самом начале назвал своё министерство «министерством обороны культуры». Бюджет, конечно, был очень маленьким. У Министерства обороны он был больше в 15-20 раз. Я предложил министру обороны: «Давайте на год поменяемся бюджетами!» Хотел показать, что можно сделать на те деньги и на наши. В ответ — смех.

В общем, меня никто не трогал. Как когда-то Щербицкий, Генеральный секретарь ЦК Компартии Украины, оберегал тренера Лобановского. Сегодня вы нормальный журналист, или артист, или тренер, а завтра вдруг вас назначили на должность министра. Моментально вы становитесь… плохим. Мальчиком для битья. На Лобановского, как только он стал министром, сразу же начали писать анонимки. Щербицкий сказал: «Рыжего не трогать!» Всё. Ему не мешали, поэтому он создал гениальную команду — знаменитое киевское «Динамо». В этом был большой смысл.

— А на вас писали анонимки?

— О-о-о, и пишут! И не только анонимки. В открытую критикуют.

— Какие же предъявляют претензии?

— Разные. Я не расскажу. (Рассмеялся). Это тайны Мадридского двора…

— Что может сделать творческий человек, придя во власть?

— При поддержке разных инстанций можно что-то сделать. Я не многое успел сделать за 17 месяцев в роли министра. Первым моим «указом» был такой: последний четверг каждого месяца студенты, солдаты срочной службы, пенсионеры посещают бесплатно все киевские театры, концертные залы (естественно, при наличии свободных мест). Администраторы по-разному отнеслись к этому: одни — с удовольствием, были даже рады, другие — наоборот, не пускали «льготников», говорили, что приказ отменен. Ещё я вернул Украину в Венецианское художественное биеннале.

— А что вам не удалось?

— Не получилось ввести телевизионный канал «Культура», который мы показывали бы на всю Европу. С 2000 года лежит непринятым закон о меценатстве. Хотелось бы вступить в Европейскую ассоциацию по защите европейского кино от засилья американского. Я видел, как это получается у поляков.

Театральная семья

— Богдан Сильвестрович, а как мальчик из села Куликово Львовской области стал знаменитым артистом?

— Я вырос в театре. Козловский и Лемешев меня по головке гладили. Мой отец пел в хоре оперного театра. И дядя пел. Тётя была главным концертмейстером. С семи лет я всё время находился за кулисами. А в четырнадцать уже участвовал в спектаклях московских театров, которые приезжали во Львов на гастроли.

— У вас есть и театроведческое образование. Неужели вы хотели стать критиком?

— Я хотел много знать, интересовался историей театра, долго учился, зато получил глубокие знания. Уже был актёром, играл в театре, снимался в кино — и заочно учился в Киевском театральном институте.

— Где-то публиковали рецензии?

— Написал дипломную работу по пьесе Ивана Франко «Украденное счастье», её даже напечатали в журнале «Днепр» и хвалили. Но после этого — всё.

— О семье своей расскажите, Богдан Сильвестрович…

— Жена Лариса — балерина, сейчас на пенсии. Она бакинка, закончила там хореографическое училище. Работала сначала в Львовском оперном театре, потом — в Киевском.

Наш сын Остап — заслуженный артист Украины. Вместе со мной работает в театре. В спектакле «Тевье-Тевель» играет Перчика, это была его первая роль. Вообще он очень хороший артист. Играет в «Ревизоре» Хлестакова, в «Истерии» — Сальвадора Дали, в «Братьях Карамазовых» — Смердякова, в украинских пьесах… У Остапа двое детей, мои внуки. Дима (ему 19 лет) учится в университете культуры на телеведущего. Маленьким выступал на сцене, учился в детской академии искусств. Потом что-то отбило любовь к театру. Я его не насилую, чтобы после не говорили, что это дед… Может быть, сам повернётся к театру. Это ведь другое поколение. Они хотят зарабатывать большие деньги — и сразу. Первый вопрос: «А сколько там платят?». Я, закончив театральную студию, получал 60 рублей, не думал, много это или мало. Была какая-то одержимость. Ведь любимое дело…