Наедине с театром

— Шиткино — это моя родина, там я родился и вырос. Театр в посёлке существует давно. Ещё в 1976 году спектакль «Трибунал» Макаёнка — тогда ещё просто драмкружка — занял первое место во Всероссийском фестивале среди самодеятельных театров Урала, Сибири и Дальнего Востока, — рассказывает Павел Косенко. — С детства участвовал в самодеятельности. Мечтал стать актёром, серьёзно готовился к этому, но странности судьбы завели в Иркутский пединститут. После его окончания приехал в Шиткино учителем и от тоски по своей детской мечте, от нереализованности просто нашёл пьесу, которая повествует о проблемах деревни того времени, — «Печка на колесе» Нины Семёновой. Это был 1985 год. Сложился коллектив единомышленников, которые тоже любили театр. За чаем в перерывах между репетициями обсуждали плюсы и минусы. А некоторые сцены из «Печки на колесе» потом и на областном радио транслировали. Затем был Леонид Филатов, «Сказ про Федота-стрельца»…

— Павел, всё-таки театральный режиссёр — довольно редкая работа не только для села, но и для города. Полагаю, нужно иметь какие-то навыки.

— Я увлекался не просто театром, а тем, как всё это делается, самим процессом, производством театрального дела. Мне было интересно, как делается спектакль, как работать с актёрами. В посёлке богатейшая библиотека — целые собрания сочинений и мемуаров режиссёров и актёров. Это было наслаждение — постигать театральное дело, знакомясь с творчеством Тарасовой, Грибова, Бабочкина, Ильинского, Жарова… Актёров и режиссёров, составляющих славу русского театра. Дневники Мордвинова «Наедине с собой», в которых он откровенно рассказывает о себе и о театре, о своих достижениях и неудачах, анализирует их, очень помогли мне в работе.

Я ненормальный в этом плане. В 1980-е годы несколько лет подряд ездил в Москву. Кто-то в Сочи, на курорт, а я в Москву — под закрытие сезона, чтобы успеть на спектакль, особенно нашумевший. Приезжал, сдавал вещи в камеру хранения. В первые приезды жить было негде. Ночевал в подъездах, парках, на вокзале, в коробках. Днём посещал музеи, библиотеки. Вечером отстаивал очередь в кассы и шёл на спектакль. В то время за 15 минут до начала выбрасывали бронь, и это было спасением для театралов, всегда можно было попасть на спектакль.

Из газеты «Советская культура» я знал все постановки московских театров. Интересовался, что нового сыграли Быстрицкая, Вертинская, Евстигнеев, Смоктуновский, Борисов Олег, Доронина…

Мне было обидно, что мои земляки в Шиткино не могут увидеть эти постановки. Особенно в тех, в которых поднимались проблемы нашего села, нашей деревенской жизни.

Помню, в 1991 г. потрясла пьеса Николая Коляды «Мурлин Мурло». Почему у меня на родине не могут увидеть её?! Я решил во что бы то ни стало добыть её. Это был премьерный спектакль. А надо сказать, что театр «залитовывает» (покупает) пьесы у автора в рукописи, и пока идут премьерные спектакли, автор не имеет права её публиковать. Так, через своё желание обрести пьесу, я познакомился с Николаем Колядой. Я выходил на авторов через театр. Шёл и говорил: я из деревни. Так в 1991 году я встретился с Еленой Яковлевой («Интердевочка», «Каменская»). Она была нашей землячкой, какое-то время жила в Нижнеудинске, папа у неё военный был. Мы разговорились. Яковлева сказала, что пьесу мне дать не может, нужно авторское разрешение, а для этого необходимо встретиться с Николаем Колядой. Она сказала, чтобы я пришёл завтра. В тот день Коляда читал свою новую пьесу в театре.

— Я вас с ним сведу, — пообещала актриса.

И Николай Коляда сам выслал мне экземпляр пьесы прямо в Шиткино. Видимо, я его убедил, что это очень нужно. Вот такая история. И таким образом я добыл для «Окна» несколько пьес.

«Собаки мы и есть…»

— Наверное, вопрос хрестоматийный, но всё же, если сравнить актёрскую школу по Станиславскому и нынешнюю…

— Школа Станиславского — это театр переживания, психологический, реалистический театр, основа основ. Сейчас все увлеклись не театром переживания, а формой. В эту форму режиссёр заталкивает и героев, и самого автора пьесы. Хорошо, если это сделано талантливо.

Довелось видеть постановку по пьесе Островского, жившего и творившего в XIX веке, которого режиссёр решил осовременнить. И в качестве аллегории нынешней России использовал помойку. Таким образом, по режиссёрскому замыслу, вся Россия — помойка. А в другом спектакле герои Островского поют хиты конца двадцатого столетия. Но сельский житель не примет все эти условности и метафоры. Не поймёт и не примет. Он не столь образован…

— Тут, наверное, не только сельский житель, но и рядовой горожанин не поймёт… Должна присутствовать какая-то органичность.

— Прежде всего духовность, а не какие-то пустые ассоциации с сегодняшним днём. Зритель следит за переживаниями героев. Театр переживания ставит во главу угла. Такому театру интересен человек на сцене с его радостями, печалями, невзгодами, с его «я». Даже если это отрицательный герой. А вообще людей нельзя делить на отрицательных и положительных. В человеке есть всё. Если герой резко отрицательный, значит, что-то явилось причиной… Островский, Гоголь, Достоевский, наши современные драматурги исследуют эти причины.

Например, что происходит с современной молодёжью, с теми, кому 14-18 лет? У них преувеличено своё «я». Я хочу, я буду… Сегодня они оказались брошенными, нет никакой молодёжной политики, нет настоящих ориентиров. Это потерянное поколение. Отсюда столько преступлений, суицидов. Они не знают, как жить с пустотой в душе. Спектакль «Собаки», который я поставил, как раз об этом, о брошенных детях. Действующие лица — собаки, но за собаками угадываются судьбы искалеченных детей, брошенных родителями, родственниками, близкими. Постановка имела огромный резонанс. Сегодня многие говорят: вы привезите «Собак», не надо нас веселить. Люди хотят поплакать в зале.

В Шиткино я знаю двух человек, которые ведут, скажем так, нездоровый образ жизни. Я их понимаю и не осуждаю, потому что у них тяжёлая судьба, которую они пытаются исправить водкой. Я им сказал, что пущу на спектакль бесплатно, только приходите. Пришли, посидели первые десять минут и ушли. Потом встречаю: что такое, почему ушли? Ответ был: «Мы в жизни-то собаками живём, приходишь сюда, душу рвёшь. А как дети начали играть, я так себя увидел. Что я теперь до конца спектакля буду плакать при всех?» Вот она сила театра, пусть даже самодеятельного. Надо как-то оставаться людьми.

— Павел, но театр — довольно камерный вид искусства, способен ли он соперничать с тем же телевидением, с кафедры которого по большей части нам проповедуют отнюдь не вечные ценности? Может ли театр своим волшебным светом очистить заскорузлые души наших современников?

— Здесь зависит от того, кто занимается театром и какой репертуар, какие цели преследует режиссёр, руководитель. От программы театра, ради чего он существует.

Вот у нас драматическая студия называется «Окно». Откуда это пошло? Вроде от банального.

Когда я работал в школе и занимался драмкружком, мы решили, что нужно как-то называться, драмкружок — вроде несолидно. А у меня часто возникали так называемые «окна» в расписании уроков. В эти «окна» я успевал добежать до клуба и репетировать с теми, кто был там. И как-то за чаем кто-то из коллектива пошутил: давайте назовём «Окна»! Вначале показалось легкомысленным называть театр по пропущенным в расписании урокам. Но потом подумали: что такое окно? Окно в мир человеческой души. Зачем окно зданию? Чтобы свет проникал, чтобы освежить воздух в здании. Из окна мы смотрим на прохожих, здороваемся с ними. Через окно мы познаём мир. Так, через шутку, мы пришли к программным вещам для нашего театра. И репертуар строится именно исходя из этого: что нового мы скажем своим зрителям, как мы будем воздействовать на зрителя?

А телевидение… Сегодня людям надоели все эти передачи. К тому же ящик не заменит общение с живыми людьми. А узнавание своих земляков на сцене в совершенно новых амплуа? Люди вдруг обретают новую жизнь. Жизнь почти что театральных звёзд.

Не мужицкое дело?

Спектакль «Звёзды на утреннем небе» рассказывает о событиях, предшествовавших Олимпиаде-80, когда из Москвы выселяли всех проституток за 101-й километр. Одну из главных ролей в пьесе сыграла Галина Гаева. Это была полная неожиданность. Галина Михайловна — яркая личность. Женщина за пятьдесят, со взрывным темпераментом, работает в детском саду сторожем. Ей досталась роль Анны, падшей женщины, но сохранившей христианскую душу. Деревня не выбирает выражения, пошла интрига: Галька у Паши какую-то проститутку репетирует! Уже ждут не дождутся, когда премьера, когда Гальку посмотреть. И пришли-то посмотреть, поржать. Но когда увидели её на сцене, когда пережили трагедию главной героини Анны в исполнении Галины Михайловны Гаевой, стало не до смеха. Была Галька Гаева, а стала: «Галина Михайловна, какая ты молодец!»

— Павел, но ведь кроме желания играть на сцене нужно ещё что-то…

— А вы знаете, какие у нас люди талантливые! У нас что ни спектакль, то открытие личности, дара актёрского. Весь мир — театр, а мы все в нём актёры. Но самые яркие артисты — это дети. И жаль, что потом, по мере взросления, обстоятельства притупляют в них органичность. А органичность — это индивидуальность, это Божий дар. Потеряв этот дар, мы становимся толпой, потому и не интересны друг другу.

— Павел, село есть село. Приходилось сталкиваться с пренебрежительным к себе отношением, с насмешками?

— В деревне же как: на сцене занимаешься, ну, не мужское это дело. А я танцами занимался серьёзно, потому что, по Станиславскому, актёр должен владеть телом, быть пластичным. Сверстники смеялись: не мужицкое это дело — скакать на сцене стрекозлом, сохатым прыгать, кузнечиком. Это помешало и заронило какую-то неуверенность в себе.

А теперь… я даже не ожидал. Не ожидал, что люди будут настолько благодарны за «Окно», за эти спектакли. Хотя это не столько моя заслуга, сколько моих актёров, которые бесплатно ходят вечерами, у которых проблем выше крыши, дети, внуки, огромное хозяйство, а они снова и снова одержимы премьерой.

И потом, они не просто делают спектакль, ведь, чтобы он жил, его нужно возить. Возить и показывать опять и опять, чтобы состоялось чудо постижения роли, чудо постановки… И они ездят.

Окно в будущее

— Павел, что даёт звание «народный»?

— Обязывает. Во-первых, обязывает серьёзно работать, соответствовать званию. Нами уже и Анатолий Адамович Зелезинский, мэр Тайшетского района, заинтересовался. Помогает в организации гастролей по району. Это и транспорт, и бензин, и афиши. Теперь вот приглашает в Тайшет с очередным спектаклем. Но я думаю, что ещё рано, надо обкатать его по району. Тайшет всё-таки город…

Простой народ ждёт наших спектаклей, идёт на них, а руководители местных предприятий равнодушны к нашей работе, кроме Любови Ивановны Алтуховой, директора леспромхоза. Она наш меценат и постоянный помощник. А другие руководители… ведь обеспеченные, успешные люди, что для них 30 рублей за билет, большие деньги? Не думаю. Вот это обидно. А ведь простой люд идёт и просит пустить в долг: «Паша, мы получим денежку и сразу принесём».

— Павел, банальный вопрос. Ваши планы.

— 2 июля 280 лет Шиткино. К этой дате мы хотим два спектакля показать, и оба по пьесам Степана Лобозёрова: «Семейный портрет с дензнаками» и «По соседству мы живём». Степан Лобозёров — наш драматург. Он на сегодня один из лучших драматургов-деревенщиков.

Ещё — сделать спектакль по рассказам Шукшина. В начале марта планируем выпустить спектакль «Выходили бабки замуж». Хотя пьеса статичная, в ней поднимаются актуальные проблемы одиночества в финале жизни. Какой получится спектакль, увидим. А с детьми из школы-студии «Шанс», которая является спутником нашего народного театра, мы работаем над комедией Островского «Женитьба Бальзаминова». В перспективе — постановка «Домой» Разумовской и «Ночь после выпуска» Тендрякова… Это про их проблемы, про их жизнь.

И ещё я серьёзно думаю получить специальное образование, чтобы овладеть всеми формами режиссуры.

НА СНИМКЕ: Павел КОСЕНКО