Е. Г. Григорьев:

— Евгений Георгиевич, позвольте вопрос, неизбежно возникающий при смене лет: чем был для вас и для ваших коллег ушедший 2005-й?

— Он прошёл так быстро, сейчас даже кажется — незаметно, что вот так, навскидку, трудно что-либо выделить. Хотя нет, могу сказать несколько добрых слов ему вдогонку. За ушедшие 12 месяцев с финансами не стало хуже, чем в 2004-м; даже немного лучше. По крайней мере, удавалось регулярно выплачивать заработную плату, а все сотрудники академического Научного центра реконструктивной и восстановительной хирургии даже получили предновогоднюю премию. Как руководителя, меня настрой коллег не может не волновать. У нас ведь как: кафедра госпитальной хирургии, областная клиническая больница, на базе которой она развёрнута, академический центр — всё это один большой научно-лечебно-педагогический комплекс; исследования, обучение студентов, помощь пациентам — триединство, из которого ничего не вычленить. Рубль, конечно, не должен быть единственным эквивалентом возложенной на каждого из нас ответственности, но, согласитесь, труд хирургов должен достойно вознаграждаться. Я хочу надеяться, что если здравоохранение в наступившем году действительно займёт своё место среди приоритетных национальных программ, то вслед за врачами первичного звена государство вспомнит и о хирургах, от которых в неменьшей степени зависит здоровье людей. Год, с которым мы расстались, ещё раз подтвердил эту истину. Нам удалось значительно увеличить объём специализированной высококвалифицированной хирургической помощи. И в немалой степени благодаря высоким технологиям последних поколений.

— «Восточка» рассказала своим читателям о последнем приобретении областной больницы — уникальном мультиспиральном компьютерном томографе, бесстрастный «глаз» которого обнажает перед вами, хирургами, человеческий организм, будто срывает с него все сокровенные покровы. Да простится мне столь наивно-непрофессиональное определение его функций…

— По наводке этого «глаза», а если выразиться более грамотно, то с помощью инженерной диагностики, точно фиксирующей локализацию болезненного процесса в организме, мы уже прооперировали несколько сотен пациентов. На мультиспиральном компьютерном томографе, относящемся фактически к последней генерации приборов, проводим теперь ежедневные исследования, и хирурги, вооружённые его информацией, точно «выходят на цель». Насколько это важно для исхода операций, понятно без особых объяснений. Но ведь этот аппарат далеко не единственный в нашем арсенале. Вообще за последние полтора десятка лет прогресс инженерных технологий в медицине достиг такой степени, что, действительно, не осталось такого уголка в организме, куда бы не смог «заглянуть» врач. Мы сейчас вооружены настолько, что визуально можем исследовать самые потаённые места и диагностировать патологию на самой ранней её стадии. Всё это так. Но хочу заметить: столь же стремительно парк медицинских инженерных технологий стареет — аппаратура морально и физически изнашивается. Чтобы постоянно идти в ногу с мировой современной хирургией (а это иркутским хирургам в немалой степени пока удаётся), лечебное и диагностическое оборудование должно обновляться постоянно. И я очень хочу верить, что наступивший год не обделит нас финансами (да, я вновь о них!) и мы сможем спасать жизнь в самых сложных, ещё вчера нам не ясных и трагических ситуациях.

— Евгений Георгиевич, давайте расшифруем брошенную вами фразу…

— О чём?

— О том, что вам и вашим коллегам в немалой степени пока удаётся идти в ногу с мировой хирургией…

— Да, это так. Миновавший год запомнится тем, что встал в строй фактически новый хирургический блок, в котором 18 операционных и где ежедневно выполняется более тридцати операций. Самых разных: по поводу болезней сердца и сосудов, ЛОР-органов, лёгких, головного мозга… Наши кардиологи прооперировали в 2005 году более двухсот больных, страдающих ишемической болезнью сердца, не потеряв ни одного из них. Всё это были очень сложные вмешательства, к примеру, операция по поводу аневризмы восходящего отдела аорты. Их успешность гарантирована только филигранной техникой самих врачей, чуткостью их рук, собранностью. Собственно, этими профессиональными качествами в полной мере владеют мои коллеги всех специализаций. В отделении пластической хирургии произведено несколько реплантаций отсечённых из-за травм сегментов конечностей на уровне предплечий, и всё, что казалось утраченным навсегда, прижилось. За ушедший год методика операций по пересадке почек отработана и освоена настолько, что они уже перестали быть событием…

— Однако лишь в тех случаях, когда донорами выступают родные по крови люди? А мне сейчас подумалось о том, скольким обречённым российские, и в том числе иркутские, хирурги успели бы спасти жизнь, не поднимись в нашей прессе грязная и ничего, кроме домыслов, под собой не имеющая шумиха против трансплантологов, якобы «отнимавших» органы у ещё живых людей. Сдаётся, 2005-й спустя более полувека решил напомнить всем нам, всему гражданскому обществу пресловутое «дело убийц в белых халатах» — одно из самых мрачных, лживых и жестоких в истории отечественной медицины! Евгений Георгиевич, вы никогда не задумывались над тем, сколь бессильной может оказаться ваша профессия, даже до зубов вооружённая современной высокой технологией, перед обличьем безграмотной и низкой клеветы?

— О какой бы профессии ни шла речь, ложь, поднятая на щит, страшна всегда. В случае с московскими трансплантологами я не могу понять, как не в середине двадцатого, а в начале двадцать первого века можно было до судебного расследования публиковать все эти измышления. Но при этом представляю себе состояние оклеветанных врачей, искренне готовых помогать больным… Ударили по рукам не только их — вся отечественная трансплантология отброшена далеко назад, и одновременно с её откатом потеряли надежду на жизнь тысячи людей! Пусть бы ушедший год навсегда увёл за собой эту тень прошлого. Но пусть бы осталось предупреждение о том, что врачи, представители одной из самых гуманных и опасных профессий, юридически по-прежнему остаются бесправными перед облыжными упрёками. Важно наконец понять, какими драматическими ситуациями оборачивается эта аномалия: её жертвами становятся не только медики, но и те, кого они могли бы спасти или кому сумели бы улучшить качество жизни…

— Да, ушедший год каждому намешал всего понемножку, и светлого и тёмного. Но вы, Евгений Георгиевич, талантом, трудом, порядочностью создали своё имя; и оно, так мне хочется думать, не зависит от капризов того или иного отрезка времени. Ответьте, если мой вопрос не кажется вам навязчивым, о чём ваша — нет, не мечта, а надвременная (можно так выразиться?) забота? Годы уходят, а она остаётся…

— Я вам скажу о том, что меня не перестаёт волновать — состояние медицины на периферии, в частности, хирургии. Куйтун, Залари, Балаганск, Зима… Я часто бываю в командировках по районам области и не перестаю поражаться самоотверженности своих коллег, работающих там. На огромных наших сибирских территориях по одному, ну, по два хирурга! В Балаганском или в Заларинском районах, например, всего по одному…

— Но ведь самых тяжёлых всё равно везут к вам?

— Кого-то везут, но кто-то, и так бывает очень часто, оказывается нетранспортабельным! А операция требуется немедленно — представляете ситуацию? Хирург в районе — на постоянном напряжённом конвейере. Знаете, каков сегодня его средний возраст в России? Где-то за пятьдесят лет! Молодёжь без особого энтузиазма идёт в хирургию. Наша профессия всегда сопряжена с риском, оплачивается недостойно — внешней мотивации к труду нет. А без притока свежих сил как размышлять о её перспективе? Вот о нём, о будущем нашей хирургии, и моя мечта, и моя забота. Если наступивший год принесёт не только крупным хирургическим центрам Иркутска, но и моим коллегам, работающим в далёких от Иркутска больницах, перемены к лучшему, я буду ему благодарен…