Снег падал все
гуще и гуще, покрывая купола церквей, гривы лошадей,
крыши домов, головы и плечи прохожих. Люди открывали
большие черные зонты, поднимали воротники и спешили
укрыться, спасаясь бегством от немыслимого, в начале
весны, снегопада.

Таким было утро 5 марта 1904 года.

Венчание было назначено на 10 утра. Снег начал
утихать.

Зазвонили церковные колокола. Сани плавно подкатили к
Харлампиевской церкви. Прибыли отец Александра
Колчака Василий Иванович и молодые — Софья Омирова
и Александр Колчак, а также шафер Никифор Бегичев,
боцман, спасший Александра, когда он провалился под
лед во время второй арктической экспедиции.

Жених был сосредоточен и внимателен, невеста красива
и немного грустна. Она приехала вместе с Василием
Ивановичем в этот чужой город, заснеженный,
далекий Иркутск из Петербурга, чтобы обвенчаться с
Александром. Свадьбу после помолвки пришлось
переносить уже несколько раз, сначала из-за первой
полярной экспедиции Александра, затем из-за второй,
по спасению барона Толля, а теперь, по возвращении из
экспедиции, и даже не успев отослать в Академию наук
научные образцы и привести в порядок все записи,
Колчак уезжал на фронт. Япония развязала войну с
Россией, и, как истинный патриот, он подал рапорт с
просьбой, даже не с просьбой, а с требованием
направить его в Порт-Артур, где
проливали кровь русские солдаты и
офицеры. В такой момент Колчак не мог заниматься
личными делами. Долг чести и совести русского офицера
звал его туда, где были сейчас необходимы его знания,
опыт, мужество и смелость. А молодой жене теперь
положено было ждать…

Как из множества кусочков стекла, мрамора, камешков
составляется мозаичный портрет, так из
разнохарактерных воспоминаний разных людей, близких
или враждебных, рождался портрет человека, о котором
нам рассказал театр.

4 ноября в Иркутском драматическом театре состоялась
премьера спектакля «Встречи с адмиралом Колчаком»
Сергея Остроумова в постановке Геннадия Шапошникова.
Главная задача спектакля, на мой взгляд, —
пригласить зрителя к диалогу, предложить ему не
оставаться пассивным к увиденному, а вместе подумать,
осмыслить, разобраться, понять. Попробовать с помощью
театральной условности перенестись в то не простое
время, расколовшее страну на
«красных» и «белых», подумать и поговорить о
личности, о которой многие годы несправедливо
молчали или окрашивали лишь одной краской — враг народа.
Наш театр первым обратился к личности
адмирала Колчака, тем более что события его жизни
связаны непосредственно с Иркутском. А идти первым,
по первопутку, так сказать, всегда трудно. Итак, кем
же был Колчак для России?

Патриот, отважный исследователь Арктики, блестящий
специалист по минному делу, грамотный, умный
флотоводец, человек достоинства и чести или только
ярый монархист, крайний реакционер, враг Советской
власти, ставленник Антанты, каким мы знаем его из
школьных учебников истории и сведений из советской
энциклопедии? Театр рассказывает о Колчаке как о
человеке своего времени, в движении, в противоречиях,
в исканиях, в борьбе, в любви, в ненависти, в
сомнениях, раздумьях и страданиях, т. е. во всех тех
составляющих, без которых немыслима жизнь
человека. Мы видим Колчака не только как
политического деятеля, вершившего судьбы людей, но и
как человека, которому, как и всем, присущи были
какие-то слабости.

Театр берет в действующие лица время, и оно
работает в спектакле наравне с остальными. Отсюда и
сценография заслуженного художника РФ Виктора Герасименко
— летящий под откос вагон.
Зримый образ взорванного, расколотого времени.

Атмосфера спектакля затягивает и забирает в плен.
Зритель вместе с театром пытается разобраться в тех
смутных для России временах, в ужасе
братоубийственной войны. Театр не тычет пальцем в
одних, называя хорошими, и не выгораживает других.
Театр как раз стоит в позиции «над схваткой» и вместе
с публикой, пришедшей в зал, пытается пробиться к
истине, понять то время, постараться взглянуть на все
объективным глазом. Ведь нетерпимость всегда вредна
для художественной объективности.

Чем мне, как зрителю, сегодня интересна фигура
опального адмирала?

А тем, что в нем, проигравшем свой бой, я больше
всего ценю верность чести, мужественную прямоту, с
какой он держался в жизни, а затем и на допросах
перед расстрелом, сознавая свою участь. Это
определение проходит лейтмотивом через всю жизнь адмирала.
Ведь для него честь — род веры, стержень личного
поведения. Офицерская честь требовала защиты белого
знамени, верности присяге, Отечеству. Испытания
войнами и революциями, бури и беды сотрясали страну,
ставя все вверх дном, обнажая изнанку людских душ.
Тут и выяснялось, кто чего стоит. И Колчак, признавая
свое поражение, не предавал убеждений, оставался
несломленным. Как тут не вспомнить слова Достоевского
из «Бесов»: «Русскому человеку честь — одно только
лишнее бремя…». Для Колчака это бремя оказалось
смертельным, но каким бы оно ни было, он не
отступился от него.

Мизансцены тихих диалогов и раздумий чередуются с
шумными многолюдными массовыми сценами, зрительское
внимание находится все время в динамике восприятия. В
массовых сценах у каждого — свое движение, жест,
поворот головы. Порой они похожи на старую
фотографию. В какие-то моменты актеры вглядываются в
зал, будто в будущее из своего времени, из начала 20
века, ища ответа в этих, устремленных на них глазах
из века 21-го. Одно из главных ощущений, какое
рождается в сознании, когда смотришь спектакль Геннадия
Шапошникова, — это обреченность и по отношению к
адмиралу Колчаку и ко всем порядочным и честным
офицерам белой гвардии. Ко всему укладу, которому они
присягали. Не попытка спастись, не трусливая сдача,
не легкий отказ от убеждений (хотя кто-то пошел
именно этим путем), а верная дорога к гибели,
вымощенная как раз их понятиями о порядочности и
чести.

Повествование строится как черно-белое документальное
кино, но пропущенное сквозь художественное сознание
современника. На роль Колчака театром приглашен нар.
арт. России Георгий Тараторкин из московского театра
им. Моссовета. Актер глубокий, думающий, умный,
тонкий, интеллигентный, сдержанный. Его Колчак —
человек в водовороте времени, и он пытается среди
множества лиц и характеров разглядеть, проследить его
поступки, решения, поведение в те или иные жизненные
моменты. В ткань спектакля режиссер вводит сны —
размышления, раздумья, и в них появляются Софья
Омирова — арт.М. Елина и Анна Тимирева — арт.
Е.Гайдукова, женщины, любившие Колчака самозабвенно,
до самопожертвования. Они разговаривают с ним из
другого, не прожитого им времени. Его глаза теплеют
при воспоминании о них, и единственное сожаление о
прожитой жизни — в том, что он не смог дать ни одной,
ни другой того счастья, которого они заслуживали.
Хотя в своих воспоминаниях Анна Тимирева,
преследуемая официальными властями и отсидевшая после
расстрела Колчака 39 лет в лагерях и ссылках, писала,
что даже те несколько лет, проведенные вместе с
Александром Васильевичем, озаряли светом всю ее
оставшуюся жизнь, помогали выжить в нечеловеческих
условиях тюрем. Быструю, как в кино, смену картин
подхватывает стремительный вихрь, крутящийся поток
времени, и мы уже на льдине в первой полярной
экспедиции Колчака, с бароном Толлем — арт.И. Чирва,
известным ученым, исследователем Арктики. Тогда
Колчак был молод, полон сил и энергии, тогда все было
впереди… Суровый климат Севера, полярные ночи,
метели, ветра, сбивающие с ног, были проверкой себя. Не
единожды исследователи Арктики спасали из объятий
смерти друг друга в экстремальных условиях, где
«…потерять жизнь было легче, чем выронить монету из
дырявого кармана…», как сказал когда-то Нансен.

Универсальная сценография Виктора Герасименко дает
возможность обыгрывать летящий заснеженный вагон как
таковой и как огромную льдину, и как каюту корабля, и
как сам корабль, и как купе вагона, и как образ летящего
времени.

Адмирал Колчак в спектакле Геннадия Шапошникова
раздвигает плечами рамки пьесы. Ему становится тесна
фактура литературного текста, и он, заполняя собой все
обозримое пространство, отодвигает всех на второй
план. Колчак в исполнении Георгия Тараторкина создает
на сцене поле высокого духовного напряжения. Он
наполняет пространство своим актерским интеллектом,
своей неторопливостью, своей огромной энергетикой,
глубиной, неисчерпанностью мастерства. Его тонкие,
выразительные черты лица будто прочерченные
заостренным карандашом, вносят в спектакль высокую
светлотрагическую ноту. Он прочно держит нити
действия, воссоздавая судьбу человека и скорбную
неизбежность нести свой крест.

Ночь расстрела Колчака 7 февраля 1920 года в Иркутске
была студеной. Начинал брезжить рассвет, и ночь
беззвучно уплывала на запад. Было так тихо, когда
адмирала вывели за стены тюрьмы, словно все вокруг
замерло в тревожном ожидании. Внезапно пошел густой
снег. Адмирал снял папаху, подставив голову холодному
и ласковому прикосновению. Конвой привел его на берег
реки Ушаковки. Какая ирония судьбы. Он, бесстрашный,
мужественный адмирал, командовавший флотилиями,
должен умереть возле какой-то маленькой, безвестной
речушки, которой, наверное, и на карте не сыщешь…
Усмешка пробежала по его тонким губам. Солдаты
оцепления с опаской поглядывали на него. Он даже
такой, безоружный, но не сломленный, казался им
опасным. Вся его полная достоинства фигура, а в
особенности глаза, выражали холодное безразличие к
ним, будто стоял он не под дулами винтовок. Они
нервничали, их раздражала его неторопливость,
несуетность, полное спокойствие и достоинство. Он
достал серебряный портсигар и положил на снег.
Последний раз, высоко запрокинув голову, Александр
Васильевич посмотрел на небо, откуда, все усиливаясь,
сыпали и сыпали белоснежные хлопья. «А ведь такой же
густой снег шел в день моего венчания…»

Прогремел залп, и Колчак шагнул в вечность…

Жития ему было, как говорилось в старинных книгах, 47
лет от роду…