Офицер — сын офицера

Алексей Рыбак родился 3 марта в Приморье в семье офицера погранвойск
и погиб в марте 2000 г. Ровно через
две недели после того, как отметил свое 31-летие. Высокая
награда долго искала его и вот, наконец, нашла. В новейшей
истории нашей страны это первый Герой России среди милиционеров
Приангарья. (В области Героев России всего четыре).

Его отец, ныне подполковник в отставке, с детства приучал сына
к строгости, дисциплине, обращению с военной техникой
и оружием. Часто брал его с собой на заставы. Так что
десятиклассник Алексей Рыбак еще до поступления в Дальневосточное
высшее общевойсковое училище умел многое и, как это
не покажется странным нынешнему молодому поколению,
любил армию. Со всеми ее трудностями, бедами и проблемами.

Служил после окончания училища в Казахстане, затем — на Сахалине. Зарекомендовал себя отличным офицером.
Командовал сначала пулеметным и мотострелковым взводами,
потом, уже во Владивостоке, — мотострелковой ротой.
Его заметили и пригласили на работу в краевой военный
комиссариат. Он согласился, но, уже будучи начальником
одного из военкоматовских отделений, капитаном, решил
судьбу круто изменить. Уволился из армии. Решил попробовать
себя в роли милицейского спецназовца. Выбрал иркутский
региональный СОБР — специальный отдел быстрого реагирования
по борьбе с оргпреступностью (в официальных бумагах
он просто назывался «9 отдел»), входивший в ныне упраздненный
Восточно-Сибирский РУБОП.

Отдел создали весной 1993 г. Он осуществлял силовую
поддержку всех серьезных милицейских операций по аресту,
обезвреживанию, ликвидации вооруженных преступников.
Разбирался с воровскими сходками, главарями организованных
преступных групп и сообществ, освобождал заложников. За короткий срок спецназ
смог поднять в глазах обывателя авторитет милиции.

Алексей Рыбак откликнулся на письмо своего давнего товарища
по службе в Казахстане Юрия Карасева, который работал
в иркутском СОБРе. Дескать, приезжай, дела делаем покруче, чем в
армии.

И Алексей приехал. Он был холостой, во Владивостоке
его ничто, по большому счету, не держало. Хотя родители
и были против. Ведь Алексей у них — единственный ребенок…
Отец хорошо знал, что такое спецназ — жизнь на острие,
но отговорить сына от поездки в Иркутск не смог. Сказал
укоризненно: «Думаешь, там зарплаты большие?» «Я, пап,
не из-за денег, — коротко ответил Алексей. — Не отговаривай.
Я уже все решил».

Начальник отделения отряда милиции специального назначения
(ОМСН — нынешний преемник СОБРа) ГУВД Иркутской области
Игорь Скобицкий вспоминает:

— Я находился в очередном отпуске, когда Алексей пришел
к нам. Вернулся из отпуска, слышу, говорят о новом сотруднике.
Хвалят. Увидел его: ничего вроде бы особенного. Парень
как парень. Невысокого роста, немногословный.
На стрельбах показывал отличные результаты. Владел в
совершенстве всеми видами стрелкового оружия. Наши ребята,
даже опытные, проработавшие не один год, нередко обращались
к нему за советом. Алексей показывал им, помню, как
быстро разобрать-собрать автоматический станковый гранатомет.
Было видно — человек он в военном деле опытный. Настоящий
профессионал.

Погоны вручили на перроне

Меньше чем через полгода Алексей Рыбак в составе сводного
отряда, в который входили собровцы из Иркутска, Тувы,
Якутии, Читы и других городов, отправился 1 марта 2000 г. в командировку
в Чеченскую республику. Возглавлял сводный отряд офицер
регионального СОБРа Владимир Черных. Прямо на перроне
Иркутского железнодорожного вокзала начальник Восточно-Сибирского
РУБОПа генерал Александр Егоров вручил Рыбаку
погоны майора милиции. Очередные звания были присвоены
и другим. Ребята встретили эту новость ликованием. Пока
ехали в поезде до Читы, чтобы вылететь оттуда на транспортном
ИЛ-76 в Моздок, звезды, как водится, «обмыли».

Командир иркутского СОБРа майор Сергей Кондобаев тоже
находился в составе сводного отряда, ехавшего в Чечню.
(Ныне он уже полковник, руководит ОМСН).

— Мне особенно понравилось, как Алексей Рыбак представлялся
по случаю получения им звания майора, — вспоминает
он. — Сидели в купе поезда, там собрались все, кто
получил накануне очередные звания. Алексей взял стакан
с водкой, на дне которого лежали звезды с его погон,
встал, выпрямился и четко, по-военному сообщил все,
что положено говорить в таком случае. Не опустил ни
одной детали. Даже номер приказа о присвоении звания
назвал. В общем, сделал все строго по форме, по общепринятой
традиции. Я подумал тогда про себя: «Серьезный парень.
На такого можно положиться». В нем чувствовались настоящая
армейская выучка, дисциплина и ответственность.

Летели на Северный Кавказ через Урал. В Екатеринбурге
самолет задержали на сутки из-за нелетной погоды в Моздоке.
Когда прибыли, узнали, что колонна омоновцев
из подмосковного Сергиева Посада, в которой они должны
были ехать, при входе в Грозный расстреляна. То ли боевиками,
то ли своими по ошибке. Разбирательства идут до сих
пор, но внятного ответа на вопрос, кто стрелял, так
и не получено.

На непопулярной чеченской войне вообще было много
неясности, сумятицы, шапкозакидательства. А отсюда —
и много потерь. Как среди федеральных войск, так и среди
милиционеров.

Алексей Рыбак с товарищами по оружию влился в мобильный
грозненский отряд МВД России, сменив на посту тех, у
кого уже закончилась шестимесячная командировка. Расположились
в здании бывшей мэрии. Там до взятия Грозного находился
масхадовский шариатский суд, по решениям которого людей
расстреливали прямо у стены. На виду у всех.

Город был разрушен, дымился. Боевики, не успевшие отступить
на юг, шастали по ночным улицам, стреляли, убивали, грабили.
Их отлавливали. Тушили
пожары. Искали и уничтожали бандитские схроны — спрятанные
склады с оружием и боеприпасами. Алексей ни на день не
расставался со своим пулеметом.

Те же боевики, что отошли на юг, не прекращали нападений.
Устроив 2 марта в Аргунском ущелье засаду, полностью
сожгли колонну Пермского ОМОНа, которая выехала на очередное
задание. Хаттаб и Басаев хвастливо объявили, что это
их рук дело. И пригрозили: так будет со всеми, кто пришел
с ними воевать.

А 4 марта иркутские собровцы узнали, что в Урус-Мартановском
районе захвачено село Комсомольское, находящееся южнее
Грозного. О том, что туда вошел почти 3-тысячный отряд
боевиков полевого командира Гелаева, что Комсомольское
— его малая родина, никто не знал. Федеральное командование
долго было в неведении: что за люди, сколько их? На западном
и восточном направлениях вели тяжелые наступательные
бои армейские группировки генералов Трошина и Шаманова.
Никто не предполагал, что боевики устроят под носом
у них такой дерзкий набег на село.

Между тем у амбициозного полевого командира Гелаева
был четкий план: собрать воедино разрозненные в предгорьях
остатки разбитых бандформирований, войти в никем не занятое
Комсомольское, нарастить там мощный военный кулак и ударить
по Грозному. Отбить столицу Чеченской республики у
федералов вновь, как это удалось сделать летом 1996 г.

Из Урус-Мартана послали в разведку около полусотни милиционеров
и солдат внутренних войск. Проверить паспортный режим.
Их всех убили. Узнав об этом, в руководстве МВД, базирующемся
в Чечне, решили готовиться к более серьезной силовой
операции. Внутренние войска блокировали Комсомольское
по периметру, а в населенный пункт, опять же для «простой
адресной проверки», отправились налегке полторы сотни
омоновцев. Но, встретив сплошной свинцовый град, отошли
с большими потерями.

Только тогда большие начальники в погонах очнулись, поняли
всю масштабность грозящей опасности. В дело вступили
спецподразделения. В том числе знаменитый отряд «Русь»
внутренних войск. Однако и на этот момент точной информации
о засевших боевиках не было. Сколько? Как вооружены?

Спецназовцы наступали первыми

Я спросил Сергея Кондобаева:

— В Комсомольском шла настоящая войсковая операция,
почему ее выполняла милиция, а не армия?

Он вздохнул, развел руками:

— Это извечная боль и проблема для наших ребят в Чечне.
Армия нас, конечно, тогда поддержала. Была авиация.
Но самостоятельно освобождать село она не могла. Не могла,
естественно, широко применять и артиллерию. Разнесла
бы все вдребезги. А там были мирные жители. Хотя на
поверку их оказалось мало. Когда стало ясно, что в селе
начнутся бои, они вышли через предоставленные коридоры.
Кто захотел. А те, кто остался…

Алексей Рыбак воевал не в подразделении Кондобаева. В
другом, которым командовал начальник Восточно-Сибирского
регионального СОБРа Владимир Черных. Так вот у них немало
милиционеров убила чеченка-снайпер. Ее хорошо охраняли
боевики-автоматчики. Огневая точка была умело оборудована.
Не подступиться. Только когда навели гранатометы и она
увидела это в оптический прицел, бросилась убегать.

Однако скрыться ей не дали. Наши автоматчики все-таки
дотянулись до нее. Рядом с ней лежала на земле бесшумная
российская снайперская винтовка последнего образца. На
прикладе было много зарубок. Так она отмечала число
убитых. Одета была в юбку, кофту, платье. Увидишь без
оружия — обычная мирная жительница. И такие «мирные»
жители попадались спецназовцам на каждом шагу.

— Бои шли ожесточенные?

— Что вы!!! Настоящее пекло. Сплошной и единой линии
соприкосновения с гелаевцами не было. Слева дом наш,
справа — их. Или дом их, а баня — наша. Через 2-3 часа
все могло поменяться. Боевики заранее подготовились — отходили по подземным переходам, вырытым между усадьбами.

— Алексея Рыбака часто видели в тех боях?

— Да. Мы шли с тувинским СОБРом по одной улице, а по
соседней, совсем рядом, передвигалось их региональное
подразделение. Я не раз видел, как Алексей делал быстрые
перебежки от дома к дому. Парень он был отчаянный, смелый.
Умело стрелял из станкового пулемета ПК. Это очень мощное
и универсальное стрелковое оружие. Бьет далеко, пробивает
любой бронежилет, деревянный дом, земляной вал толщиной
до полуметра, железобетонное укрепление — до 10
см. При этом не очень тяжелое. С ним можно быстро передвигаться.

«Я вам танк достал!»

Рука об руку с Алексеем Рыбаком воевал
в селе Комсомольское
Игорь Скобицкий, о котором я уже говорил чуть раньше.
Мы встретились с ним в одну из суббот. Сидели долго
в актовом зале здания, где располагается милицейский
спецназ ГУВД Иркутской области. Он вспоминал давние события
не очень охотно. Сказал:

— Война — страшное дело… Жалко наших погибших ребят.
Они — все герои… Алексей и на войне, и в обычной
жизни проявил себя как порядочный, честный, принципиальный
человек. Когда разговаривал с кем, всегда смотрел собеседнику
прямо в глаза. Взгляд у него при этом был очень внимательный.
Будто он ждал ответа на какой-то постоянно мучающий его
вопрос.

Игорь Скобицкий был лейтенантом, снайпером. Вместе с Алексеем
бился с гелаевцами сначала на окраине села, потом
их отряд на броне танков ворвался в самый центр. Вышел
на берег реки, разделяющей населенный пункт на две части.
Там и закрепились, заняли оборону. Гелаевцы, в свою
очередь, отчаянно пытались отбросить собровцев назад. Они хорошо
понимали, что река — это их последняя надежда. Последний
рубеж. Последняя естественная преграда на пути федералов.
Если они ее отдадут, для них наступит полная хана.
Перейти на другой берег наступающим будет не так уж сложно.
Не Волга ведь или Днепр.

Я расспрашивал Игоря Скобицкого не только о том, как
воевали, но и о военном быте. Меня, человека не военного,
интересовало, где они ночевали. Все ведь было разрушено.
Удавалось ли поспать?

— Какой сон?! — удивился Игорь. — 24 часа в сутки
кругом стрельба да взрывы. Ну, иногда, бывало, полчасика
вздремнешь. Потом еще столько же… Урывками.

Первые ночи спецназовцы провели в разрушенном доме без
крыши, потолка, окон. Начиналась весна, но с предгорий
дул холодный ветер, шел снег. 20 иркутских собровцев
натянули посреди дома палаточный тент и укрывались под
ним во время кратковременных передышек. Сидели или лежали
плотно прижавшись друг к другу, чтобы было теплее. А
ноги не входили под тент, торчали снаружи.

Несколько раз Игорь и Алексей оказывались под тентом
рядом, согревали друг друга. Тут же, вместе со всеми,
находился и Владимир Черных. Война всех уравняла. Все
ели из одних котелков, спали урывками, между обстрелами,
на холодном полу.

Затем был второй дом, тоже весь разрушенный, где они
ночевали. И третий, но уже с печкой. К этому времени
сумели продвинуться вперед на 700 метров.
Печку сделали сами — развели огонь в большой 200-литровой
железной бочке. Сверху прикрыли ее куском жести. Чтобы
костер не увидели боевики. Но те все равно искры замечали
и стреляли. Так что, по большому счету, поспать не удавалось.
На куске жести собровцы кипятили чай. Возвращаясь с боевого
задания, грелись у раскаленной бочки.

Прошу Игоря рассказать какой-нибудь эпизод, где, на
его взгляд, особенно ярко проявился характер Алексея
Рыбака.

— Таких эпизодов было много, — ответил он и поведал,
как пытались однажды выкурить боевиков из подвала
госпиталя. Те стреляли по позициям милиционеров всю ночь.
Был у них и снайпер. Были и гранатометы, и пулеметы.

Утром Алексей во главе небольшой группы под прикрытием
танка отправился в сторону госпиталя. На разведку. Из
двух танков, что командование операцией выделило им для
огневой поддержки, исправен был лишь один. У другого
заклинило башню, и он стоял без дела в огороде. Исправный
же, который находился во дворе усадьбы, тоже был не ахти
— старый, латаный-перелатаный. Командир бронемашины
ночевал с собровцами в доме, а остальные члены экипажа
— прямо в танке.

Двинулись под прикрытием брони. Но тут неожиданно из-за
угла сарая выскочил боевик и стрельнул из гранатомета
по танку. То ли ослепленный разрывом гранаты, то ли с
целью вывести боевую машину из-под обстрела, водитель
отчаянно дал задний ход. Алексей Рыбак с ребятами едва
успели отскочить в сторону и залечь. Боевики тут же ударили
по ним из всех стволов.

Положение было критическое. Разведчики
на голой земле представляли легкую мишень. Другие собровцы,
в том числе и Игорь Скобицкий, увидев все это, пришли
на выручку. Ринулись к госпиталю с другого направления.
Оттянули часть огня боевиков на себя. Сумели подобраться
к ним на расстояние 20-25 метров.

Алексей Рыбак, воспользовавшись этим моментом, вскочил
и успел добежать до стены госпиталя. Пролез сквозь дыру
и двинулся вдоль стены по двору к центральным воротам. Стрелял
на ходу из автомата с подствольным гранатометом. Еще
двое парней из группы неотступно следовали за ним.

Игорь Скобицкий, который был уже у ворот, но с внешней,
уличной стороны, успел только крикнуть Рыбаку, бежавшему
прямо на вражескую огневую точку:

— Там боевики!.. Там пулемет!.. Не лезь!

Но Алексей все бежал и бежал. Он, вероятно,
знал и уже просчитал, как можно уничтожить засевших за
толстыми каменными стенами из гранатомета.

— Мы выскочили из авиационной воронки, в которой укрылись
от огня, и ринулись за Алексеем, — вспоминает Игорь.
— Забежали через открытые железные ворота во двор,
а Рыбак лежит на земле вниз лицом. Повернули его на спину
— живой! Стонет только. Он был не ранен, но сильно вывихнул
ногу. Не мог идти. Мы его оттащили назад, за ворота.
Сами вернулись… Оглядываюсь, а он — рядом. Буквально
приполз и стреляет из подствольного гранатомета. Пробил
стену госпиталя!.. Ну, мы и давай в образовавшееся отверстие
забрасывать гелаевцев гранатами.

Однако продолжать бой дальше становилось бесмысленно
— заканчивались патроны. Да и раненые были. Владимир
Черных дал команду отходить. Собровец Алексей Кошкин
почти нес Алексея на себе, а тот все сокрушался: «Зря
мы их не добили…» Когда пришел бэтээр, собирающий раненых,
Алексея Рыбака отправили в госпиталь. Передали с ним
заранее написанные домой письма, попрощались.

Каково же было изумление собровцев, когда они через два
часа услышали лязг гусениц подъезжающего танка. Выскочили
из дома и видят: на броне машины, обхватив ствол пушки
рукой, чтобы не свалиться, перетянув колено каким-то
тряпичным жгутом, восседает Рыбак и радостно кричит:

— Я достал вам танк!

— Ты в госпитале-то был? — спросили его.

— Нет, — отмахнулся он. — Не до госпиталя сейчас.

Спецназовцы накануне не раз и не два выходили на связь
— просили прислать танк взамен подбитого. Но им каждый
раз отказывали. Не давали. Объясняли, что лишних бронемашин
нет. А Алексей Рыбак, как человек в прошлом военный,
сумел быстро и напрямую договориться с армейскими коллегами.
Сумел их каким-то образом убедить, склонить на свою сторону.

С ходу начали объяснять, пока совсем не стемнело, командиру
танка, где боевики, куда стрелять. Но молодой неопытный
сержант входил в ситуацию медленно и плохо. Тогда Рыбак,
рассердившись, сказал ему:

— Вылазь. Некогда объяснять. Я сам буду командовать
экипажем танка. Я могу.

Занял место командира, надел шлемофон, закрыл люк. Боевая
машина тут же круто развернулась, рванула вперед и, заняв
удобную позицию на пригорке, ударила из пушки как по
остаткам боевиков в подвале госпиталя, так и по тем,
кто засел в соседних домах, оказывая упорное
сопротивление. Подавила огневые точки противника.

Только тогда Рыбак вылез из танка, сполз с него, волоча
вывихнутую ногу, сказал устало Владимиру Черных:

— На сегодня хватит.

Игорь Скобицкий, беседуя со мной, заметил по этому поводу:

— Не хочется говорить высоких слов, но я испытал тогда
настоящую гордость за СОБР: наш офицер в бою может, если
необходимо, даже танком командовать. Это, скажу я вам,
не каждому спецназовцу дано.

Последний бой

Рубежи на берегу реки спецназовцы удерживали несколько
суток.

— Чтобы боевики не застали нас врасплох, не обошли
с флангов, мы постоянно — и днем, и ночью — выставляли
скрытые посты, — рассказывает командир иркутского
милицейского спецназа Сергей Кондобаев. — Выдвигали
их вперед, влево-вправо. Посты проводили разведку, выполняли
одновременно роль заслонов на случай атаки противника.
Позиции часто меняли. Были, в общем, этакими летучими
разведывательно-заградительными отрядами.

В ночь на 17 марта 2000 г. Алексей Рыбак находился
в одном из таких заслонов. Был старшим в группе. Спецназовцы
ждали подхода на следующий день основных сил внутренних
войск, чтобы, окончательно и надежно закрепившись, продолжить
наступление. Боевики, видно, это почувствовали. Участились
вылазки с их стороны: искали слабые места для возможного
прорыва и последующего выхода из села. Иной раз они появлялись
вблизи — в такой же камуфляжной форме, что и милиционеры,
с таким же оружием. Поди разберись с ходу — свой, чужой?
И тут же исчезали.

Около реки, чуть поодаль от других строений, стоял
нежилой дом. Проход между ним и рекой не охранялся.
Собровцы, проанализировав ситуацию, поведение гелаевцев,
пришли к выводу, что те могут предпринять попытку прорваться
ночью именно через этот узкий участок. Пока не подошли
внутренние войска.

Дело в том, что спецназовцы в отдельных местах слишком
далеко продвинулись вперед. У них была своя излюбленная
тактика: нападать неожиданно, дерзко, небольшими группами,
не дожидаясь подхода тяжелой техники. Только с легким
стрелковым оружием. И это срабатывало. Не видя вблизи
танков, бэтээров, бээмпэшек, боевики расслаблялись. Полагали,
что никто не рискнет идти в атаку на них без бронезащиты.

Спецназовцы действовали на опережение. Появлялись
в домах, в банях, в летних кухнях, занятых боевиками,
внезапно. Бесшумно снимали часовых. Нередко дело доходило
до рукопашной. «Спецы» ее не боялись. Они хорошо владели
холодным оружием, боевыми приемами борьбы, рукопашного
боя. Были у них и бесшумные пистолеты. В общем,
ребята делали то, что и должны были делать в подобной
ситуации, чему их учили.

Однажды бросок вперед был настолько неожиданным, что
боевики даже оставили в доме, откуда их выбили, станковый
пулемет — самое ценное и любимое свое оружие. Станковый
пулемет они никогда не оставляли, даже в самой критической
ситуации. А тут, видно, припекло.

В другом доме, когда собровцы ворвались в него после
короткой схватки, на плите еще варилась еда.

Особенно отличились в Комсомольском краповые береты —
этакие российские рэмбо. Хотя их и было совсем немного.
Например, в иркутском ОМСН «краповиков» насчитывается
сегодня всего 10 человек. В их числе и командир — Сергей
Кондобаев.

Алексей Рыбак со своей группой ночью незаметно занял
пустующий дом на берегу реки. То есть, говоря военным
языком, выдвинулся к месту предполагаемого прорыва. Вывихнутую
ногу ему вправили, но она все равно болела. Он ходил,
слегка подволакивая ее.

Оборудовал у окна огневую точку, установил станковый
пулемет, разложил рядом боеприпасы и гранаты. Чердак
занял снайпер-наблюдатель. Он-то и заметил первым в оптический
прицел появившихся в предрассветных сумерках боевиков.
Крикнул вниз Алексею:

— Идут… Их много, не меньше сотни.

Группа могла еще успеть отойти назад и там, на более
защищенных позициях, организовать вместе со всеми оборону.
Но при отходе ее могли обнаружить и уничтожить на открытом
пространстве. А затем предпринять попытку ворваться в расположение
собровцев.

Нападения, конечно, ждали, готовились, но не такого…
И Рыбак принял единственно верное
решение: встретить наступающих огнем. Подпустил ближе,
дал первую очередь. Радиосвязь не работала — за дни
непрерывных боев аккумуляторы сели. Тогда он выпустил
красную сигнальную ракету, чтобы предупредить своих об
опасности.

Ракету увидели и спецназовцы, и боевики. Все
одновременно ввязались в перестрелку. Пытались задавить
друг друга шквальным огнем. Собровцы подтягивались к
осажденному дому метр за метром. Туда же, на усиление
прорыва, бросились боевики, находящиеся в конце своего
отряда.

Сергей Кондобаев:

— Я, как только увидел выпущенную Рыбаком сигнальную
ракету, сразу понял: начался прорыв гелаевцев. Поднял
свой отряд по тревоге. То же самое сделали командиры
и остальных СОБРов. Усилили оборону. Пробивались к ребятам,
но не успели. Дом был уже практически окружен, подходы
к нему насквозь простреливались… Так продолжалось до
самого рассвета. Группа Рыбака продолжала держаться.
Она сковала основные силы наступающих, не давала им продвинуться
дальше, в глубь наших позиций. В озлоблении боевики стреляли
по дому из гранатометов, из огнемета «Шмель»… А мы продолжали
пробиваться к обороняющимся. Всеми силами. Пошла открытая
рубка с боевиками. Не на жизнь, а на смерть. Они тоже
все поставили на карту.

После двухчасового боя гелаевцы не выдержали и отошли,
потеряв много убитыми и ранеными. Спецназовцы сели им
«на хвост», начали преследование. Но вскоре отказались
от этого, потому что сами могли попасть в засаду. Рельеф
местности был сложный, мало знакомый.

Алексей Рыбак погиб от осколков разорвавшейся гранаты.
Было прямое попадание. Погибли также его верные друзья
— Алексей Кошкин и Андрей Федотов. Остальные были тяжело
ранены и контужены. Говорят, что в самый последний момент
Рыбак приказал своим подчиненным отходить. Сказал:

— Я вас прикрою.

Но никто даже и не попытался сделать это.

Во время боя получил смертельное ранение и собровец Владимир
Идашин, родом из Братска. Умер по дороге в госпиталь.

Всех их наградили посмертно орденами Мужества. А через
пять лет присвоили Алексею Рыбаку звание
Героя России. Когда окончательно вскрылись все обстоятельства
его подвига.

* * *

На родине героя, во владивостокской средней школе N 25, где
он учился, поставили бюст Алексея и открыли памятную
доску. В этом городе он и
похоронен. На вручение Звезды Героя Российской Федерации
Алексея Рыбака к его родителям ездили Сергей Кондобаев
и заместитель начальника управления кадров
ГУВД Иркутской области Александр Худышкин.

Худышкин рассказал, что отец и мать Алексея держались мужественно.
Бережно приняли высокую награду сына, поцеловали Звезду.
Потом иркутяне были у них дома, беседовали по душам.
Больше всего родители жалеют, что нет у них ни внука,
ни внучки.

— Не оставил нам Алешенька наследников, — со слезами
на глазах сказала мать.

А отец не проронил ни слезинки. Он их уже давно выплакал.
Лишь тяжело и глубоко вздохнул. Повел гостей в комнату
сына, где все так, как и при его жизни. Та же мебель,
шторы, картина на
стене. И книги. Много книг. Фотографии Алексея. Впечатление
было такое, будто он только что вышел и вот-вот вернется.

— Мы в комнате ничего не меняли, — сказал отец. — Пусть
будет так, как было при жизни сына.