Мое первое посещение Мавзолея Ленина состоялось в
1975 году и запечатлелось в памяти навсегда и в
мельчайших деталях. Я до сих пор помню, как спускался
по мраморным ступенькам в холодный склеп, как
проходил мимо саркофага.

Память мгновенно возвращает к тогда увиденному:
подсвеченное слабым розовым светом умиротворенное
лицо вождя, маленькая бородка, галстук в горошек,
черный костюм… Посещение Мавзолея стало моим
знакомством, как бы наяву, с великим человеком,
который руководил революцией и основал наше самое
сильное в мире государство. Я воочию увидел гения,
который умудрился сделать немыслимое для
обыкновенного смертного человека: написать целых
пятьдесят пять томов собрания сочинений. В конце 80-х
годов прошлого века я побывал в Мавзолее еще раз, но
это уже не было таким ярким событием. С тех пор я
бываю в Москве очень часто, но у меня никогда не
возникает желания посетить главную усыпальницу
советской страны. С течением лет траурный зал
Мавзолея стал ассоциироваться у меня с хорошо
убранной покойницкой, в которой лежит недавно умерший
человек в ожидании траурной процессии…

Говорят, что величественный план «вечных» похорон
Ленина придумал Сталин, который еще до смерти тяжело
больного вождя предложил сохранить его тело. Великий
политтехнолог советской тоталитарной эпохи «давно
понял страну, вечно ждущую Бога и Царя — и при
Романовых, и в революцию, и в прошлом, и в будущем…
И он решил дать ей взамен ниспровергнутого
большевиками Бога — нового. Атеистического мессию —
Боголенина». Идея оставить мертвого Ленина в «живом
теле» стала главным подкреплением культа личности
вождя революции.

Во время похорон Ленина с ним пришли попрощаться в
Колонный зал Дома союзов около 700 тыс. человек.
Народному потоку не было предела. Народу было
предложено попрощаться с вождем сначала несколько
недель, а потом и месяцев. Затянувшееся прощание
переросло в сказочное желание современников Ленина
всегда быть рядом с не совсем умершим вождем
пролетариата. Со временем не московский Кремль, а
Мавзолей на Красной площади стал ассоциироваться с
сердцем Родины. Усыпальница на многие десятки лет
превратилась в место паломничества многих миллионов
советских людей.

По мнению известного танатолога А.В. Демичева, в
расположении Мавзолея очень ярко выражен
некроцентрический характер русской культуры. Как
утверждает исследователь, «выбор места упокоения
великого вождя был не случаен, т.к. символически
означал центр микрокосма». Мумия как бы продолжает
выполнять функции вождя: «Мертвое тело Ленина застыло
в центре и все еще продолжает воспроизводить
контекст, в котором смерть демонстрирует свою
распорядительность по отношению к миру живых. Мертвое
тело продолжает спрашивать, требовать и принимать
жертвоприношения». Историкам хорошо известны факты
приношения к Ленину в Мавзолей жалоб от трудящихся.
Немало таких слезных обращений, которые сейчас
хранятся в архивах, было адресовано мертвому вождю во
времена разгула свирепых сталинских репрессий.

В одной из своих работ французский философ Ж.
Бодрийяр объясняет, что «идея представления мертвого
как «живого» средствами биохимии и косметологии
оправдана ценностями и страхами индустриального
общества, в котором смерть и мертвые выдворяются за
пределы жизни». Ученый пишет: «Это фальшивая,
идеализированная смерть, подкрашенная под жизнь; в
глубине ее лежит мысль о том, что жизнь естественна,
а смерть противоестественна, — значит, нужно ее
натурализовать, сделать из нее чучело, симулятор
жизни. Здесь есть желание не дать смерти что-либо
значить, обрести знаковую силу, и за этим
сентиментально-натуральным фетишизмом кроется крайняя
жестокость по отношению к самому же покойному: ему
запрещают тлеть, запрещают меняться, вместо того,
чтобы быть переведенным в статус мертвого и обрести
символическое признание со стороны живых, он
искусственно удерживается в кругу живых, служа
алиби-симулятором их собственной жизни». Этим
суждением во многом объясняется некоторая
органичность идеи бальзамирования даже в рамках
русской культуры. В создании культа Ленина
использовались стереотипы религиозной веры. Творцы
богочеловека самим фактом искусственного создания
нетленности тела Ленина как бы подчеркивают
отсутствие всех достаточных признаков смерти и
выставляют вождя «красным святым», который по
определению не может быть мертвым в полном смысле
этого слова. Вспомним миллион раз повторенное
плакатное заклинание советских времен: «Ленин и
теперь живее всех живых».

На первый взгляд, из всего сказанного вытекает только
один вывод: мумию Ленина надо как можно быстрее
предать земле. Взять и немедленно похоронить
«красного святого». Что и говорить, похоронить
человека по-человечески — это благое намерение. Но
одно дело — похоронить человека, другое
— богочеловека. Не будем забывать: благими
намерениями вымощена дорога в ад. Опираясь на
постулаты одной, пусть и живородящей, истинной
религиозной веры, мы одновременно нарушаем постулаты
другой, быть может, и неправильной, нерелигиозной
веры, причудливо впитавшей в себя элементы и
светского, и сакрального. У этой идеологической веры
есть свои верующие, и их немало. Но разумно ли
сегодня разжигать социальный конфликт между истинно
верующими и «неправильно» верующими?

…Когда Бога нет, тогда все позволено. Рукотворное
божество — это не Бог. Сегодня от забальзамированного
богочеловека большинство отвернулось, но к истинному
Богу еще не пришло. Безбожье большинства — вот
главная порча советского XX века. Жизнь без веры —
это жизнь, лишенная смысла. Полнокровная жизнь всегда
требует веры. При этом каждый старается убедить себя
в правильности именно своей веры, религиозной или
какой-либо другой. В этом смысле я далек от осуждения
тех поколений наших соотечественников, которые
десятилетиями искренно верили в Ленина и поклонялись
его культу. Сегодняшняя примитивная медиаборьба с
идеалами веры ленинцев напоминает мне до боли
знакомый воинствующий атеизм, только в данном случае
он вывернут наизнанку. Борьба за умы и души не должна
сопровождаться унижением инаковерующих и осквернением
их веры. Вера может уйти только с верующими. Иное
будет означать торжество инквизиции.