Произведение Рахманинова хорошо известно широкой публике.
Уподобляемое симфонии по монументальности и серьезности
содержания, оно предъявляет к исполнителям высокие требования.
Сложность его интерпретации в наше время состоит, однако,
не только в постижении масштабного замысла, но и в преодолении
сложившихся штампов. Избавить такое сочинение от всего
наносного, обнаружить в «заигранной» музыке новые эмоциональные
пласты, новые краски удается лишь крупным мастерам.

Трактовка концерта К. Сероватовым — глубокое, оригинальное
прочтение. Вместо привычного поверхностного лирического
пафоса перед слушателем была развернута трагедийно-драматическая
концепция. Рахманиновской лирике в исполнении пианиста
свойственна сдержанная, мудрая печаль или неодолимая
тоска по прекрасному. «Бесовщине», типичной для позднего
творчества Рахманинова, но скрыто присутствующей уже
во 2-м концерте, противостоят стойкость, сила духа.
К подлинным открытиям музыканта можно причислить неслыханный
в прямом смысле слова драматический перелом, сдвиг,
оставивший неизгладимое впечатление.

Такая интерпретация концерта К. Сероватовым с особой
силой выявила его русские корни, духовные истоки: древнерусский
распев, неожиданное смыкание со стилем протяжной песни,
где бесконечность печали сливается
с бесконечностью бытия.

Технические достоинства пианиста нет нужды специально
подчеркивать. Его игра достигает того высокого уровня,
когда слушатель попросту не замечает пианистических
трудностей, захваченный музыкой, когда ему кажется,
что все получается легко и просто — само собой.

В исполнении фортепианного концерта Рахманинова никоим
образом нельзя умалить роль оркестра, в содружестве
с руководителем которого рождался замысел. Оркестр под
управлением Е. Волынского составлял с фортепиано одно
целое. Обе партии постоянно активно взаимодействовали.
Процесс их эмоционального взаимопритяжения и взаимоотталкивания
реализовал сложную драматургию концерта.

Контрастом к концерту Рахманинова прозвучала симфония
В. Калинникова, давно не исполнявшаяся в Иркутске. Ее
особый настрой — светлая печаль, мягкая лирика, жизнерадостность,
эпика (образы богатырской силы) — был тонко и точно
претворен дирижером. Добротность, легкость, блеск исполнения
симфонии — несомненная заслуга Е. Волынского, поднявшего
оркестр на подлинно профессиональный уровень, результат
его кропотливой работы. Слушателя радовало яркое звучание
скрипок, повсюду чистая интонация духовых — в эпических
и пасторальных темах, стройность аккордовой вертикали.
Достигнутая «прозрачность» партитуры позволяла ясно
прослушивать оркестровые линии: переход-продолжение
мелодии одной группы — другой, ответы-отклики, кружевную
вязь переплетения голосов. Энтузиазм Е. Волынского,
при сохранении им чувства меры, воодушевлял оркестр,
подчинявшийся выразительному, целенаправленному жесту
дирижера.

Музыкальный вечер, посвященный русским композиторам,
превратился в настоящий праздник искусства.