Аспирантуру мой
собеседник прошел на кафедре общей хирургии, которой
руководит и по сей день профессор С.Б. Пинский. Два
года Олег Адамович был ассистентом кафедры; защитил
кандидатскую диссертацию, потом ушел на железную
дорогу. Он достаточно молод, чтобы пересчет
ступеней, которые вели (или еще ведут?) вверх по карьерной
лестнице, заняли на газетной странице много
места. 16 лет у него ушло на ведомственную медицину:
сначала главный хирург, потом заместитель начальника
медслужбы на ВСЖД и, наконец, главврач областной
клинической дорожной больницы.

Приходько пришел в администрацию Приангарья вместе
с губернатором Александром Тишаниным, и самым простым было бы
назвать его человеком новой команды. Но я поостерегусь
давать ему однозначно-плоскую оценку: он
самостоятелен в суждениях, не юлит и не сглаживает
острых углов в разговоре, хотя, не скрою, некоторые
его аргументы показались мне не то чтобы спорными,
но обращенными к хозяйственному и, главное, к
нравственному опыту вчерашнего времени, а не к
эталону нынешних дней.

— В отечественном здравоохранении никогда не
хватало средств на то, чтобы обычный человек без
сомнений мог довериться нашей медицине, — посылаю
ему пробный шар.

— Денег всегда не хватало, — парирует он.— Вспомните
Великую Отечественную войну и первые
послевоенные годы: какими тяжелыми были они. Но в
больницах всегда было хоть бедно, но чисто. И ведь
вытянули страну…

— Но какой ценой!

— А вы как хотели?

— Олег Адамович, вы жесткий человек?

— Почему жесткий? Я гуманист.

… Вот с этой его фразы я больше не позволю себе ни одного
комментария. Просто постараюсь почти без купюр
передать весь разговор, а уж читателю судить о том,
кто пришел.

— Должность главврача областной дорожной клинической
больницы в какой-то степени сравнима по объему
нагрузки с вашей нынешней?

— Сложно сказать. Там я был скорее менеджер, а
здесь должен заниматься формированием концепции
областного здравоохранения; вопросами оптимизации
предоставления медицинской помощи. Да, пожалуй, по
объему нынешняя работа сходна с прежней. По сути же
ответственности куда больше.

— В любом новом деле труднее всего дается начало.
С чего начнете вы?

— Моя первая задача — провести инвентаризацию
(другое слово подобрать трудно) всего, что мы имеем
в практической медицине области. Затем наметить разумные
планы, исходя из фактического финансирования. Того,
которое пока есть. С 2006 года областному
здравоохранению передаются 32 муниципальных
лечебно-профилактических учреждения: дома ребенка —
от годовалых до трехлеток, специализированные по
лечебным профилям диспансеры — туберкулезные,
онкологические, психоневрологические,
кожно-венерологические. Я должен сам своими глазами
увидеть все, что мы принимаем. Мэры районов, узнав,
что эти учреждения уходят на областной бюджет,
вообще их бросили: мол, уходят — и скатертью дорога.

— Центр и периферия… Вряд ли сегодня можно найти
менее запутанные и болезненные взаимоотношения, от
которых, в первую очередь, страдают люди, живущие в
наших «медвежьх углах». Наскоком в этих лабиринтах
легко заплутать.

— А я и не говорю об «артиллерийской атаке».
Сначала проанализировать то, что имеем. И потом — не
сразу, а поэтапно — наладить систему, дающую
возможность заботиться о людях и своевременно решать
трудные вопросы. На железной дороге средства для
медицины тоже с неба не падали. Но там дисциплина,
в том числе и финансовая, строже. Она приучила:
нельзя размазывать имеющиеся деньги. Необходимо
правильно выбрать приоритеты, выстроить вертикаль
управления, опираясь на экономические стимулы.
Здравоохранение в любой стране — очень затратная
отрасль. То, что уже сделано в практической медицине
области, то, что достигнуто, со счетов не сбросить.
Уровень медицинских технологий областного центра
вызывает уважение. Но то, что делается в глубинке…
Из виду ушло именно периферийное здравоохранение,
муниципальное. И сейчас нужно очень постараться,
чтобы переломить ситуацию. Хотелось бы сделать это в
ближайший год — больше времени нам не отпущено.

— Вы уже успели объехать несколько трудных районов.
Что поразило более всего?

— Даже не изношенная до последней степени, не
обновляющаяся с тридцатых, с пятидесятых годов
материально-техническая база периферийной медицины, хотя
сам по себе это удручающий факт. Но больше удивило,
что медицина там существует как бы сама по себе;
местной администрации до нее фактически дела нет. Ну
а главное управление здравоохранения никак не влияет
на ситуацию. Даже порекомендовать кандидатуру на руководящую
должность не может. Разумеется, мы не
хотим диктовать условия. Но, согласитесь, мэрами
становятся разные люди. В том числе и очень далекие
от проблем, существующих в здравоохранении. Потому и
равнодушных к нему.

Я вам приведу совсем недавний
пример. В Жигалово я не был 16 лет, с тех пор как
ушел на железную дорогу. И вот сейчас увидел
нынешнюю районную лечебную базу. Был поражен. Там же
сегодня вообще невозможно оказание никакой
медицинской помощи! Тамошний мэр — педагог по
образованию. К сентябрю школу привел в порядок,
чтобы ребята могли войти в чистые классы. И
правильно сделал. Но в какие жуткие условия попадет
ребенок в случае болезни, требующей госпитализации, —
это, выходит, уже не его, руководителя района, дело.
Ну нет денег, ну ушли те, пусть и скромные суммы, что
муниципальным бюджетом предназначались медицине,
трудно сказать куда. И что же? Неужто с ними ушла память о
том, что в трудные времена многое делалось сообща,
всем миром? На самый худой конец, обратился бы мэр к
людям, к родителям с просьбой хотя бы побелить
палаты — неужели отказали бы!

— Я так поняла, что отныне изменится отношение к
периферийной практической медицине и она будет под
началом облздрава?

— Не то, чтобы под нашим началом, но изменится
безусловно. Вмешиваться в финансово-хозяйственную
деятельность мы не можем, да лично меня больше
интересует лечебный процесс: этапность оказания
врачебной помощи, ее доступность и своевременность.
Нужно повернуться лицом к району, к периферии. Ведь
это она поставляет в областные лечебные учреждения
таких тяжелых, таких запущенных пациентов, что
прилагаются буквально героические усилия, чтобы их
спасти.

— Но один район Приангарья не похож на другой.
Скажем, Зиминский, где в Саянске сильный центр
межрайонной медицины, и тот же Балаганский, в котором
уровень заболеваемости по целому ряду недугов
превышает средний по области…

— Да, конечно! Но я говорю сейчас о дотационных
территориях, на которых человек, захворав,
оказывается жертвой обстоятельств: нет
санитарного транспорта, не к кому обратиться не то
что за квалифицированной помощью, а просто за советом. Я
вижу выход в правильном использовании имеющихся
средств, в осознанном выборе приоритетов. И еще
необходима нормальная программа, которая позволила
бы, «приземлившись с облаков на землю», трезво
оценить сложившееся положение.

— И какой же у вас приоритет?

— На мой взгляд, это первичное звено во всей
системе лечебного дела. У нас много высоких
технологий, позволяющих успешно оперировать сложные
патологии. И при этом десятки тысяч людей —
заложники хронической периферийной запущенности: ни
связи, ни транспортной схемы, ни медицинских кадров.
Принимается масса законов. Но нет закона
Иркутской области, касающегося минимальных объемов в
оказании первичной медико-санитарной помощи. Мы с
вами не так богаты, чтобы действовать наощупь и
наобум. Примут такой закон, и каждый мэр будет
обязан знать, исходя из численности своего
населения, какая ему нужна в районе муниципальная
медицина. Это самое первоочередное, насущное.

Ну а ближайшее будущее я связываю с врачами общей
практики. Несколько дней назад мы с губернатором
объехали несколько районов — в том числе и
Заларинский. Разговаривал в райцентре с женщиной,
два года назад получившей сертификат семейного
врача. Я ее спрашиваю, каков порядок, какова схема
ее работы. Она в ответ: как был два года тому назад
слабенький фельдшерско-акушерский пункт, так и
остался — связи нет, транспорта, чтобы
добраться до населенных пунктов в предгорьях Саян,
никакого. Вот вам маленький срез нашей действительности.

— Так в этом же вся горечь! Уповаем на врачей общей
практики, в деревнях они, конечно же, семейные
врачи, но не обустраиваем их на «точках». Зачем
тогда тратить столько средств на их подготовку?

— Почему вы считаете, что мы не заинтересованы в
укоренении врачей общей практики, значит, и в укреплении
первичного звена? У нас есть программа,
предусматривающая оснащение их мест работы всем,
что им положено, и, естественно, транспортом…

— В прекрасном будущем?

— При чем тут будущее? Реализация программы начнется с
нового года. Вот только не упустить бы еще одну
важную деталь — просто за идею никто сейчас в
сельскую глубинку не поедет. Врачу общей практики
(семейному врачу) нужно нормально платить. Чтобы он
знал: отдав сельскому здравоохранению, скажем, 10 лет
своей жизни, он вернется на «большую землю»
состоятельным человеком, способным, к примеру,
купить хорошую квартиру, вообще устроить свой быт.
Одним словом, ты привязываешься к деревне на десяток
лет, но хотя бы знаешь, во имя чего…

— А вы не боитесь, что с идеей опоры на врачей
общей практики мы ударимся в другую крайность:
оставим практическую медицину без узких
специалистов? Положа руку на сердце, они уже
чувствуют свою дискриминацию после решения
президента повысить заработную плату только
участковым врачам поликлиник.

— Нет, не боюсь. Много узких специалистов может позволить
себе здравоохранение только очень богатой страны. Я
был в Германии. Там на весь Берлин всего четыре
кардиолога. Узкие специалисты — необходимость и отличие
врачебной помощи самого высокого уровня. Врач общей
практики должен быть подготовлен таким образом,
чтобы разбираться в патологиях, не требующих
«…ологов». Зачем посылать к окулисту пациента с
банальным конъюнктивитом или к отоларингологу с
обычной ангиной?

— Но, коль скоро вы говорите только о крупных
городах, то как быть рядовым центральным районным
больницам? Той же Заларинской или Жигаловской ЦРБ?
Они что же, по своему положению лишаются права на
хирурга, или акушера-гинеколога, или педиатра?

— Ну зачем же все доводить до абсурда? В Приангарье
вообще есть районы, северные, вроде Катанги, где
медицина существует в автономном режиме, как на
подводной лодке: уж очень дорог и сложен путь до
областной клинической больницы. Как минимум там
должны быть и хирург, и обязательно анестезиолог и
педиатр.

— Олег Адамович, ловлю вас на слове. Значит, вы не
из тех, кто считает, будто врач общей практики
способен заменить настоящего педиатра? Как вы вообще
относитесь к прогнозу исключить педиатрию из числа
официально признанных в России медицинских
специальностей?

— Плохо отношусь. Но я и не из тех, кто
противопоставляет семейного врача или, если угодно,
врача общей практики, детскому доктору. Я за то, чтобы к
педиатру попадали только те маленькие пациенты, кто
по состоянию своего здоровья нуждается в его
специальных знаниях. Зачем (мы уже повторяемся)
направлять к педиатру малыша с насморком или
застуженным ушком? С подобными хворями должен
справляться семейный врач самого что ни есть
первичного звена. Нужно понять одно: пациенту в
принципе все равно, в каком учреждении ему окажут
помощь. Лишь бы она в пределах государственной
гарантии была бы оказана качественно и бесплатно.
Сейчас же что происходит: коечный фонд избыточен,
многие койки по сути являются социальными. Я считаю,
что лечебные учреждения обязаны бороться за право
получения муниципального заказа в оказании помощи
населению, и это право должно доставаться тем из
них, чья помощь менее затратна, но более качественна.

— Я все ждала, когда, наконец, вы произнесете это
слово — ГОСГАРАНТИЯ. Как вы относитесь к тому, что
ее размеры нищенские? При нынешних ценах вообще смешно даже
заикаться о качественном лечении…

— Нормально отношусь.

— ?

— Объясню. Считаю, что только неотложная врачебная
помощь должна быть бесплатной. Что касается
плановой, то государство обязано беспокоиться лишь о
тех, кто не может сам о себе позаботиться: о детях,
о стариках и инвалидах. Остальные должны
позаботиться о себе сами, чтобы получать достойную
медицинскую помощь.

— Олег Адамович, будто вы не знаете, что половина
россиян не может позволить роскошь лечиться достойно
и надежно. Кстати, именно об этом и был мой материал
«Черные метки» («ВСП», 3 сентября 2005 г.). Мне показалось, что уж шибко
жестко вы обошлись с «муниципальной ребятней»,
отлучив детвору, прикрепленную к дорожной
поликлинике по месту жительства, от возглавляемого
вами тогда ведомственного учреждения. Теперь, будучи
в ответе не за ведомственную, а «гражданскую»
медицину области, вы получили возможность взглянуть
на ту ситуацию как бы «с другого берега».

— С какого «берега» ни смотри, я поступил тогда не
жестко, а сообразно реалиям дня. Все, абсолютно все в
практической медицине — будь она ведомственной или,
как вы выразились, «гражданской» — должно иметь счет.
Бесплатного нет ничего. И раньше не было. Я, будучи
руководителем ведомственного лечебного учреждения,
был обязан подсчитать, во что обходится лечение
одного пациента — вышло около 1 800 рублей в год.
Страховая группа «Капиталъ» могла покрыть эту сумму
всего лишь на одну треть. Я несколько раз обращался в
мэрию Иркутска, доказывая необходимость участия городского
бюджета в разрешении конфликта. Но у муниципального бюджета
средств на это не оказалось. Вот тогда и пришлось
обратиться к самим пациентам — возмещать поликлинике
недостающие 1200 рублей.

— Казалось бы, мы говорим о частном случае, но он очень
наглядно показал: обязательное медицинское страхование
совсем не гарантирует нам нормального лечения…

— Да, ОМС — не самая оптимальная система. На полис
добровольного страхования, конечно, далеко не у всех есть деньги.
Значит, необходима конкретная, адресная помощь, но только тем,
чьи доходы скромны. А то что получается: приходит в
поликлинику, извините, мордоворот и приносит полис иждивенца,
справку с биржи труда. Но видно же — работает,
возможно, серую зарплату в конверте получает. И что
прикажете делать? Ему, как пенсионеру, оказывать помощь из
бюджета?

— Олег Адамович, проблема рубля не стояла бы так
остро, будь наше российское здравоохранение богаче.
Повернется ли когда-нибудь государство к нему лицом
или оно обречено на остаточный принцип финансирования…

— Я бы все-таки поставил вопрос по-другому:
как мы используем те средства, которые имеем. Вот, к
примеру, в Жигалово купили очень дорогостоящую
аппаратуру — и это при том положении дел, о котором
я говорил. Зачем? Или ЦРБ Иркутского района считает
необходимым приобрести аппарат стоимостью в 240 тысяч
долларов? Зачем он ей, когда под боком областная клиническая
больница? Я уверен: здравоохранение станет богаче. И в России,
и у нас в области. Будучи в Иркутске, министр
экономического развития Герман Греф пообещал: в
ближайшие два-три года доходная часть регионального
бюджета увеличится в два раза, что, естественно, положительно
отразится и на службе здоровья. Но ведь и мы сами,
«командиры» этой службы и ее «рядовые», не должны быть
равнодушны к ее благополучию. Мы устали от такой демократии.
Должен же наступить какой-то порядок,
должна четко обозначиться вертикаль. Ведь настоящая
демократия — это ответственность, но именно ее нам
так недостает. На укрепление материально-технической
базы нашего здравоохранения обещаны правительством
солидные деньги и, коль понадобится, будем в Москве
жить, чтобы их выбить из федерального бюджета. Но
ведь и самим что-то делать нужно. Не сидеть, ожидая,
пока кто-нибудь придет и прибьет отвалившуюся
доску…

— Вы хотели бы вернуться к врачеванию? Не тянет в
операционную?

— Сложный вопрос. Невозможно успешно делать сразу
несколько дел. Сейчас жизнь повернулась так, что
приходится заниматься экономикой и организацией
здравоохранения. Как повернется завтра, не знаю. Но
для меня это не проблема: я ведь хирург высшей категории…