В поисках урожайных мест птицы, собравшись иногда в
очень большие стаи, «толкаются» над лесами: туда пролетят,
сюда. Нынче низко над лесом моего поселка Утулик они
пролетали три раза: богатый урожай ищут. Но не нашли.
Урожайнее места в Тункинских горах, и кедровки
собрались там. Поторапливайся, заготовитель! Ореховки
слетаются в урожайные места со всего света. Идешь зимою-весною
по тайге, за день и одну-то не всегда увидишь — рассеиваются
по бескрайним лесам. Но в кедровниках эта птичка величиною
с голубя собирается сотенными стаями, и они могут съесть
любой урожай за считанные дни.

Бывало, заедет бригада
добытчиков ореха в расчете хорошо поработать дней десяток,
но налетела стая-туча и убрала урожай — тонну —
за три-четыре дня. И что, кедровки съели все орехи?!
Ничуть, они растаскали их по тайге и попрятали на
земле. Великий, сравнимый с муравьиным, труд! Под клювом
у кедровки есть кожаный мешочек, куда входит несколько
десятков отборных орехов. И вот с рассвета до заката
птицы, набив орехами свою «авоську», отлетают за добрый
десяток километров и прячут их по нескольку штук в
одном месте лесной подстилки. Отборные орехи птица узнает,
нажимая клювом: некачественные мягче и она их отбрасывает.
Работа эта происходит молча, обычно крикливые ореховки
— все же родня воронам — при заготовках помалкивают:
некогда горланить, вон, сколько собралось желающих
отведать орехи!

Вторым ценителем орехов, пожалуй, можно назвать белку, за нею бурундука,
а далее уж вся рать мышевидных и соболя, даже птиц, вплоть
до ворона. Даже кабан — свинья дикая. Это что! Кабан
все-таки всеяден, но вот кабарга! Даже этот олешек оценил
орехи кедра. Оно и понятно, в нем почти семьдесят процентов
жира, больше, чем в орехе кокосовой пальмы. Конечно,
пожалуй, никто, кроме кедровки, белки, бурундука и иногда
медведя, по деревьям не лазит, они находят упавшие от
ветра шишки. Правда, за шишками стланика на невысокие
кусты лазит еще житель высокогорья сурок черношапочный.
Умора! Сурок — это такой желтоватый мешочек жира на коротких
толстеньких лапках, никак не приспособленных к лазанию
по ветвям. Как он там только ни балансирует, чтобы не
сорваться! Падает и снова лезет — упорство рано или
поздно вознаграждается.

Кедровка и белка, пряча орехи в лесную подстилку, помимо
заготовки этих харчей на зиму себе и всем, кто найдет,
занимаются «лесопосадками». Бывало, увидишь в лесу,
даже и далеко от кедровника плотный, густо-зеленый пучочек
нежных хвоинок — это взошла не обнаруженная нахлебниками
чья-то посадка. Пройдет сотня лет, и здесь будет стоять
могучий кедр.

Кедровники — леса богатейшие, при урожае там живут
соболи и все, кто питается мышевидными грызунами. Грызуны
в зарослях кедрового стланика, закрытых высоким снегом,
и зимою размножаются. Рубить эти леса преступно.

О роли урожая кедра в жизни медведя надо сказать отдельно.
Конечно, и эти животные подтягиваются в кедровники.
На деревья лазят только молодые, обламывая ветви, бросают
их на землю, спускаются и начинают пир. Но работают
по-медвежьи грубо, не по-хозяйски, часто сламывают вершинные
ветви, и дерево это хорошо плодоносить уже не будет.

…За эти дни я должен пройти по маршруту: Куреты —
Аринжалга — Самсалты — зимовье на Малом Задое. Зайти
к вершине Полуденного Тойсика.
Отроги Восточного Саяна — это зона богатейших кедровников.
В паняге — продукты на несколько дней, топор, карабин
и другое полевое снаряжение. Ход тяжелый, и, заметив
удобно лежащую валежину, я устроился передохнуть. Тут
с ближнего дерева донеслось короткое, часто повторяющееся
шак-шак-шак! А, узнаю: так вниз головою с дерева спускается
белка. Вот она выскочила на мою сторону, во рту шишка.
Не заметив мою неподвижную фигуру, прямо на корне этого
ствола села, взяла передними лапками шишку и шустро
начала выуживать орешки. Набрав их в рот, круто развернулась
и, оставив шишку на месте, проскакала несколько метров.
Там она разрыла хвою, быстро сунулась туда
мордочкой, деловито забросала клад и, никак не ориентируясь,
подскочила к оставленной шишке. И так несколько
раз, и всегда белка, иногда удалявшаяся на десяток метров,
к шишке возвращалась, не разыскивая ее, не приглядываясь,
а выходя точно. Это что же за способность! Ведь с ее-то
ростиком в густом кустарнике, в зарослях брусники, пожухлого
разнотравья шишку так просто увидеть невозможно. Всегда
поражаюсь точности ориентировки разных зверей в лесу.

Наблюдая за белкой, несколько дальше и в стороне, уже
некоторое время держу на слуху другой звук. Вскоре он
стал явственнее и теперь насторожил. Этот звук мне тоже
знаком: в кору дерева врезаются очень сильные когти.
Пододвинув карабин поближе и взяв его в руку,
я медленно выпрямился. И увидел картину, в
точности повторявшую шедевр Шишкина «Утро в сосновом
бору». Метрах в сорока ниже по склону неторопливо, часто
останавливаясь и наклоняя голову к земле, шла огромная
мамаша и возле нее крутилось три медвежонка.
Медвежата ростом уже с крупную собаку, изредка они
воодушевлялись, видимо, запахом смолистых шишек на дереве
и пробовали влезть повыше. Но отчего-то интерес лезть
к вершине у них вскоре пропадал, и они, не поворачиваясь,
головой вниз, быстренько спускались. Между ними и маменькой
шел тихий разговор в виде отрывочного ворчания и чего-то
похожего на пощелкивание языком. Мать находила упавшие
шишки и приглашала детушек отведать орехов. Мне не видно,
как они их добывают из шишки, но я знаю: взрослые медведи,
даввнув ее лапой, берут в рот и языком сортируют, крышечки
летят на землю, орехи разжевываются.

Мне бы тихо проводить это мирное семейство, как не раз бывало,
но ведь они идут почти прямо на меня, а медведица с медвежатами
очень опасна, и лучше, если она обнаружит постороннего
как можно с более дальнего расстояния. И я, держа взведенным
затвор карабина, негромко, как вспоминал после, подрагивающим
голосом сказал: «Куда идешь?» Я был готов к тому, что
медведица тотчас бросится ко мне, но произошло другое:
она рывком встала на задние ноги и, как мне показалось,
вполне мирно воззрилась на меня. Так продолжалось секунд
пять, затем она так же быстро и молча опустилась на
все четыре и задала деру вниз по склону. Туда же запрыгали
и медвежата. Я после вспоминал, что когда на дыбы встала
мать, тотчас выстроились столбочками и медвежата.

На кедровых и стланиковых орехах медведи для зимовки
накапливают самый лучший жир, который в хороший год
составляет до одной трети массы хозяина. В такие годы
весною в берлогах медведи лежат дольше обычного, а
выйдя, вновь направляются в кедровник, где «на полу»
бывает еще много шишек.

На плоском водоразделе Тана — Безымянный на верхних притоках
Кулинги есть небольшая площадь, занятая молодым кедровником.
В какой-то год случился в нем хороший урожай ореха,
и я, оказавшись там на полевых работах в сентябре, несколько
ночей провел на огромном, разрытом медведем до основания
и оттого погибшем муравейнике. Все ночи даже при полном
безветрии вокруг моего костра-ночлега шумно падали шишки,
и один день я выделил для их сбора. Собирать было не
во что, и из жердочек пришлось соорудить топором сусек
на пять-шесть кулей, который я затем поднял на толстые сучья
на пару метров над землею. Почти не надеясь найти
не тронутым свой сусек — что это за защита от медведя,
ерунда, — зимою я заглянул в те места. Сусек целый,
в него не прогрызлись даже белки! Это значило, что «на
полу» много шишки.

Весною, как сошел снег, я устремился
в этот кедровник на паданку. Но еще на дальнем подходе
к кедровнику стали попадаться свежие следы медведей.
Там бродили медведица с одним медвежонком, крупный
одиночка-самец, конечно, и два прошлогодка без матери.
Значит, из очень дальних краев собралась эта компания.
И как узнали, что в этих местах есть паданка — упавшая
шишка? Ночевать на своей прошлогодней постели я не стал
— шишек в лесу почти не было. Дикие животные, и медведи
в том числе, по каким-то неведомым нам признакам
многое узнают в природе, а уж где-то случившийся урожай
кормов — непременно и точно. Многое «рассказывает»
поведение птиц: воронов, соек, кедровок. Умей читать,
все в тайге знать будешь!

Всегда с глубокой печалью переживаю весть о горящих
где-то кедровниках. Какое богатство гибнет… Какая
бурная, интересная жизнь царила бы в них урожайной осенью.
Хотя бы один раз в четыре года, когда случаются добрые
урожаи в соответствии с их цикличностью.