«Без музыки жизнь была бы заблуждением…» Эта мысль,
высказанная когда-то в «Сумерках идолов» Ницше, как
нельзя лучше характеризует жизненное кредо, позицию
нашего героя, замечательного пианиста, заслуженного
артиста России Бориса Изаксона, отмечающего нынче
свой золотой юбилей. Он так и выразился: «Вы только
представьте себе, какая это радость — играть для людей,
видеть, что тебя понимают. Право, порой мне кажется,
что иные из нас, артистов, даже готовы приплачивать
за моменты такого счастья».

Полностью разделяю точку зрения моего собеседника, с
которым встретились в тишине концертного зала
филармонии. Через несколько минут у него репетиция, а
пока мы беседуем, что называется, «за жизнь». Мне и
раньше не единожды доводилось слушать Бориса
Федоровича, но не в роли рассказчика, а как
музыканта-исполнителя. В последний раз это случилось
на презентации экспозиции в городском выставочном
центре им. Рогаля. Его Шуберт буквально очаровал
собравшихся.

В Иркутск Борис Изаксон приехал в 1981 году, отслужив
срочную на Камчатке, в войсках ПВО, а до того, как
надеть солдатскую шинель, успел окончить Уральскую
государственную консерваторию им. Мусоргского.
Почему Иркутск? С городом на Ангаре у него давние
отношения. Его прадед еще в конце 19 века был сослан
в Сибирь, а дед, Матвей Моисеевич, с 13 лет работал
коногоном в Черемхове. Здесь же, в городе угольщиков,
родилась его мать. Как сыну военного, Борису довелось
полной чашей хлебнуть кочевой жизни, исколесить всю
страну — от западных границ до Камчатки. Так что
песня «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес —
Советский Союз» — это как раз про него. В
музыкальную школу, к слову, поступил в Куйбышеве, а
закончил в Тольятти. В Тольятти же поступил в
музыкальное училище. Ко времени его окончания
родители уже снялись с якоря и уехали дальше,
на восток.

— Когда проснулся интерес к музыке?

— В раннем детстве. В доме было пианино, подбирал на
нем популярные тогда мелодии «Подмосковные вечера»,
«Ой, цветет калина»… Вспомните, как любили в народе
песни Дунаевского, Соловьева-Седого, Блантера,
Пахмутовой, до сих пор их помнят и поют.

Там, на Камчатке, успел поработать в музыкальном
училище. Не забывал, правда, об Иркутске и при первой
же возможности прикатил сюда, женился на иркутянке.
Жена преподает в музыкальной школе, двое детей.

— Они имеют к музыке какое-то отношение?

— Старшая, Маша, студентка, неплохо поет, играет на
гитаре. Сын, Михаил, учится в 9-м классе. Немного
играет на пианино. Он, кстати, лауреат нескольких
городских конкурсов вокалистов «Веселая капель».
Сейчас не поет, голос ломается, возрастное. Дальше
видно будет.

— Вы приехали в Иркутск. Как вас встретили?

— Прекрасно. Два года преподавал, а с января 1983
года зачислен в штат Иркутской филармонии. Но до
сих пор не порываю связей ни с музыкальным училищем,
ни с областной школой искусств. Охотно занимаюсь с
ребятишками из детской музыкальной школы N 3, со
студентами музыкально-педагогического факультета
педуниверситета.

— Ваши музыкальные пристрастия? Если приходится
выступать на «бис», кто из композиторов вам
приходит на ум?

— Наша профессия тем и уникальна, что забирает твою
душу и сердце, всего тебя целиком. Ведь это счастье
— делать то, что любишь, и любить то, что делаешь.
Ну разве будут тебя слушать, если ты холоден к
исполняемому тобой произведению, будь то Чайковский,
Вагнер или Мусоргский? Твое состояние, хочешь ты того
или нет, передается публике. Уникальность профессии
еще и в том, что твой успех или неуспех подчас
зависит от инструмента, на котором играешь. В отличие
от других музыкантов, пианисту приходится каждый раз,
особенно на выезде, приноравливаться к инструменту.
Ведь рояль или пианино с собой не захватишь.
Случается, инструмент не совсем настроен, не отвечает
какая-нибудь нотка. Подчас это обстоятельство диктует
выбор тех произведений, которые могли бы прозвучать
на таком не вполне хорошем инструменте. Кстати
сказать, у нас в области, как, впрочем, и в стране,
состояние музыкального инструментария оставляет
желать лучшего. К тому же не хватает настройщиков, не
решены вопросы достойной оплаты. Глубоких, знающих
специалистов в этой области по пальцам можно
пересчитать. В музыкальных учебных заведениях эта
специальность не преподается, в основном свои услуги
предлагают самоучки.

— Вы как-то обмолвились, что готовы в любой момент
сняться с места, если того требуют обстоятельства.
Такой образ жизни вас устраивает?

— Безусловно. Любая командировка — это новые
открытия, встречи с интересными людьми, радость
общения с ними. Конечно, имеют место и не вполне
положительные моменты. Иногда приходится часами, а то
и сутками ждать поезда, самолета, мерзнуть. Но это
наша жизнь. Примеры? Пожалуйста. Однажды из
Усть-Илимска мы с коллегой кларнетистом выехали поездом. На
станции Новая Игирма, где вышли, нас не встретили.
Время позднее, мороз под 30 градусов, а местные
жители показывали дорогу к гостинице совершенно в
разных направлениях с разным временем пути — кто 25,
кто 45 минут через лесок. Мы, было, решили остаться
на станции, но тут подвернулся один молодой человек на грузовом
мотоцикле, вместо люльки — дощатый ящик с большим
отверстием посредине. Так вот, я сел в этот ящик,
держа в руках кларнет стоимостью 3 тысячи долларов,
— не потерять бы в потемках! С грехом пополам, но
доехали…

Но такие случаи — сущая мелочь для нашего брата. Все
невзгоды, трудности забываются, когда видишь перед
собой глаза слушателей, а в них не просто интерес к
тебе, но ожидание чуда. И ты делаешь все, чтобы
оправдать доверие. Хотелось бы, чтобы реальностью
стала целевая программа гастролей по области, чтобы
артисты могли выезжать в города и районы не
спонтанно, не от случая к случаю, а регулярно.

— И как часто приходится бывать в гастрольных
поездках?

— Нынешний год был особенно богат на выступления в
глубинке. В рамках программы по подготовке к юбилею
Победы побывали во многих районах — в Ольхонском,
Зиминском, Мамско-Чуйском, в Киренске, Бодайбо. В
филармонической команде заслуженные артисты России
Михаил Клейн, Александр Чудновский, такие наши
подвижники, как Айдар Аюуш, Анна Варутина. Иногда
выезжаю один, иногда вдвоем — чаще всего с
заслуженной артисткой России Натальей Головиной.

Что касается зарубежных поездок, то вспоминаются
гастроли по Монголии пару лет назад. Выступали в
столичном оперном театре, давали концерты в Эрдэнэте
и Дархане, были интересные встречи в Иркутском
представительстве при посольстве России в Монголии.
В прошлом году мне посчастливилось поработать в
Швейцарии, куда выезжал с детским хором «Ангара» под
руководством Валентины Шульги. Помимо выступлений с
хором, довелось поиграть и сольные программы.

— Скажите, Борис Федорович, что изменилось с тех
пор, как вы получили звание заслуженного артиста?

— Высокое звание я получил в 2000 году. Скажу
откровенно: работать стало труднее, особенно на
первых порах. Ощущение такое, будто разучился играть
на сцене. Что ни говори, а груз ответственности дает о
себе знать. С другой стороны, признание твоих заслуг
служит и мощным стимулом, придает сил и уверенности.

— Вы любите работать. А как отдыхаете?

— Мой отпуск связан в основном с Ершовским
заливом, где у меня небольшой садовый участок, домик.
И конечно же, с водой, тайгой, полями. Это не
передашь словами, когда забываешь городскую суету,
шум трамваев, неухоженность улиц. Разве случайно, что
на бульваре Гагарина всегда полно отдыхающих?!
Назовите мне место в городе, где можно еще вот так
неспешно пройтись…

— А что читаете?

— Люблю мемуарную литературу, фантастику. И классику,
конечно. Только что с сыном вслух прочитали Евгения
Онегина — и он, и я получили большое удовольствие. С
возрастом открываешь для себя в одних и тех же
произведениях много нового, интересного. Так что
перечитывать классиков стоит.

— Что самое трудное в вашей профессии?

— В любом деле, в любой профессии бывают будни и
праздники. Вот сейчас нам с Анной Варутиной
предстоит репетиция. Будем сто раз переделывать,
прикидывать, добиваясь хорошего результата. Это наши
будни. А потом будет праздник, ответственный экзамен.
В отличие от художника, который может бесконечно
исправлять свою картину, вернуться к ней через год,
выставить ее, а затем еще что-то изменить, мы,
музыканты, выходили к зрителям, слушателям с
выстраданным результатом, добытым слезами и потом.
И вот он настает этот миг — ты сдаешь экзамен.
Результат есть или его нет. Середины не бывает.
Случается так: назавтра после концерта артист
просыпается знаменитым. Выступил превосходно, попал,
как говорится, в десятку — и понеслись счастливые
творческие будни. Такова наша артистическая жизнь.

— Золотой юбилей — это и точка отсчета. Человек в
расцвете сил, таланта, устремлен в будущее. О чем
мечтается, Борис Федорович?

— О себе говорить не буду. Тут все понятно: надо
держать планку. Я вот о чем. У нас в Иркутске крайне
мало уделяется внимание пропаганде хорошей классической музыки
— ни по радио, ни по телевидению. Скажите, как можно
научиться понимать музыку, а тем более любить. Ее
надо слушать. В радиоархивах, я уверен, хранятся многие
километры превосходных записей. Спектакли, концерты.
Увы, этот ценнейший источник духовной культуры не
работает, лежит мертвым грузом.

Вторая моя мечта — о возможности создать в Иркутске
музей музыкальной культуры. В музее города
есть отдельные экспонаты, но это капля в море.
Уверен, у нас найдутся специалисты, способные решить
непростую задачу. Очень надеюсь, что когда-нибудь в
нашем городе появится музей, который мог бы носить
имя нашего прославленного музыковеда В.Ф. Сухиненко.

Мечтаю я и о том, чтобы в нашем городе был
профессиональный оркестр русских народных
инструментов. Когда-то такой оркестр существовал,
руководил им большой энтузиаст Михаил Семенович
Гезунгейт. Все упирается в финансирование. А ведь это
так реально — иметь при областной филармонии пусть
небольшой, но профессиональный оркестр из 15-20
инструментов.

И еще об одном. У нас до сих пор нет ни одного
профессионального хора, хотя у наших соседей в
Красноярске таковых два. В Иркутске работают хорошие
хормейстеры, есть неплохие хоровые коллективы, но они
все народные, любительские. При музыкальном училище,
педагогическом университете, ИГУ, раньше действовал и
при медуниверситете — оперы ставили! А вот
профессионального коллектива, который бы имел свой
репертуарный план, выезжал в города и районы, радовал
людей своим искусством, такого хорового коллектива у
нас пока нет. Заметьте, я говорю «пока», значит,
надеюсь. А если жива надежда — стоит жить и работать.