Фамилия Лидии Петровны мало кому что-либо говорит. Хотя еще полвека назад
она оказалась в списке лауреатов Ленинской премии,
удостоившихся этого звания за выполнение особо
важного государственного задания.

Чтобы было понятно, почему в лауреаты попала
Лидия Петровна, скажем, что во многом благодаря
именно ее открытию атомная промышленность нашей страны
не сидит на голодном пайке.

Под грифом «секретно»

Когда-то, еще во времена Советского Союза, на всем
его протяжении от Балтики до Владивостока
существовали оазисы житейского благополучия.
Там был обособленный мир, со своей социокультурой,
со своим порядком на улицах и изобилием дефицитных
товаров в магазинах. Одно из подобных Эльдорадо в
конце шестидесятых годов расположилось поблизости от
границы с Китаем и Монголией и называлось городом
Краснокаменском.

Краснокаменск имел особый статус, каковым его делал
расположенный под боком уникальный комбинат
по добыче и переработке урановой руды, которому до
сих пор нет альтернативы во всей стране и вряд ли
появится в ближайшем будущем. Комбинат считался
суперсекретным предприятием, и поэтому любой человек,
причастный к нему, обязан был давать подписку о
неразглашении государственной тайны. Даже работающие
здесь строители из Ангарска, возвращаясь домой после
командировки, особо не распространялись о
Краснокаменске. Еще сдержаннее вели себя специалисты
знаменитого предприятия «Сосновгеология», «выудить»
у которых что-либо о их работе было большой проблемой. Они
специализировались на уране, знали цену вопроса и
умели держать язык за зубами. Именно эти
обстоятельства привели к тому, что о заслугах наших
земляков, сыгравших решающую роль в открытии месторождений урана
на востоке страны, не известно ничего. Хотя поисковые
отряды, сформированные в Иркутске, в урановом
проекте Забайкалья сыграли решающую роль.

Сейчас со многого, что являлось великой
тайной, снят покров секретности. Не составляет
секрета даже то, сколько урана содержится в
Краснокаменских месторождениях. А уж о людях,
подобравших ключи к ним, и подавно можно говорить. И
о них говорят. Только вот, к сожалению, не у нас, а в
Забайкалье. Хотя справеливости ради уж о таких
сосновцах, как Юрий Рогов, Константин Метцгер,
Владимир Попов, Владимир Шлейдер, Ревир Карманов,
Вячеслав Солодовников, необходимо вспоминать и нам,
поскольку благодаря именно им наша страна,
располагавшая всего четырьмя незначительными
месторождениями в Средней Азии, Казахстане и в
Забайкалье, на рубеже шестидесятых годов прошлого
века решила вопрос с обеспечением атомной
промышленности дешевым, доступным и богатым ураном.
Кроме этих специалистов, можно назвать тысячи других.
Первой из которых должна быть Ищукова. С виду
неприметная, чуть-чуть выше ростом знаменитой
Александры Пахмутовой, Лидия Петровна 42 года назад
устроила настоящую промышленную революцию в
забайкальской степи. Из целой армии геологов эта
отважная женщина первой развязала узел пролегающего
по всему югу Забайкалья Приаргунского рудного пояса,
показав, где таится уран.

Тайна Cтрельцовского поля

То место, где ее интуиция подсказала наличие урана,
сейчас известно как знаменитое Стрельцовское рудное
поле. Его история началась с того момента, когда здесь
прошли читинские геологи. Разведывая обнаруженное в
верхних слоях земли небольшое флюоритовое
месторождения и заодно, по инструкции, выполняя
геофизические исследования, в одной из скважин они
зафиксировали радиоактивную аномалию. Точно такой же
результат получили и другие партии. Только это были
следы, а не сам уран. Сам уран обнаружился много
позже. После того, как, не найдя его, за более чем
полтора десятка лет главные силы «Сосновгеологии»
по приказу ушли пытать судьбу на север, оставив в
Забайкалье Лидию Петровну с маленькой горсткой своих
людей, среди которых было несколько геологов,
буровиков, лаборантка и новый начальник партии Борис
Михайлович Журавлев, который, не веря в успех,
принял руководство коллективом под сильным нажимом.

— Вот, — вспоминает Лидия Петровна, — стоим мы в пади
Тулукуя. Там, где читинцы когда-то бурили. Эти
координаты я еще в Иркутске определила, выдав
проектный разрез и определив место, где быть
скважине. У меня были намерения бурить глубже флюоритовой
жилы. Задаю 300 метров. При защите проекта меня
одергивали: «Почему так глубоко!?» У меня на этот
счет аргумент был припасен: «Потому, что сто метров
прошли до нас читинцы. Там нет руды». Бурим. Погода
мерзкая. Ветер день и ночь, хоть и конец апреля.
Зима выдалась в 1963 году затяжная. Мы с геофизиком
Женей Никольской только солнце покажется, берет в руки
радиометры — и на старые канавы и шурфы,
оставленные другими геологами. Отогревалась
у костра, сложенного из Перекати Поля. В
палатки раньше сумерек не возвращались. Так месяц
прошел без обнадеживающих результатов, а
восемнадцатого мая — новость. Техник-геолог Юрий
Копылевич докладывает о какой-то руде с высокой
радиоактивностью, поднятой с глубины 225 метров.
Глянула — в керне красно-бурая порода. Радиометр
поднесла — стрелка зашкаливает. А я так этого ждала,
что никак не могу поверить в случившееся.

Здесь город будет…

Это действительно был уран. Кроме нашей, это
подтвердила лаборатория в Иркутске. А следом и
Москва откликнулась, что и послужило сигналом к
массированной атаке. Сразу же нашлись для ее 324-й
партии техника, люди. Уран стоил того.
Когда запасы подсчитали, то оказалось, что они — в
одном ряду с наиболее крупными месторождениями в мире! По
существующей ,у геологов, традиции открытому
месторождению присваивается имя. Не ломая голову, Лидия
Петровна записала его как Стрельцовское.

Только разнеслась весть об открытии, на роль его
первооткрывателей сразу же нашлись и претенденты.
Особенно настойчивы были братья Стрельцовы,
проживающие в поселке Кличка, которые после войны
подали авторскую заявку на обнаруженное ими,
располагающееся здесь же, только в самом верхнем
горизонте, небольшое месторождение флюорита,
используемого в качестве катализатора при
производстве стекла и стали. И другие были кандидаты-самовыдвиженцы.
В том числе имеющие отношение к
геологии и вроде бы хорошо знакомые с этикой
геологоразведки, которую необходимо соблюдать в подобных
случаях.

После Стрельцовского что ни год, то месторождение.
И все, как на подбор, один другого лучше — Антей,
Красный камень, Тулукуевское, Октябрьское… А
спустя некоторое время несколько месторождений
открыла и возвратившаяся с севера 32-я партия. Этот
уран был таким, что, не дожидаясь, пока будет
полностью произведена полная оценка запасов
месторождений, побывавший здесь и часто
встречающийся с Лидией Петровной министр среднего
машиностроения Ефим Павлович Славский отдал
распоряжение немедленно строить горнохимический
комбинат.

А рядом вырос тот самый закрытый
город — Краснокаменск. Кстати, имя этому городу дал
коллега Лидии Петровны, тоже иркутянин Владимир
Петрович Зенченко, начальник 32-й партии той
же «Сосны». По названию одинокой скалы, своей формой
напоминающей огромный спичечный коробок, одиноко
стоящий в центре Стрельцовского рудного поля. Скала
сложена вулканическими породами бурого цвета, под
лучами солнца приобретающими красный оттенок. Лидия
Петровна к названию города не причастна, но к месту
его расположения имеет самое непосредственное отношение. В
составе комиссии, занимающейся подбором площадки под
будущий город, она сыграла важную роль в качестве
эксперта, владеющего достоверной информацией, где не может быть урана.
Если бы не ее аргументы, то не исключено, что
Краснокаменск мог бы оказаться далеко не в самом
подходящем месте.

Краснокаменск Лидия Петровна считает своим ребенком
и, как всякая мать, старается его ограждать от
неприятностей. Если откровенно, раньше она за этого
«ребенка» не беспокоилась. Комбинат, как
градообразующее предприятие, работал без сучка и
задоринки и гарантировал краснокаменцам
обеспеченное будущее, подкрепленное запасами руды.
Этих запасов, по заключению государственной
экспертизы, должно хватить еще на тридцать лет. Но,
побывав в том году на рудниках, где ведется
добыча урана, она с ужасом отметила, что все
прогнозы теперь гроша ломаного не стоят. Дело в том, что
добычу руды комбинат стал вести в самых лучших
традициях дикого капитализма, перейдя от сплошной
добычи к выборочной, предпочитая извлекать только
богатые руды, обходя стороной рядовые. Образно
говоря, «сливки» оказалось снимать проще и выгоднее.

У Лидии Петровны с руководством комбината отношения
всегда характеризовались превосходной степенью. И
вбивать клин в них она не собиралась. И все же,
сопоставив, что важнее, нерушимая дружба или
государственный интерес, она отдала предпочтение
последнему, поделившись своими тревогами с
А.Ю. Румянцевым, руководителем Федерального
агентства по атомной энергии, и
Ю.П. Трутневым, министром природных ресурсов,
отвечающими за состояние атомной промышленности
России. На два ее письма
пришел ответ только из Федерального агентства по
атомной энергии, в котором в основном выражалась
озабоченность состоянием минерально-сырьевой базы
урана в России. То есть Лидии Петровне рассказали о
том, что она и без того хорошо знала. Страна
испытывает острейший дефицит уранового
сырья, а все проекты по освоению
месторождений в отдаленных и экономически не
освоенных районах обойдутся слишком дорого.

Как человек, которому не безразлично будущее атомной
промышленности страны, Лидия Петровна имеет по
этому поводу свои суждения. Несмотря на приличный
возраст, а ее ровесницы уже лет тридцать как на
пенсии, Лидия Петровна, по-прежнему занимается
поисками урана в качестве консультанта все в том же
Приаргунском рудном поясе. Только ищет уже не в
изученной геологической обстановке, а прогнозирует
месторождения нового типа. И, поверьте, ходит в
экспедиции, в основном горные, где уже выявлено
немало урановых аномалий. И Лидия Петровна уверена,
что эти поиски завершатся успешно и
появятся новые месторождения, не уступающие по
запасам когда-то разведанным в степной зоне
Приаргунья. Как она утверждает, этого ждать не так
уж и долго…