Я не знаю, сколько россиян периодически заглядывают
в Уголовный кодекс и читают его строгие статьи.
Думаю, что таких немного. В основном это те, кто
стали фигурантами уголовных дел, работники
правоохранительной системы, представители
юридической науки, преподаватели и студенты
юридических вузов. Заглядывают в кодекс и освежают
свои уголовно-правовые знания и депутаты
Государственной Думы. Они делают это периодически, и
каждый раз в нескольких чтениях. Депутаты
Государственной Думы — не просто читатели Уголовного
кодекса, а его творцы. Это они, 450 представителей
народа, отклоняя или принимая поправки к этому
кодексу, определяют, что есть преступление и какое
наказание должно следовать за его совершение. Эти
вопросы являются краеугольными камнями для
уголовно-правовой политики. В разные периоды
отечественной истории российская власть поразному
отвечала на эти вопросы.

Однако не будем углубляться в поучительную историю
российского уголовного права. Нас будет интересовать
всего лишь один закон, который был принят в 2003
году. Этот закон удивил и озадачил не только
высокопрофессиональных ученых-криминологов, но и
многоопытных практиков — следователей, прокуроров,
судей. Речь идет о Федеральном законе от 8 декабря
2003 г. N 162-ФЗ «О внесении изменений и дополнений
в Уголовный кодекс Российской Федерации». Помимо
целого ряда полезных и нужных поправок 162-й закон
признал статью 52 Уголовного кодекса утратившей
силу. Благодаря этой «утрате» конфискация имущества
перестала быть уголовным наказанием.

Исключение из кодекса этого вида наказания
объяснялось в стенах Государственной Думы
соображениями дальнейшей гуманизации уголовной
политики. Но ученый юридический мир с таким подходом
не согласился. Еще до окончательного принятия 162-го
закона в высшую законодательную инстанцию поступило
письмо, подписанное светилами российской юридической
науки во главе с академиком В. Кудрявцевым.
Обеспокоенные ученые писали, в частности: «Мы
убеждены, что таким решением будут защищены
многомиллионные преступные доходы, что будет
способствовать лишь дальнейшему безнаказанному
ограблению страны. Это усилит социальную
напряженность в обществе и еще более подорвет
доверие населения к власти». Академики и профессора
подчеркивали, что «конфискация имущества является
наиболее гуманной и эффективной мерой уголовного
наказания в отношении экономических преступников,
особенно в современных российских условиях». К
сожалению, авторы письма никакого ответа не
получили, даже в форме отписки.

Исключение конфискации из Уголовного кодекса было
подвергнуто на страницах научных юридических
журналов жесткой критике. Отошедшие от шока, ученые
мужи стали обстоятельно анализировать негативные
последствия состоявшегося законодательного решения.
Было обращено внимание и на то обстоятельство, что
Россия, отменив конфискацию, отступила от целого
ряда международных обязательств. В международных
конвенциях, подписанных Россией, подробно
регламентированы все юридически значимые вопросы
применения конфискации как уголовного наказания.
Кстати, этих конвенций придерживается весь
цивилизованный мир. У отмены конфискации был и
единственный положительный момент: это событие
послужило оживлению в России научных исследований о
международном опыте использования конфискации в
борьбе с преступностью.

Действительно, как можно эффективно бороться с
преступлениями, связанными с «незаконным
обогащением», без применения конфискации? Перед
всеми современными цивилизованными государствами
такой вопрос просто не стоит: во всех них в перечне
уголовных наказаний есть конфискация. Согласно
статье 20 Конвенции ООН против коррупции, под
«незаконным обогащением» понимается значительное
увеличение активов лица, превышающее его законные
доходы, которое оно не может разумным способом
обосновать. В целом ряде стран только одно
установление «незаконного обогащения» является
основанием судебного применения конфискации. К
примеру, в соответствии с итальянским уголовным
законодательством недвижимость подлежит конфискации,
даже когда уголовное дело прекращено за
недоказанностью в связи с так называемой «омертой»,
т.е. при «исчезновении свидетелей или наличии других
форм уничтожения доказательств, если мафиози не
может объяснить происхождение своего имущества».

В России все по-другому. Если ты украл мешок муки —
наверняка сядешь на несколько лет. Если удалось
украсть завод или банк — можешь стать депутатом. В
худшем случае дадут несколько лет лишения свободы,
повезет — срок будет условным. В любом случае
незаконно нажитое добро будет сохранено. Коррупция и
воровство без конфискации — это исконно российское
изобретение. Интересно: сколько оно стоит? Или это
просто так, от души…

…Известный российский криминолог Виктор Лунеев в
одной из своих недавних статей рассказал о своем
участии в семинаре «Использование конфискованного
имущества мафиозных организаций для социальных
целей», который был устроен итальянскими властями.
На этом семинаре конфискация называлась одной из
самых эффективных мер борьбы с мафиози и
коррупционерами. В Италии конфискованная
недвижимость не продается, так как мафия может легко
скупить ее через подставных лиц. Там, к примеру, на
конфискованных землях выращивается виноград, оливки
и другие фрукты и овощи. В строгом соответствии с
итальянскими законами на этикетках бутылок с вином
печатается текст: «Вино изготовлено из винограда,
выращенного на землях, конфискованных у мафии».
Говорят, когда законопослушные итальянцы пьют такое
вино, они добрым словом вспоминают свой парламент…