Я не хочу вступать в спор с Олегом Ворониным, автором
статьи «Три взгляда на Варшавское восстание»,
опубликованной в «Восточно-Сибирской правде», потому
что я всегда стараюсь найти все то, что соединяет людей, а
не то, что их разделяет. Я хочу познакомить российского
читателя с другим взглядом на события тех дней, именно с
тем, который эмоционален и человечен, чтобы, сравнивая
два текста, он сам мог сделать для себя выводы.
В 2004 году исполнилось 60 лет со дня трагических
событий в столице Польши — Варшаве. Речь идет о
Варшавском восстании, начавшемся 1 августа 1944 года и
закончившемся 2 октября того же года поражением и
капитуляцией солдатов польского подземелья.

«Вечно живой»

Я отношусь к поколению людей, родившихся в 1966 году — году
тысячелетия польского государства. Несмотря на этот
факт, я не хочу придавать этой дате никакого магического
значения. Просто таким образом я определяю свое
нахождение во временном и историческом пространстве. Для
меня и моих ровесников, родившихся через 20 лет после
окончания II мировой войны, факты, касающиеся событий тех
дней, были достаточно далеко, хотя, с другой стороны, они
очень сильно повлияли на формирование определенного
отношения к вещам. С раннего детства я помню, как моя
мама, восхищаясь Варшавой, рассказывала мне о том, как ее
отец — мой дед в 1944 году бежал из пылающего, охваченного
борьбой города. Позже я узнал о произошедших исторических
событиях в школе и из собственного чтения.

Страстное увлечение историей — это отличительная черта
польского народа, это просто национальный ритуал. Для меня
Варшавское восстание всегда было особенным событием.
Именно в Польше была создана мифология, связанная с
исключительным выражением отваги и самоотверженности.
Будучи маленьким мальчиком, я жил этим мифом, восхищался героизмом молодых парней, погибавших на
баррикадах столицы. Я еще больше ощутил вкус героизма тех
дней, когда познакомился с поэзией Кшиштофа Камила
Бачинского, великолепного поэта, погибшего в 4-й день
восстания.

Конечно же, из уважения к памяти повстанцев я с гордостью
и удивлением смотрел на моих школьных учителей, которые
во времена первой Солидарности в 1981 году бастовали,
проводя уроки молча. Позже, каждый год 13 декабря, в
годовщину введения военного положения, я и другие молодые
люди носили на рукавах траурные повязки, а также по
школьному радио включали траурный марш Шопена или фуги
Иоанна Себастьяна Баха. Чтобы поддержать преследуемых
польских рабочих, мы в знак протеста всю зиму носили
фуфайки и с презрением смотрели на директора-коммуниста,
который грозился выгнать нас со школы за наши проделки.
Мы — «преемники (наследники) повстанцев», бойкотировали
праздник 1 мая, а 11 ноября шли с транспарантами,
прославлявшими Польшу, получившую независимость, а
также маршала Юзефа Пилсудского. Мы брали в пример
поведение наших ровесников 1944 года. Конечно, потом,
когда я повзрослел и мой подход к жизни стал более
рациональным, я начал смотреть на события 1944 года более
зрело и критично. Однако у меня, как и у
многих людей моего поколения, осталось восхищение и
уважение к тем людям, которые решили бороться за Варшаву,
за Польшу, за честь.

Что же произошло в те августовские и сентябрьские дни 1944
года, что так глубоко отложилось в разуме поляков?

Запись истории

В течение 63 дней борьбы разыгралась трагедия польской
столицы, польского народа, не имеющая прецедента в
польской истории. Погибает целый город, в прямом смысле
этого слова. Погибают люди, погибают целые кварталы
домов, погибает польская культура — как в духовном, так и в
материальном аспекте. Так, когда Гимлер сообщал Гитлеру
новость о разгорании восстания в Варшаве, он добавил: «С
военной точки зрения, для нас это спасение, но с точки зрения
людских потерь — гибнет цвет интеллигенции этого народа».

Неизвестно, насколько правдиво описание этого разговора, но
высказывание Гимлера нашло подтверждение в
действительности. 1 августа в 17 часов в бой пошло несколько
тысяч варшавской молодежи, слабо вооруженной, но
имеющей веру в победу и патриотический дух. В основном
это были люди 18—25 лет, имевшие опыт конспирации в
структурах национальной армии. На первых порах им
помогали обычные граждане, за что, впрочем, поплатились.
Люди массово погибали в бомбардировках, артиллерийских
обстрелах, в страшных пожарах, они становились живой
мишенью для немцев, атаковавших позиции восстания. В
первые дни августа в районе Воля было расстреляно около 40
тысяч человек. Когда в конце этого месяца была захвачена
старая часть города, то за один только день немцы уничтожили 30
тысяч человек. Во время бомбардировки женского монастыря,
в том районе, где находился госпиталь, под руинами оказалась
тысяча человек. Однако город не сдавался, хотя уже с середины
августа было ясно, что борьба идет уже только за честь.
По очереди были захвачены левобережные районы Варшавы: Воля,
Старый город, Жолибож. Под конец боя у повстанцев
остались лишь самый центр города и часть Мокотова.

Коммуникация между разделенными районами
осуществлялась по городским каналам. Под конец августа во
время эвакуации старой части города по этой дороге прошло
несколько тысяч человек. Многие из них уже больше никогда
не увидели дневного света. Сражающийся город остался сам
по себе. Никому из союзников не был на руку героический
порыв поляков. Англичане и американцы ограничились
поставкой небольшого количества оружия и провианта,
русские, когда дошли до Вислы, выделили небольшой
десантный батальон польских солдат, который без
артиллерийской поддержки был уничтожен немцами в
течение несколько дней. Погибло около трех тысяч солдат 1-й
дивизии имени Тадеуша Костюшко. Осиротевшая Варшава
капитулировала 2 октября. Те, кто выжил, были вынуждены
покинуть свой город. Солдаты попали в концлагеря,
гражданское население было переселено в пригород Варшавы.
Итог восстания был ужасающий: более 200 тысяч убитых и
разрушенный город. Но это еще не был конец варшавской
трагедии. Гитлер дал приказ стереть этот город с лица земли.
Несколько месяцев немцы уничтожали все, что уцелело
после бомб, снарядов и пожаров. 85% городских строений
было уничтожено. Это была слишком высокая цена за отвагу
и непреклонность. Однако не все было уничтожено.
Существует такое, как феномен национальной памяти.

Источники феномена национальной памяти

Очень трудно однозначно определить феномен этого события
и его влияние на развитие последующих поколений. Есть
несколько источников силы воздействия Варшавского
восстания на разум поляков. Первым из них является тот факт,
что восстание превосходно вписалось в романтический миф о
борьбе за свободу родины. Ведь Варшава так же отважно
защищалась во время восстания Костюшко в 1794 г. и
ноябрьского восстания 1830 года. Молодые парни из
батальона «Зощка», «Парасоль», «Башта» чувствовали себя
наследниками романтиков и были самыми преданными
читателями поэзии Мицкевича, Словацкого и их
последователя Кшиштофа Камила Бачинского. Однако они не
хотели быть Конрадами или Кордианами, романтическими
героями польской литературы, которые абсолютно глупо
проигрывали в своей одинокой борьбе. Они шли в бой за
правое дело. Хотели, чтобы их жертва принесла
определенную пользу — независимость в новой послевоенной
действительности Европы. То, что все вышло по-другому, уже
от них не зависело. Тут нужно отметить еще и тот факт, что
эта сражающаяся молодежь была полностью готова к
самопожертвованию. Перед войной в польской школе
существовала очень хорошая образовательная программа,
обучающая патриотическим основам будущих защитников
этой молодой, только что построенной в 1918 году родины.
Важным источником феномена восстания, конечно же,
является героизм боровшихся.

Признаюсь, я не переношу пафоса, злоупотреблений понятием
«родина». Но, думая о повстанцах, я ощущаю подлинность их
идей. Меня восхищает образ их мышления и действия, это
решительное сопротивление против несправедливости и
бесчестия великих держав, которые оставили миллионный
город гитлеровскому оккупанту.

Непреклонность побежденных — это еще один источник
влияния этого события на польскую историю. Последние 200
лет польской истории — это прежде всего постоянные
поражения. Чтобы сохранить смысл существования нации,
был создан миф «gloria victis». Побежденные в неравной и
несправедливой борьбе должны быть героями не меньше тех,
кто победил. Согласно этому мифу, им принадлежит вся
слава, потому что они сражались за возвышенные цели.
Варшавское восстание отлично вписывается в этот миф. Даже
можно без малейшего сомнения утверждать, что этот
исторический факт осознается в Польше как символ
народного страдания.

Это и многие другие аспекты, создавшие силу влияния
Варшавского восстания, надолго останутся в истории и в
памяти польского народа. В коммунистической Польше
усиленно пытались вычеркнуть этот факт из памяти поляков,
приводя в доказательство такой довод, как трагические
судьбы оставшихся в живых повстанцев в послевоенной
действительности. Однако все это было напрасно. Я и мои
ровесники не дали себя обмануть бессмысленной
пропагандой, мы еще больше стали уважать этих людей,
способных на такую отвагу.

60 лет спустя

Со дня тех трагических событий прошло 60 лет, но эта тема не
утратила своей актуальности. Нынешней годовщине
придается особое торжественное значение. Прежде всего,
спустя годы усилий, 1 августа в Варшаве был открыт музей
Варшавского восстания. Повстанцы (участники восстания)
очень долго ждали этого момента. Те, кто дожил до этого
торжества, не скрывали волнения. Единодушно утверждали,
что это важное дополнение их жизни и борьбы. Варшава
вновь почтила память своих героев, но на этот раз об этом
узнал весь мир. Наконец, в США, в Англии, во Франции люди,
интересующиеся историей, могут узнать что-то конкретное о
событиях тех дней. До этого времени восстание 1944 года
очень часто объединяли с не менее трагичным восстанием
евреев в Варшавском гетто в 1943 году.

Делу написания неизвестных страниц истории также
послужит книга известного английского историка Норманна
Дэвиса «Варшавское восстание 44 года», которая тоже
появилась в начале августа этого года. На празднование
годовщины восстания в Варшаву прибыли канцлер Германии
и государственный секретарь Америки. Политики отдали дань
повстанцам, но это обычная практика. Важным является то,
что взволнованные лица тех, кто дожил до этого момента и
приехал из разных стран мира, выражали благодарность
истории и современности за то ощущение радости, которое
они испытывали спустя 60 лет.