Написал официальное «Людмила Шпрах». Понимаю сознанием, что сделал
все правильно, а ощущение такое, будто допустил ошибку. Малознакомые
люди и «официальные лица», конечно же, сразу поймут, о ком речь. Но вот
старым и близким друзьям, коллегам и уж тем более родственникам это имя
покажется чуть-чуть чужим. Да и она сама прочтет собственное имя чуть-
чуть отстраненно, будто не о ней это вовсе. Потому что она — Людмила
только по паспорту да в официальных к ней обращениях, когда необходимо
отчество: Людмила Викторовна. А в жизни ее всегда звали и зовут теплее и
проще — Мила.

— Родители мне рассказывали, что долго не могли придумать имя, — смеется
Мила. — Целый месяц или даже больше я была просто девочкой. А потом
старший брат, ему пять лет было, сказал: «Смотрите какая она милая.
Давайте ее Милой звать». С тех пор я Мила и дома, и в школе, и в
университете, и на работе. Если кто-то назовет Людмилой, так я не сразу даже
понимаю, что это обращение ко мне.

Я тоже смеюсь, потому что вспомнил, как в семидесятые годы, когда мы
работали вместе в молодежной редакции телевидения, снял однажды
телефонную трубку. Неведомый голос просил меня пригласить к телефону
Людмилу Шпрах. По фамилии-то я вроде бы и догадался, кто именно нужен,
но на всякий случай уточнил: «Милу?».

Убежден, это не случайность, что имя, изначально совершенно домашнее,
для родственников, стало неотделимым даже во взрослой жизни. Это тот
счастливый случай, когда имя и личность человека представляют собой
единое целое. Так что пусть простят меня «официальные лица» за то, что и в
этих заметках я буду называть Милу именно Милой. Это не панибратство, а
особое уважение.

— В этом имени ее характер, ее сущность, — подтверждает Владимир
Самойличенко, муж Милы. — Она до последнего времени не могла увидеть в
людях недостатки. Совсем их не видела. Идеализировала каждого. Это у нее
врожденное. Это семейное. Атмосфера в семье — абсолютное доверие,
любовь и забота. Бережное отношение друг к другу — это корневые вещи.
Мила уверена, что не может быть плохих людей. А если кто-то поступает не
очень хорошо, значит, по ее мнению, его вынудили к этому сложившиеся
обстоятельства, или он кого-то не так понял, или его обидели. Она всегда
контролирует себя, чтобы случайно не обидеть собеседника бестактным
вопросом. Суть ее личности в том, что и в жизни, и в журналистской работе
она к любому человеку подходит со стремлением… не навредить. Такой вот,
скорее медицинский, чем журналистский, принцип. Но именно поэтому
собеседники ей доверяют и именно поэтому она стала хорошим журналистом.

Не случайно упомянул Владимир о «медицинском принципе» по отношению
к своей жене. Дело в том, что в детстве она не мечтала о журналистике.
Хотела стать врачом, как тетя, папина сестра, жившая в Москве,
единственный медик в семье Шпрах. Наверное, так и было бы, если бы
старший брат не опередил, избрав эту профессию на пять лет раньше.

— Он у нас учился блестяще, — рассказывала мне как-то Мила. —
Математическую школу окончил с золотой медалью, и все думали, что он
станет математиком или физиком. А он поступил в
медицинский институт. Пять лет его
учебы были перед моими глазами. Уже к седьмому классу
мне резко расхотелось быть врачом. Я поняла, что не
смогу учиться так же, как он, потому что особой
усидчивостью не отличалась…

Зато Мила с большим удовольствием и очень хорошо, на радость учителям
литературы, писала сочинения. И перед ней встал выбор: педагогика
(учитель русского языка и литературы) или журналистика. А окончательный
выбор помог сделать ее московский дедушка, папин папа. Он педагог.
Причем не только по профессии, но и по складу характера. Когда пришла
пора принимать решение, он прислал внучке обстоятельное письмо, в
котором написал, что очень понимает и уважает ее стремление стать
педагогом, потому что профессия это замечательная, но… посоветовал ей все-
таки пойти на журналистику, потому что по складу характера, по мнению
дедушки, Мила была к журналистике ближе. Она прислушалась. И до сих
пор благодарна ему.

— У меня даже сомнений нет в правильности выбора, — признается Мила. —
Может, смешно покажется кому-то, что в этом возрасте с таким восторгом
говорю о журналистике, но я убеждена, что нет профессии лучше нашей. В
журналистике не работают, в ней живут. И жизнь получается настолько
интересной… Ни в одной другой профессии нет такого широкого круга
общения с очень разными и такими удивительными людьми. Столько
адреналина! Это самая, вот самая(!) интересная профессия. Хотя… — Мила
ненадолго задумалась, — не могу сказать, что она самая полезная, но очень
нужная. Сейчас, когда утреннее радиовещание ведется в прямом эфире, я
особенно остро чувствую это по телефонным звонкам слушателей. Думала,
что в шесть утра звонить никто не будет. Но ведь звонят, откликаются на все
темы. Рассказывают свои истории и даже поют по телефону в прямой эфир.

Но и при такой почти восторженной любви к журналистике Мила
признается, что главное в ее жизни все-таки не работа. Хотя…

— Для меня самое главное — все-таки семья, — пытается ответить она на мой
вопрос. — И это не только мы с мужем, но и родители, брат, племянники. Мы очень
дружны. И все, что я в жизни делаю, это, по большому счету, для семьи.
Потому что родственники всегда радуются моему самому малюсенькому
успеху. А мне всегда приносило удовольствие их чем-нибудь радовать. Но
поскольку вся большая семья, а муж особенно, очень хорошо понимают, что
значит для меня работа, то они делают все возможное, чтобы я могла ею
заниматься. Получаются сообщающиеся сосуды. Одно дополняет другое, и
разделить: вот это для семьи, а это для работы — не получится. Наверное,
из этого всего и складывается жизнь.

Поразительно, но когда задал тот же вопрос мужу: что, на его взгляд, для
Милы самое главное в жизни? — он ответил не только похоже, но почти теми
же словами: «Самым важным для нее всегда была семья. Но она с таким
наслаждением работает, что семья и работа сливаются. Границ не видно».

Первая и главная любовь Милы в журналистике — телевидение. Иркутское
областное телевидение, на котором она начала работать еще будучи
студенткой.

— Телевидение привлекало и пугало одновременно, — вспоминает она. — Но
когда я пришла сюда на практику, мне показалось, что именно здесь могу и
должна работать. И, ты знаешь, я до сих пор очень хорошо, в деталях помню,
как делала свой самый первый репортаж со строительства нового моста через
Ангару. Это был выездной репортаж. Я написала сценарий, и на стройку
вместе со мной направили ПТС (передвижная телевизионная станция — Г.К.).
Ты же помнишь, как это было в то время: два огромных автобуса,
напичканных сложнейшей аппаратурой, и много людей. Я безумно
волновалась. Безумно! Мне казалось это беспрецедентным, что я, девчонка
что-то написала, и мне доверили провести репортаж. Съемки были
как в тумане, а когда мы ехали обратно, вот это очень хорошо запомнила, я
благодарила всех персонально: оператора, режиссера, техников, инженеров,
водителя. Подходила к каждому и говорила: «Спасибо вам огромное». И всю
обратную дорогу меня раздирал ужас, что такое количество взрослых, умных
людей поехали и всерьез сняли то, что я написала…

Потом было много разных передач. Молодежь семидесятых — начала
восьмидесятых годов наверняка помнит «Молодые пути» и необычную для
тех времен «Теледискотеку», которую Мила вела вместе с диск-жокеем
Алешей Чесноковым. Позже появилась, может быть, главная в телевизионной
жизни Милы Шпрах передача-долгожительница «Свидание». Простая по
форме, но знаменитая и популярная даже за пределами Иркутской области.
Казалось бы, ничего особенного: беседа в кадре с известными людьми.
Особенным в передачах было то, что собеседники в разговоре с Милой
были… откровенны. В советское время такое случалось не часто, поэтому у
телевизоров собирались семьями. Эта передача оказалась настолько
интересной, что не только известные личности Иркутской области, но и
общесоюзные знаменитости с удовольствием давали согласие на участие в
ней. Кто-то из них приезжал в Иркутск. К кому-то в
Москву и Ленинград вылетала наша съемочная группа.

— Я считаю, что телевизионное интервью — это, по сути, телевидение и есть,
размышляет Мила. — Это общение с человеком. Это возможность так
повернуть разговор, чтобы человек раскрылся в эфире. Сделать это можно
только в хорошо организованном интервью. Я всегда любила этот жанр. И,
вспомни, когда началась эта наша демократизация,
сколько было интервью! Раньше люди как-то… боялись
сказать что-то лишнее. Очень интересно разговаривать
с человеком и сделать так, чтобы он на экране
предстал таким, какой он есть. Понимаю, что перед
камерой любой хоть немножко, но играет.
Он все равно контролирует себя. Если человек вменяем,
то он контроль все равно не теряет. Вот я с тобой
разговариваю и все равно себя контролирую.
Сверхзадача журналиста — в том, чтобы
собеседнику самому захотелось быть максимально
искренним. И, кстати, мне кажется, что это не плохо,
когда человек себя контролирует. Тем самым он
показывает свое представление о хорошем или о
плохом. Это тоже важно. Очень важно!

Мила утверждает, что ей очень везет в жизни на хороших людей. Начиная с
с семьи, в которой она родилась. Потом были хорошие учителя.
Хорошие журналисты-наставники. Хорошие режиссеры и операторы.
Хорошие собеседники в передаче «Свидание» (особенно выделяет Зиновия
Гердта и Олега Борисова). Последние пару лет она работает на областном
радио. Спрашиваю: трудно ли было начинать новый этап в журналистике, да
еще и в новом коллективе, и в роли руководителя, и во время кардинальной
перестройки всего формата радиовещания? Но (не зря все-таки ее Милой
назвали) она опять о своем везении.

— Здесь, на областном радио, очень профессиональные люди работают. Мне
повезло, потому что было достаточно просто объяснить смысл перехода на
вещание в прямом эфире, направить их в новую форму. Конечно, каждому
нужно было что-то преодолеть в себе. Но они профессионалы и поэтому
быстро уловили, что и как нужно делать. Мне и самой это было безумно
интересно, поэтому с переходом на утреннее прямое вещание я тоже
несколько раз выходила в эфир. К сожалению, на собственные передачи у
меня не хватает времени, а наши журналисты просто молодцы. Они раньше
вели большие авторские программы, записанные на пленку. А теперь —
очень динамичные информационно-аналитические, состоящие из маленьких
сюжетов. Нужно же все это соединить. Нужно уметь разговаривать с людьми
в прямом эфире. Они почувствовали вкус «живого» диалога, и я очень
довольна, как они это делают.

— Она в шесть утра включает радио и слушает его, не отрываясь, до конца
утреннего вещания, — рассказывает о жене Владимир Самойличенко. —
Жутко переживает, волнуется. И телефон рядом, чтобы в случае чего помочь
хотя бы советом. И вот последнее время вижу, что она все чаще радуется.
Иногда, со стороны это хорошо видно, у нее просто комок к горлу
подкатывает, когда в разговоре со слушателем происходит что-то
трогательное. И жутко огорчается, когда утреннее вещание
прерывается по техническим причинам. В эфире
наступает молчание — это для нее катастрофа. Начинает
звонить, выяснять. Однажды я еду на работу, а она
звонит по сотовому: «Володя, ты не переживай, это
опять свет гас». Звонит, чтобы меня успокоить, снять
напряжение, потому что она думает, что я с этим
грузом на работу поехал. Она живет этим…

У Милы Шпрах — день рождения. За праздничным столом соберутся
друзья, в числе которых наверняка будут одноклассники, однокурсники,
коллеги-журналисты и наверняка герои ее давних телевизионных и недавних
радиопередач. Соберутся хорошие люди, на которых ей так везет. Но самое
главное, что за столом соберется семья. Большая, настоящая семья.

С днем рождения, Мила!