— Дебют, как говорится, удался. Поздравляю!

— До этого была многолетняя дирижерская работа в Новосибирском
оперном, других театрах, гастроли и выступления по стране
и за рубежом. Что только не приходилось дирижировать
— концерты, балеты, оперы. Кстати, одна из последних
опер, где я выступил в качестве дирижера-постановщика,
стала лауреатом Национальной театральной премии международного фестиваля «Золотая
маска». Считаю это и своим успехом, тем более что номинировался
как лучший дирижер.

— Несколько слов о себе.

— Сам я с Урала, есть такой старинный город Курган.
Музыка для меня началась, можно сказать, без какого-либо
влечения к ней. Чуть ли не из-под палки родители заставляли
учиться играть на скрипке. Мне это ужасно не нравилось,
хотелось играть на пианино, тем более его не надо таскать
с собой. Гораздо больше мне нравился футбол. Но, как
бы там ни было, худо-бедно музыкальную школу я окончил.

— То есть о музыкальной карьере будущий маэстро не
думал?

— В том-то и дело, что и в мыслях такого не было. К
тому же к моменту окончания средней школы всерьез увлекся
шахматами. Считался даже одним из лучших в Уральской
зоне, ездил на соревнования. Правда, в то же время
умудрялся играть на валторне. Ходил на подготовительные
курсы в машиностроительный институт, поступил на вечернее
отделение.

— И все же вернемся к музыке.

— Так получилось, что мои друзья по институту играли
в ресторане. Это была середина 70-х. Свадьбы. Вечера
отдыха. Одно «но»: чтобы выжить — необходимо было среднее
музыкальное образование. Всем ансамблем пошли в музыкальное
училище. Затем армия, учеба в консерватории, поступил
на курс хорового дирижирования. Долго рассказывать обо
всех перипетиях, скажу только, что определяющей для
меня стала встреча с моим учителем, профессором Арнольдом
Михайловичем Кацем, блестящим музыкантом, народным артистом,
лауреатом Госпремии. Общение с ним привело к убеждению,
что есть смысл к чему-то стремиться. Одновременно с
учебой работал суфлером в оперном и дирижером в театре
музыкальной комедии. Хорошо помню первую вещь, которую
подготовил, — оперетту «Баядера». Вскоре меня пригласили
дирижировать в Новосибирский театр оперы и балета.

— Вы стали дирижером. Случайно ли? И вообще, какой
школы вы придерживаетесь?

— Мне очень импонирует творческая манера таких столпов,
как Мравинский, Светланов, из западных — Тосканини,
Кароян. К слову, не кто иной, как Римский-Корсаков, сказал,
что дирижирование сродни алхимии — дело темное. Никто
не может дать четкую и однозначную формулировку, что
это — искусство, ремесло, что-то еще. Между прочим,
дирижировать мечтали многие музыканты, в том числе такого
масштаба, как Рихтер, Нейгауз, другие гиганты. Но вот
парадокс: далеко не у всех получается. Бывало и такое:
выдающийся музыкант оказывался бездарным дирижером.
Считаю, что дирижер должен быть не только и не столько
интерпретатором, сколько лидером. Что касается меня,
то я завожусь, включаюсь в сотворчество. Не давлю, не
выкручиваю, что называется, руки. Предлагаю свое видение,
прислушиваюсь к мнению оркестрантов. Все начинается
с уважения к музыкантам, с сотрудничества с ними.

— Ваша карьера театрального дирижера, казалось бы,
более чем успешна. Что же подвигло вас сменить амплуа?
И почему вы выбрали именно Иркутск?

— Моя жизнь сложилась так, что я вырос в оперном театре. И
знаете, эта «репертуарная» карусель стала казаться
мне рутиной — нет воздуха, простора, повторяется уже
давно пройденное. Мечталось о работе с большим
симфоническим оркестром.

Почему Иркутск? Боюсь показаться банальным, но город
с первого же посещения привлек к себе, и в первую
очередь особой атмосферой духовности,
интеллигентности, понравились публика, оркестр.
Надеюсь, что мои симпатии взаимны.

Думается, на этот счет Евгению Григорьевичу не стоит
беспокоиться. Город, иркутяне приняли его, признали в
нем своего, и лучшее тому доказательство — аншлаги
на выступлениях симфонического оркестра под
управлением Евгения Волынского.

Разумеется, в более чем двухчасовой беседе мы
не могли не коснуться музыкальной культуры вообще.

— Согласитесь, Евгений Григорьевич, что музыка
играет в нашей жизни, без преувеличения, колоссальную
роль…

— По сути, весь наш мир звучит,
он пронизан шумом и музыкой. Не правда
ли, пытка плохой музыкой и пытка тишиной — оборотная
сторона наполненности нашей жизни музыкой? Она давно
перешагнула пороги концертных залов и салонов, пришла
в каждый дом, звучит в парках и на улицах,
сопровождает нас везде — в городе, в электричке, в
лесу. Есть люди, которые не могут заснуть, если
выключен приемник, которым становится не по себе,
когда вдруг наступает тишина…

Но посмотрите, какой разный он,
этот любитель музыки! Молодой поклонник битлов или
тяжелого рока часто отличается от ценителя Бетховена
или Моцарта примерно так же, как марсианин от жителя
Земли. Некогда относительно единая музыкальная
культура, величественно протекавшая в берегах
классической и народной музыки, распалась на наших
глазах и сменилась пестрым разнообразием видов и
жанров.

Для одних музыка Востока
примитивна или бессмысленна, другие же
видят в ней такие глубины, которые классической
европейской музыке и не снились. Одни музыковеды
считают, что музыкальный авангард — это совершенно
новая музыка, выражающая трагическое бытие и протест
человека. Другие, напротив, говорят, что авангард не
трагичен, а скорее патологичен, в лучшем случае — это музыкальный декаданс.

Диаметрально противоположны даже суждения о развитии
европейской музыкальной классики: одни ценители и
музыковеды видят в творчестве Прокофьева, Шенберга, Дебюсси,
Стравинского, Бартока, Веберна, Хиндемита, Шнитке
вызревание новых, более совершенных гармонических и
мелодических систем, другие обнаруживают здесь распад
и деградацию, символизирующие закат нашей европейской
цивилизации. Одни считают, что современный человек
слышит гармонию, закономерный порядок, разумную
слаженность, логику в таких звуковых сочетаниях,
которые прежде казались нестерпимой какофонией и
абсолютной бессмыслицей. Напротив, другие утверждают,
что современная музыка полностью утеряла ту
организацию, которая делала ее настоящей музыкой
«божественных сфер».

В разнообразии мнений о музыке
мне слышны четыре темы: старинная музыка,
отношение к ней; классическая музыка, что это такое и
не устарела ли она; серьезная музыка современных
композиторов (Артемьев, Денисов, Губайдулина, Шнитке
и другие); наконец, отношение к неевропейской музыке,
например, к музыке Востока.

— Есть такой феномен — Бах. Почему, интересно,
почти все сходятся в любви к Баху? Как Бах стал
популярнейшим «современным композитором», причем не
только для любителей классической музыки (ценят Баха,
например, и многие поклонники рока)? Чем нас Бах так
пленяет?

— Может быть, тем, что его
музыка вводит нас в мир возвышенных, гармоничных
чувств, мир предельно просветленный и
одухотворенный, мир, которого нам сегодня так
недостает. Наиболее подходящее название для этого
мира — храм, к которому
должна вести любая дорога жизни.

Итак, мой ответ таков: старинная музыка необходима
нашей душе, поскольку она возвращает нас, хотя бы в
сфере искусства, к нашим христианским истокам. И дело
не просто в вере, а в тяге любого человека к
спасению, свету, собору душ, счастью, милосердию.

— Однако и музыка Моцарта, Бетховена, Шумана или
Шопена сегодня очень даже популярна. Как только
начинает звучать классическая музыка, наша душа
оживает, наполняется энергиями, волнами радостных или
печальных чувств, приливов и отливов…

— Согласен с вами. Именно в классической музыке
переживания отдельного человека получают свое
адекватное выражение, собственно говоря, именно в
классической музыке они, эти переживания, во многом
и складывались.

— Когда Булат Окуджава поет о том, что музыка
проникает в нашу душу и поджигает ее,
он не преувеличивает. Ваше отношение к современной
серьезной музыке?

— Вслушиваясь в музыку современных композиторов, мы
нередко еще больше погружаемся в пучину наших проблем
и противоречий, не можем выбраться из них, сознанию не
за что ухватиться — слишком мало положительного
материала. Поэтому мое отношение к серьезной
современной музыке неоднозначно: она выражает
проблемы и сложности современной мятущейся души
человека, развивает тенденции, заложенные в
классической музыке, однако пока не сумела создать
музыкальную реальность, в которой бы человек не
просто выражал себя, но и обретал бы себя, находил бы
новые силы, энергию и опору жизни.

Здесь возникает серьезный вопрос: разве искусство,
музыка не должны облагораживать человека, работать
над его душой, вести к Свету, а не просто облегчать
ему жизнь, давая выход его переживаниям?

— Действительно,
может быть, все же стоит прислушаться к Булату Окуджаве:

Счастлив тот, чей путь недолог, пальцы

Справедливей, милосерднее и праведней она.

— Скажу откровенно: до того, как приехать в Иркутск, я испытал некий искус:
предложений было множество, в том числе из крупных
городов Центральной России. Но мне, признаться, больше
по душе сибирские оркестры — здесь больше творческой
инициативы, они сохраняют при наличии
профессионализма интеллигентность и порядочность.
Ведь не секрет, что чем дальше на Запад, тем больше
включаются меркантильные соображения. Вот почему я и
согласился на Иркутск — он буквально вошел в мою
жизнь, очаровал. Мне приходилось много
гастролировать, в том числе в Китае, Японии, Италии,
и скажу откровенно — более душевного и
гостеприимного города я не встречал. Считайте, что
это мое объяснение в любви.