«Исторические» проблемы осложняют и отношения
России и Польши. А могло ли быть иначе, когда два соседних
славянских народа более тысячи лет существуют рядом друг с
другом, воюют и дружат, ссорятся и мирятся? Но сейчас,
когда все ближе 60-летие Победы в войне, где русские и поляки
сражались на одной стороне, политические игры вокруг
знаменательной даты выглядят не очень красиво.

1 августа 2004 г. Польша отметила 60-ю годовщину
начала Варшавского восстания против нацистов. По
официальному заявлению МИД Польской республики, Польша
требует от России извинений за бездействие советского
командования во время восстания, т.к. советские войска не
пришли на помощь, хотя уже стояли в предместьях польской
столицы.

Тем не менее, Владимир Путин направил президенту
Польши Александру Квасьневскому послание в связи с 60-
летием Варшавского восстания: «Героизм варшавян, среди
которых были люди разных политических убеждений, стал
еще одной славной страницей в летописи Второй мировой
войны. Этот порыв, отчаянная схватка с захватчиками внесли
весомый вклад в общую Победу над нацизмом». Что же
действительно произошло в Варшаве летом и осенью 44-го?

Следует напомнить, что варшавских восстаний было
два. В апреле 1943 г. восстало Варшавское гетто. После 10-
дневных уличных боев гитлеровцы убили 7 тыс. жителей, 6
тыс. человек сгорело во время пожаров. Оставшиеся в живых
были вывезены в лагерь уничтожения в Треблинке.

Восстание 1944 года вызывает еще больше
вопросов. В последние годы в польских СМИ и работах
исследователей возобладала точка зрения на события лета 44-
го как «трагическое одиночество» восставших из-за
политического эгоизма оставленных всеми сторонами —
участниками событий.

На пресс-конференции в Варшаве Колин Пауэлл на
вопрос американской журналистки польского
происхождения, почему тогда не помогли, ответил: «…наши
возможности были ограничены…»

Премьер-министр польского правительства Марек
Белка заявил, что и Великобритании следовало бы
извиниться за бездействие в то время. В августе 1944 г.
несколько тысяч польских военных, находившихся в Англии,
выразили желание присоединиться к восставшим
соотечественникам, однако Уинстон Черчилль в своих
мемуарах о Второй мировой войне «Триумф и трагедия»
главной причиной называет отказ Советского Союза
предоставить аэродромы для посадки самолетов с польскими
военнослужащими на борту и приводит ряд телеграмм
Сталину: «…Я ознакомился с печальной телеграммой из
Варшавы от поляков… Они умоляют дать им пулеметы и
боеприпасы. Не сможете Вы оказать им еще некоторую
помощь…» (12 августа). 16-го Сталин отвечает: «После
беседы с г. Миколайчиком (премьер польского правительства
в изгнании — В.О.) я распорядился, чтобы командование
Красной Армии интенсивно сбрасывало вооружение в район
Варшавы… В дальнейшем, ознакомившись ближе с
варшавским делом, я убедился, что «оно» представляет
безрассудную и ужасную авантюру, стоящую населению
больших жертв… Советское командование… не может нести ни
прямой, ни косвенной ответственности за варшавскую
акцию…»

4-го сентября Черчилль вновь пишет Сталину:
«…Независимо от того, что было правильно или неправильно
в организации Варшавского восстания, само население
Варшавы нельзя считать ответственным за принятое
решение… Военный кабинет находит трудным понять отказ
вашего правительства считаться с обязательствами
английского и американского правительств помогать полякам
в Варшаве… «Такие действия»… противоречат духу союзного
сотрудничества…». Неизвестно, под влиянием этой
телеграммы или руководствуясь своими соображениями,
Сталин отдал приказ 1 и 2 Белорусским фронтам,
прекратив наступление на всех направлениях, пробиться к
Варшаве. Даже Черчилль вынужден был признать, что «…с 10
сентября снаряды советских орудий начали падать на
восточные окрестности Варшавы и советские самолеты вновь
появились над городом. Польские коммунистические войска
(имеется в виду 1-я армия Войска Польского — В.О.)
пробились на окраину столицы… Советские ВВС начали
сбрасывать припасы… «15 сентября» русские заняли
пригород,.. но дальше не пошли…». Но Черчилль сознательно
игнорирует информацию о том, что 10 сентября командование
Красной Армии сообщило о готовности предоставить
союзникам аэродромы под Полтавой. По данным историков —
польского профессора Рышарда Назаревича и советского
Игоря Созина, активная помощь боеприпасами, оружием и
продовольствием, оказанная Красной Армией, в 2,5 раза
превысила помощь Запада. А сброс грузов продолжался до
30 сентября, командование же союзников, проведя большой
челночный полет (104 самолета), 18 сентября прекратило эти
операции.

Еще ранее Франклин Рузвельт полностью отказался
от помощи восставшим. 5-го сентября он телеграфирует
Черчиллю: «…»По поводу» помощи полякам в
Варшаве… сейчас мы им, очевидно, помочь ничем не
можем…». Телеграмму по этому же поводу американского
комитета начальников штабов сам Черчилль называет
«чрезвычайно равнодушной».

Сражающиеся поляки оказались заложниками не
только политических амбиций лидеров антигитлеровской
коалиции, но и непродуманных действий эмигрантского
правительства.

По свидетельству командующего 1-м Белорусским
фронтом маршала Константина Рокоссовского, вооруженное
восстание в Варшаве могло оказаться успешным только в
том случае, если бы оно было скоординировано с
действиями Красной Армии. Этого, увы, не случилось. К 200
тысячам жертв восстания нужно добавить около 300 тысяч
бойцов 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов,
погибших в августе-сентябре на Варшавском направлении.

Таким образом, западные историки считают:
восстание потерпело поражение из-за нежелания руководства
Советского Союза оказать ему помощь войсками Красной
Армии, которые находились у стен Варшавы. Российские
ученые утверждают, что причины краха восстания — в его
плохой подготовке, в нежелании польских руководителей
взаимодействовать с советскими войсками…

В 2004 г. был опубликован документ из Центрального
архива ФСБ, который позволяет дать представление о том,
каким видели его немцы, в частности, генерал Штагель —
военный комендант Варшавы.

28 апреля 1945 г. генерал Штагель дал личные
показания о своем участии в подавлении Варшавского
восстания: «…27/VII-1944 года мне как руководителю
«зондерштаба Штагель» фюрер поставил… следующую
задачу:

а) заботиться о порядке и спокойствии в городе;

б) содействовать строительству укреплений.

27/VII с.г. в Варшаве создалась следующая обстановка:

Красная Армия, наступающая моторизированными
силами с юго-востока и востока, приблизилась на 30 — 40 км к городу. 73-я дивизия и части дивизии Геринга
расположились перед частями Красной Армии, так что
налицо была обоснованная перспектива на
продолжительное время задержать русских».

… Никто серьезно не думал о восстании поляков, ибо
оно казалось бесперспективным… Вооружение (повстанцев —
В.О.) было скудным …каждый был вооружен самодельными
гранатами и зажигательными бутылками…

«В некоторых частях города» восстание сразу же было
подавлено, так как там имелись танки и зенитная
артиллерия… Немецкие опорные пункты первое время
оборонялись, а затем перешли в наступление…»

Еще из показаний Штагеля: «На ход боев немцев
восточнее Вислы восстание едва ли оказало какое-либо
влияние. Фронт там окреп…» И далее вывод: «В особенности
же восстание было бесперспективным, поскольку оно началось
без совместных действий с Красной Армией». Как мы видим,
оценки советского маршала и пленного эсэсовского генерала
совпадают в главном.

2 октября после 63-дневного сопротивления
командующий восставшими Тадеуш Комаровский (генерал
Бур) подписал капитуляцию. Несомненно, это одно из самых
трагичных событий Второй мировой войны не может не
вызывать ожесточенных споров.

Объективности ради следует воспроизвести и оценки
еще одного, ранее не введенного в историографию Второй
мировой войны источника. Речь идет об очерках английских
историков Уильяма Аллена и Павла Муратова, созданных в
конце 40-х гг., «Русские компании германского вермахта».
Аллен и Муратов пытаются проанализировать причины
восстания исходя из стратегической обстановки и
психологической атмосферы лета 1944 года: «По состоянию
на 25 июля реальная ситуация сильно отличалась от
умозаключений, сделанных на основе «слухов», которые
распространялись среди немецких солдат и польских
гражданских лиц…». Слухи же заключались в том, что
«немцы… отказались от плана оборонять
Варшаву… строительство фортификационных
сооружений… внезапно прекратилось… вместо этого идет
торопливая и хаотичная эвакуация…». Авторы справедливо
замечают, что «лидеры польской «подпольной армии» если и
наблюдали признаки сильного беспокойства немцев в Варшаве,
…вряд ли располагали точными сведениями об общем
положении… на Восточном фронте. Еще меньше они могли
знать об оперативных планах русского командования…». А
реальная обстановка на фронте сильно отличалась от слухов.
Аллен и Муратов отмечают: «…к уцелевшим после
(белорусского — В.О.) разгрома войскам (12-14 дивизий),
которые отступали с боями, подошли подкрепления… к концу
июля они насчитывали не менее 15 дивизий, и значительную
часть их представляли бронетанковые формирования…».

Далее стратегические оценки английских авторов
объективно совпадают с оценками Рокоссовского и Штагеля:
«…Варшавское восстание не могло оказать значительного
влияния на операции на правом берегу Вислы… Варшава
находилась не в тылу противника, а на его правом
фланге… инициатива временно находилась в руках немцев, а
не русских… части Рокоссовского, занятые в наступательных
сражениях в 40-50 милях к востоку… не имели ни малейшей
возможности двинутся на Варшаву…» И вывод: «…если цель
Варшавского восстания была в том, чтобы перерезать
коммуникации противника через Вислу, то это не
соответствует реальной обстановке на 1 августа 1994 г….»

Далее авторы очень убедительно, с точки зрения
военной науки, доказывают, что Варшава, как плацдарм для
дальнейшего наступления, была советскому командованию не
нужна и неудобна.

Для автора этой статьи понимание героизма и
трагедии повстанцев пришло через великое польское кино и
литературу: «Канал», «Пепел и алмаз» великого Вайды,
современный Гамлет в героях Збигнева Цибульского, смех
сквозь слезы гениального «anfan terribl»я Анжея Мунка в
«Героике», лирический трагизм «Погони за Адамом» Ежи
Ставинского. «Польша кипящая… танки палящая
Польша…» — пожалуй, эти строки Андрея Вознесенского
лучше всего передавали наше тогдашнее отношение к
Польше.

Переходя от лирической рефлексии к
объективистскому анализу, следует понимать, что
противоречия в оценке событий истории являются лишь одним
аспектом, осложняющим отношения между нашими народами.
Другие проблемы связаны с интеграцией Польши в НАТО,
негативно воспринимаемой в Москве, в событиях прошедшего
года на Украине, где польская политика явно реализует не
только свои задачи, в негативном отношении польской элиты
к усилиям России в Чечне и многом другом.

Каково противоядие для этого? Прежде всего — правда,
абсолютная, не делающая умолчаний ни с той, ни с другой
стороны. Очень современно звучат написанные несколько
десятков лет назад бывшим варшавским повстанцем Ежи
Ставинским строки: «…где-то печально взрывались бомбы в
руках преступных глупцов и обманутых детей, пытавшихся
задержать прогресс мира. Когда-то так же печально…
звучали наши пистолеты на баррикаде между двумя
сражающимися колоссами, но мы боролись с врагами
человечества и наша совесть была чиста».