В адвокатской конторе Валерия Старостина считают
чудаком. Работает, что называется, не за рубль, а за
совесть. Был даже момент, когда ему грозило
отчисление из коллегии за двухмесячный недобор
гонорарного лимита. На его «счастье» теперь срок
допустимых недовзносов продлен до трех месяцев.

Вот как Валерий Старостин определяет необходимые
личностные качества адвоката: эмпатия — умение
вчувствоваться в переживания человека; альтруизм (?!)
и рациональность мышления, способность анализировать
обстоятельства «без гнева и пристрастия».
Хороший адвокат, говорит он, обязательно должен быть
немного поэтом и ни в коем случае не быть
эмоциональным и нравственным дальтоником.

— А что, есть такой диагноз:
эмоционально-нравственный дальтонизм?

— Симптомы есть. Например, когда кто-нибудь из
носящих адвокатское звание кичится неправедной
победой. Подзащитный точным профессиональным ножевым
ударом убил человека. Прямо в сердце. А защитник отстоял
«необходимую самооборону». Чем же хвалиться тут, чему
радоваться? Разве это профессионализм?
Профессионализм адвоката заключается не только в том,
чтобы оказать клиенту хорошо оплаченную услугу, но и
в том, чтобы способствовать умножению справедливости в обществе.
Абсолютной правды мы не достигнем, конечно, но
разгула беззакония можем не допустить.

— Странно несколько слышать это от того, кто
защищает преступников…

— Я не защищаю преступников! Я защищаю закон. Моя
позиция — это позиция Жеглова: «Вор должен сидеть в
тюрьме!» Заслуженное наказание преступник должен
понести. Но лишнего навешивать на него нельзя. Если
мы не хотим, чтобы повторился тридцать седьмой год.

— Что для вас главное в работе?

— Судьба моего подзащитного.

Валерий Георгиевич рассказывает о своих клиентах
живо и непротокольно, со множеством подробностей,
далеко выходящих за рамки функциональных отношений.

— А она такая, знаете, молодчина, работящая,
энергичная, гараж построила, сама кирпичи укладывала!

Это о женщине, выселенной из квартиры с двумя детьми
без предоставления жилплощади, права которой
Старостин пытается отстоять.

— Она жила в квартире от ведомства, где работал муж.
Он все по вахтовому методу ездил. Вдруг жена получает
судебную повестку и в одночасье узнает, что жилье
приобретено другим лицом. Благоверный, оказывается,
втихую с ней развелся (незаконно, само собой), завел
себе молодуху, волосы красить стал. Словом, низость.
И уже в другой квартире от предприятия обитает с
новой подругой. А его дети вместе с матерью скитаются
по людям. Вот мы с ней бьемся за правду уже три года.
Две распухшие папки документов трещат по швам. Мне
говорят: дело дохлое. Но я обычно если уж вцеплюсь,
так вцеплюсь… Если справедливость на стороне
человека, стоит проявить терпение и настойчивость. И в
каждом деле надо не буквально понимать нормы закона,
а соотносить их с нравственным началом.
Меня так учил замечательный правовед, доктор
юриспруденции Григорий Алексеевич Гаверов. Тоже,
кстати, пианист.

Тут мне приходится, читатель, взять, что называется,
музыкальную паузу. И держать ее как можно дольше,
Дело в том, что мой говорливый собеседник — личность
на удивление многогранная. Он широко известен не
только как адвокат, но и как музыкант: фортепианный
педагог и джазовый импровизатор. Несколько лет он
преподавал по классу фортепиано в музыкальном
училище, поставил на крыло успешных учеников, есть у
него ученики и до сих пор. Отец Валерия Старостина,
Георгий Васильевич, был уникальным фортепианным
мастером. Не настройщиком, нет, потому что мог не
только настроить, но и отремонтировать, и даже
отреставрировать инструмент. Слава его простиралась
так далеко, как, возможно, и сам он не подозревал.
Когда в Иркутск впервые приехал великий Рихтер,
Валерию Старостину доверили отрегулировать для него
филармонический рояль. Знакомясь с настройщиком,
Святослав Теофилович воскликнул: «Рад приветствовать!
А мне в Германии уши прожужжали, что есть в Сибири, у
Байкала, династия золотых фортепианных мастеров
Старостиных!» Валерий Георгиевич пояснил, что все
лавры — его отцу, богато одаренному мастеровому
человеку.

В доме Валерия Георгиевича, как старинный священный
алтарь, красуется «древнее» пианино «Auguat Forster».
Когда Валерию было тринадцать, в 1953-м, его отец
подобрал это чудо во дворе первого гастронома на
улице Карла Маркса. Реликт стоял там, одиноко брошенный,
засыпанный снегом. Пока не дождался старшего
Старостина, который принес его в свое скромное
жилище, колдовал в его расстроенных недрах, чтобы
вернуть жизнь и благородный насыщенный звук. Сынишка
реаниматора с азартом помогал отцу вручную
полировать августейшую поверхность. Инструмент
возродился и наградил своих спасителей чудесным
полногрудым голосом, дышащим и сочным. На нем и
сегодня музицируют с пиететом и наслаждениеим.

А музыкальное поприще, параллельно юридическому, не
отпускает моего героя на покой. Совсем недавно он
взялся отреставрировать для известного иркутского
предпринимателя Валентина Голышева рояль
девятнадцатого века.

— «Якоб Беккер», — поясняет Старостин. — Тысяча
восемьсот шестьдесят какой-то год выпуска. С такой
механикой сейчас практически никто не работает.
Когда-то такой инструмент приобрел в Санкт-Петербурге
Ференц Лист и всю жизнь потом возил с собой на
гастроли. Заказчик хочет антуражный вид, покраску в
белый цвет. Я работаю с трепетом. Какой рояль! С
ароматом истории. С изумительным устройством. Так
сделать могли только настоящие мастеровые люди,
дорожащие своей трудовой репутацией. Знаете, войти
хоть от части в сотрудничество с ними — это
привилегия. И ответственность, конечно.

Если вы забредете в музыкальную плоскость личности
Валерия Георгиевича, покинуть ее вам будет очень
трудно. Особенно если вы сами любите музыку. С
юношеским блеском в глазах он вспомнит, как, еще
учась в музыкальном училище, летом трубадурил с
джаз-бандом. А потом осенью, наигравшись танцулек, в
негодование привел своего обожаемого педагога Любовь
Николаевну Семенцову: «Песнь косаря» из «Времен года»
Петра Ильича, напевную и протяжную, исполнил с
джазовой синкопой. «Да вы с ума сошли! — воскликнула
Любовь Николаевна. — Это же Чайковкий!»

— Да, схулиганил, — говорит Валерий Георгиевич. —
Но, думаю, сам Чайковский бы меня помиловал. Кто из
музыкальных революционеров не нарушал каноны? Бах в
этом смысле вообще был нахалом. Моцарт дерзил
беспримерно. В симфонию (!) он ввел вальсообразный
фрагмент! А как родился венский вальс с легкой руки
Штрауса? Разве узнаешь в нем толстозадого дедушку,
тяжело притопывающего под рубленные три доли «Ох,
майн либер Августин». Да-да, это тоже вальс,
простонародный бауерский танец — неуклюжая гусеница,
из которой выпорхнула легкокрылая бабочка
си-минорного вальса Шопена. Это, по сути, мазурка
вальс. А вальс-бостон? Совсем другое состояние
души… Поистине, как выразился великий пианист Ханс
фон Бюллов, библия пианиста должна начинаться
словами: «Вначале был ритм».

— В вашей биографии вначале была музыка, но позже —
юриспруденция. Между ними вы так и не сделали выбор?

— Зачем разделять? Бородин был химиком.
Римский-Корсаков — инженер-форсификатор. Балакирев
— морской офицер. Леонид Бендер, заведующий
транспортным филиалом областной коллегии адвокатов,
где я тружусь, тоже композитор.

— Давайте вернемся к истокам вашей юридической
стези. Вы учились в Иркутском университете на
юридическом…

— Да. Вначале очно. А на последнем курсе перевелся
на вечернее. Надо было кормиться. Работал в
«Рембыттехнике» настройщиком. Писал диплом.
Интереснейшую тему взял: «Связь следствия с
патопсихологическим аспектом личности преступника».
Патопсихологическая аномалия — это когда человек
психически признается здоровым, но поведение его
далеко от норм морали и нравственности. Это
большая и драматическая тайна. Трагически знаменитый
Кулик, к примеру, был сыном профессора,
интеллектуалом. В одиночной камере писал стихи, и
приличные стихи. Между тем, чудовище. А все ведь
имело свои корни. Отец его, оказывается, был
«голубым». Небезобидная это вещь — грех Содома и
Гоморры. Так вот исследованию глубоких внутренних
корней преступления в душе человека была посвящена
моя дипломная работа. Тема оказалась настолько
необычной, что для меня не нашлось научного
руководителя, хотя труд был уже завершен. Пришлось за
десять дней до защиты написать новую работу, по
другой теме. Это был такой рывок, я вам скажу… Не
знаю, как бы я справился, если бы не помощь Натана
Григорьевича Гимельштейна. Это был блестящий
практикующий юрист, глава областного арбитражного
суда и талантливый педагог, альтруист и романтик. К
нему ночь-заполночь шли студенты за
консультацией. Все-таки, оглянувшись назад,
определенно могу сказать: мне невероятно везло на
людей, которые меня формировали.

Свою юридическую карьеру Валерий Георгиевич начал как
начальник юротдела, а потом старший юрисконсульт ПО
«Мясопром». Затем возглавлял юридическую службу
облснабсбыта, занимал аналогичную должность в
«Птицепроме». Его внутрикорпоративные отношения в
этих структурах складывались небезоблачно, особенно с
бухгалтерами. Почему, нетрудно догадаться, если
учесть правовое кредо Старостина: за одну только
фразу «обойти закон» надо судить! И никакой
демагогией про так называемый «хозяйственный риск»
нельзя прикрыть правовую нечистоплотность. Вот уже
шестой год Валерий Георгиевич служит в адвокатуре.
Эта работа дает ему и пищу для ума, и благодатную
возможность помогать людям в экстремальных жизненных
обстоятельствах.

— Какие дела на сегодня наиболее актуальны?

— В последнее время нездоровую популярность получили
тяжбы по жилью. У меня в подготовке целый ряд
претензий к одной хорошо раскрученной фирме, которая
незаконно выселяет людей из ведомственного жилфонда.
Не реже встречаются и хищнические «жилищные войны»
между родственниками. Кто-то из библейских авторов
сказал: «Ненасытима утроба человеческая». Это так.
Мне на память приходит реальная драма, когда ради
наследия родительского гнезда женщина сбила машиной
родную сестру! Какие встречаются люди! У меня было
одно интересное дело. Типичный бобыль-одиночка с
психологией кочевника от одного из командировочных
романов прижил внебрачную дочь. Когда девочка
подросла, он взял ее к себе, чтобы выучить в
институте. Когда она училась на третьем курсе, отец
неожиданно умер, не успев оформить ни удочерение, ни
права ребенка на жилье. О наследственных правах на
квартиру заявила сестра покойного. Не поленилась
приехать из другого региона, где имела дом с
участком, жила в достатке. Я защищал девочку и
выиграл процесс, хотя многие коллеги отговаривали
меня браться за это дело.

Похожее дело у меня сейчас в производстве. Дядя
судится с восемнадцатилетним осиротевшим племянником,
опекуном младшей сестренки. У детей никого нет, кроме
этого дяди, который вписан в ордере и претендует на
долю в 2-комнатной квартире, хотя 20 лет в ней не жил
и обеспечен другим жильем. Тяжба близится к
завершению. Я уверен, что решение суда будет в пользу
моего клиента. Смотрю на него и вижу, как трудности
закаляют характер. Парень учится и работает, летом на
каникулах сумел отправить сестренку по турпутевке,
полностью собрал ее в школу. Мужает
мальчик.

— Как я понимаю, для этого мальчика вы установили
минимальную сумму гонорара?

— Разве это не естественно? На меня ворчат иногда,
что я сбиваю цены за услуги, переманиваю клиентов
дешевизной. Ну что поделать? Люди все разные. Одни
умеют отлично делать свою работу, это талант. Другие
умеют делать деньги, это тоже талант. И только
счастливо талантливые люди умудряются сочетать и то,
и другое. Я не из их числа. Пусть я не заработал
всего, что мог бы, для меня ценно участие в судьбах
людей. Оно меня многому учит.