Дед Иван возникает в проеме двери, закрывая его
полностью. Вот такой огромный он в свои почтенные
годы. Мысленно пытаюсь определить его рост.

— 197 сантиметров, — упреждает он меня, заметив мое
наблюдение, — а был два метра. Кличка у меня раньше
была «полтора Ивана».

Сам тем временем потянул
руку к хлебнице, и две сушки, густо посыпанные маком,
оказались у деда в кармане огромных штанов.

— Вот теперь знаю, кто сушки потаскал, — отчитывает
деда его жена и свой ласковый голос обращает ко мне:
— Своего любимца подкармливает, Бима (огромную
непонятной породы собаку с густой длинной шерстью и
зычным басом). Мимо лавки не пройдет, хоть сто
граммов печенья, но купит. Бим уже знает, если дед на
улицу вышел, будет сладкое угощенье.

Дед Иван громкий, шумный, веселый. На магнитофоне
почти постоянно крутится кассета популярных
лирических песен. Он и сам не прочь спеть и сплясать,
заряжает своим радостным настроением окружающих.

В местном музее — огромный портрет деда Ивана при
орденах и медалях. Нарисовал его заезжий художник,
власти купили работу как куйтунскую
достопримечательность. Всю войну протопал Ваня в
кирзухах пулеметчиком. Трижды ранен. Штурмовал
Кенигсберг. Закончил
войну, когда ему был двадцать один год. А
демобилизовался, прослужив еще более года в Германии.

Летом 1945 года отправили солдата Ивана Сухицкого в
Потсдам. Привезли на машине во двор особняка. За
столом несколько офицеров.

— Иди к черте, — сказали ему. А на кирпичной стене
отметина — 180 см. Фокус состоял в том, чтобы рост
был не ниже.

— Не надо ему к черте, — заметил сидящий за столом
майор, просматривая документы солдата. — Это же
русский богатырь! Иваном зовут! Орденоносец!

К тому времени в Потсдам подобрали более сотни бравых
красавцев и поселили в
герингских казармах. Комната на два человека, полы
кафельные, потолок блестящий. Кормили — лучше не
придумаешь. Не жизнь, а сказка, особенно после всего, что
пережил.

Советские солдаты должны были участвовать в
Берлинском параде — пройти строевым парадным шагом,
«чтобы ни один штык не завис». В казармы приезжал
маршал Жуков. Когда уже хорошо помаршировали по
плацу, показали командующему, наскоро сколотив
деревянные трибуны и выдав солдатам новую форму и
кирзачи. Прошли как положено, печатным шагом —
любо-дорого посмотреть. Обратив внимание на
кители и сапоги не по размеру,
командующий разгневался: «Не делайте из наших солдат
огородных пугал!»

После этого собрали лучших немецких портных и сшили
новую форму. Это были защитного цвета кители и
темно-голубые галифе из знаменитого английского
сукна, сапоги тоже выполнили на заказ немецкие
мастера. На генеральной репетиции Жуков улыбнулся,
глядя на бравых в хорошо сидящей форме солдат: «Вот
теперь порядок!»

Цвели липы и каштаны, молодые немецкие фрау
приглашали победителей сфотографироваться.
Настроение было приподнятым, хотя и волновались.
Советские солдаты шли первыми. Военный оркестр играл
марши. Жуков приехал в кителе небесного цвета с застежкой на
боку. Награды во всю грудь, аж через ремень. Рота
почетного караула из Потсдама, в которой я числился,
шла первой, в голове колонны. Я маршировал
правофланговым в первой шеренге. Не доходя несколько
метров до трибуны, солдаты выполнили команду «На
штыки!» Это было грозное зрелище. Фотокорреспонденты,
лезшие вперед, посыпались, как горох, в стороны.
Солдаты шли и так печатали шаг, казалось, искры
летели. После пехоты следовали артиллеристы,
танкисты. После парада командующий поблагодарил: «Молодцы!»

Любопытно было посмотреть на союзников. Американцы
прошли деликатно, англичане — спокойно, жалея ноги,
а французы в голубых беретах шли будто на прогулке.

После парада служба продолжалась. Проходил
Нюрнбергский процесс. Очень тяжелое зрелище. Зал
большой. Наши за огромным круглым столом. А мы с
винтовками стояли; кажется, и муха мимо нас не
пролетала незамеченной.

В Потсдаме сфотографировался на память. «Вы такой
красивый, прямо как из СС», — заметила немка-
фотограф. Оскорбился, но вовремя
сообразил, что это всего лишь дамский комплимент.
Как участник парада попал на обложку сентябрьского
«Огонька» 1945 года. К сожалению, не сохранил я этого
номера журнала.

— Да ладно, — махнул дед Иван рукой. — Давайте
новую кассету включу. Такие песни записаны аж за душу
берет. Послушай!

Поселок Куйтун