Бережёного бог бережёт
1 марта -- Всесибирский день борьбы со СПИДjv Принципиально не само число в календаре -- оно могло бы быть каким угодно. Принципиально, что в рамках Сибирского соглашения все регионы, входящие в Сибирский федеральный округ, одновременно проводят мероприятия, цель которых -- еще раз напомнить об опасности, грозящей каждому. Фактически сейчас все мы, земляне, -- одна огромная группа риска. Трагическое противоречие заключается в том, что риск этот преобладает над инстинктом самосохранения; над, казалось бы, естественным здравым смыслом, свойственным человечеству вообще и каждому из нас наособицу. Разве иначе распространялся бы вирус искусственного иммунодефицита с такой скоростью, с какой нынче он атакует будущее? Можно сколько угодно спорить на тему: что такое СПИД? Последняя, неизлечимая стадия ВИЧ или заблуждение ряда ученых с мировыми именами? Как угодно называйте этот неизбежный и преждевременный конец жизни, но факт остается фактом: против ВИЧ пока нет действенного средства обороны. Напомнить еще раз об опасности, лишний раз обратиться к разуму -- вот, собственно, и смысл Всесибирского дня борьбы со СПИДом. Но, смею предположить, наш разговор со Станиславом Николаевичем Зарубиным, возглавляющим службу профилактики Иркутского областного центра СПИД, не носит дежурный характер, хотя бы потому, что тема этого интервью не может быть формальной уже сама по себе.
— В Приангарье реализуется целевая программа
профилактики ВИЧ. Зная, насколько вообще сложно с
финансированием в здравоохранении, хочу спросить о
том, что удалось сделать за несколько последних лет
у нас, в Приангарье?
— Нынешний год — заключительный в программе,
которая началась пять лет тому назад. Фактически она
профинансирована областным бюджетом. И тут я хочу
сказать: удалось многое, благодаря вниманию областной
администрации. В прошлом году на реализацию целевой
программы «Анти-СПИД» было потрачено 13,5 миллиона
рублей; в нынешнем году мы получили такую же сумму.
Мы приобрели несколько диагностических приборов
новейшего поколения для нашей клинической
лаборатории; заменили оборудование, уже отслужившее
свой срок; оснастились тест-системами для скрининга
обследуемого населения, в частности, и для
профилактики передачи инфекции от ВИЧ-инфицированной матери
к ребенку. Кроме того, мы имеем возможность
отслеживать саму динамику ВИЧ-инфекции, что тоже
немало значит для ее предупреждения…
— И как же мы сейчас выглядим на фоне общей ситуации с
ВИЧ в Сибири?
— Увы, похвастать нечем, по числу инфицированных
пока держим печальное первенство. В Приангарье
сейчас более 17 тысяч ВИЧ-инфицированных.
— Насколько я понимаю, это верхушка айсберга,
основная масса которого неизвестна. Чем же объяснить
такое наше «первенство»? Почему у наших соседей, в
том же Красноярске или Новосибирске, относительно
спокойнее?
— У наших соседей не было того сокрушительного и
внезапного «первотолчка» инфекции, какой был у нас в конце
девяностых годов. Помните ту вспышку ВИЧ в апреле
1999 года, разразившуюся в Ленинском районе
Иркутска? Сегодня, спустя более пяти лет,
пожинаем ее последствия. Добавьте к этому не
прекращающуюся и не уменьшающуюся миграцию населения
— считается, и не без основания, что в Иркутской
области устроиться на работу легче, чем в соседних
регионах. Это тоже фактор, от которого не
отмахнуться.. Ну и выходящий из-под контроля половой
путь передачи ВИЧ…
— Вот это характерно не только для Сибири или
России — в целом для планеты. Как сейчас считают
эпидемиологи: насколько «стрелка качнулась» в
сторону незащищенного секса?
— Мировая статистика делает такой вывод: если еще в
девяностых годах прошлого столетия главным источником
опасности была грязная игла наркомана, то сейчас более 40%
ВИЧ-инфицированных — это жертвы собственного
легкомыслия и нравственной распущенности.
— Но если это так, хочется спросить вас, Станислав
Николаевич, о том, насколько оправдан более
либеральный режим обследования крови на ВИЧ,
установившийся в наших лечебно-профилактических
учреждениях? Не видите ли здесь угрозы? С одной
стороны, половая распущенность, которую не ввести ни
в какие рамки закона, кроме, разумеется,
нравственных установок самого человека. С другой
— явное послабление в скрининге населения на ВИЧ.
Может быть, это, как говорится, «хорошая мина при
плохой игре»: государству явно не хватает ни
средств, ни сил, чтобы остановить ВИЧ, вот оно и
делает вид, что опасность заражения
преувеличена и нет смысла тратить столько усилий
на более тщательное обследование поступающих в
стационары или на обращающихся в поликлиники пациентов.
— Нет, все не так! Во-первых, обследовать все
население на ВИЧ просто невозможно. Ну, представьте
себе, только представьте, что всех живущих в
Приангарье, где-то 2,5 миллиона человек, мы
обследовали. Ну выявили, скажем, 50 тысяч
ВИЧ-инфицированных. Дальше-то что? Эти люди не изгои.
Они остаются среди нас. Разве так можно прервать
цепь передачи инфекции? Да никогда! При этом не
забудьте о том, что наиболее опасно в смысле
инфицирования партнера так называемое
«эпидемиологическое окно» — те 15-30 дней, в
течение которых организм, еще не среагировав на
попавший в него вирус, уже способен передавать
инфекцию. Человек еще не знает о том, что он
заразен, и продолжает вести себя так, как прежде, ни
в чем себе не отказывая. Где гарантия, что кровь на
ВИЧ не взята у такого человека именно тогда, когда
никакой анализ ее обнаружить еще не может? Нет, что
бы ни говорили, но способ «поголовного»
обследования всех поступающих в стационар пациентов,
с каким бы заболеванием они ни приходили, себя не
оправдывает.
— Но разве, ослабив контроль, мы не сделали «ячейки
сети» настолько широкими, что вирусу ВИЧ ничего не
стоит выскользнуть из них?
— Давайте лучше говорить не о «ячейках», а о
накопленном и постоянно увеличивающемся знании
медицины о ВИЧ-инфекции. Когда ВИЧ только нагрянул в
Россию, всем действительно казалось, что чем больше
людей обследуем, тем надежнее убережемся. Но
теперь-то ясно: контактно-бытового пути заражения
ВИЧ не существует! Существуют только три пути. И
было бы совсем нехудо, если бы все, особенно
молодежь, хорошо запомнили именно эти три пути.
Первый — игла наркомана и все, что связано с
манипуляциями с кровью. Второй — неразборчивость в
связях, незащищенный секс. Третий — от больной
беременной матери к ее будущему ребенку. При этом
учтите: сегодня в каждом лечебно-профилактическом
учреждении одноразовый инструментарий. Тьфу-тьфу,
чтоб не сглазить, у нас в последние годы нет ни одного
внутрибольничного случая инфицирования ВИЧ. Но вот
кого мы обследуем неукоснительно и регулярно: два
раза в год беременных женщин и всех без исключения
доноров. Что же касается риска, то его опасность —
только в нас самих.
— Но как же со «слежением» за ВИЧ?
— Отслеживать его динамику — не значит всех
проверять на ВИЧ. В двухтысячном году мы проверили
650 тысяч человек. Выявили 2,5 тысячи
ВИЧ-инфицированных. Внимательно присмотрелись именно
к этим нескольким тысячам: что они и кто они? Как мы
и предполагали, это в подавляющем большинстве люди
асоциальные — продающие свое тело, не способные
противостоять наркотику. Значит, именно на таких
людей и должно быть обращено все внимание; именно по
отношению к ним должна быть проявлена
настороженность врача. Причем не только
эпидемиолога, а врача любого профиля, в том числе
и медика общей практики. В первые годы существования
областного центра СПИД мы старались увеличить число
обследуемых. Была даже особая графа — «прочие».
«Прочие» — значит, абсолютно все поступившие в
любой стационар. Графа себя не оправдала. Значит,
при встрече с человеком на консультационном
приеме не было четко разработанных, продуманных
тестов, с помощью которых можно было бы судить о личности,
сидящей перед врачом.
— Станислав Николаевич, простите, перебью вас. А
как быть с пациентом, отправляющимся на плановую
операцию; как быть с женщиной, решившейся на аборт?
Если у них тоже не брать кровь на ВИЧ, какой
опасности подвергаются хирурги, акушеры-гинекологи,
да мало ли кто из медперсонала! Это, во-первых. А,
во-вторых, наверное, с такой «либерализацией» любую
статистику легко подчистить.
— Нет, статистику никто не собирается улучшать
таким образом. Мы же не скрываем наше печальное
лидерство по числу ВИЧ-инфицированных в регионе; не
скрываем и тот факт, что в прошлом году их
количество в Иркутской области увеличилось еще на
10%. А вот что касается наших коллег — хирургов,
то проблема есть, конечно. Им приходится полагаться
на надежное качество медицинских перчаток и накрепко
усвоенные требования нашей медицинской
специализированной «техники безопасности» в случае
возникновения «аварийной ситуации».
— Неужели отрицательный опыт ничему не учит и
психология масс не меняется?
— Помаленьку меняется… В частности, стало больше
доверия к нашему центру. Из 350 тысяч нами
обследованных в прошлом году 100 тысяч пришли в
центр добровольно; сами захотели узнать о своем
состоянии. Пользуясь сегодняшним случаем, хочу дать и
такую информацию: центр СПИД никому из россиян
не отказывает в бесплатном, анонимном обследовании.
— А не нашим?
— Иностранные граждане должны заплатить… 130
рублей. Вполне доступная цена, чтобы узнать правду о
себе. В любом случае в стенах областного центра СПИД
человек, обратившийся за помощью, и врач — союзники.
— Как рассказывают психиатры, в мире растет волна
спидофобии — патологического страха инфицироваться.
Вот и поди разберись: бесшабашное легкомыслие и
мистический ужас перед вирусом…
— Если уж мы коснулись и этой темы, то я вам
признаюсь: по мне лучше излишняя осторожность,
чем гибельная «удаль», толкающая в пропасть. Но есть
и здесь один аспект, который в разговоре нам не
миновать. Осторожность, принимающая подчас
гипертрофированную форму, — в конце концов, личная
проблема человека. Но если перестраховка оборачивается
нарушением прав ближних, разве можно с этим мириться?
— Что вы имеете в виду?
— Ну хотя бы случаи, когда руководители при приеме
на работу требуют от человека принести анализ его
крови на ВИЧ. Я не раз сталкивался с такими
случаями — они не имеют ничего общего ни с
профилактикой ВИЧ, ни вообще с требованиями гигиены.
Такие случаи — прямое нарушение гражданского права
человека.
— Не могу не спросить, коснулся ли ваших пациентов
122-й закон о замене натуральной лекарственной
льготы денежной компенсацией?
— Наши пациенты и до вступления в силу этого
закона необходимые им по жизненным показаниям
лекарства получали бесплатно. Другое дело, что
сейчас ужесточился сам порядок выдачи таких
медикаментозных средств: только из рук врача в руки
пациента. Но если такой человек живет в Иркутске,
или, скажем, в Ангарске или в Братске, для него тут
нет никакой проблемы. А если в глуши? Раньше
приезжал из глубинки медработник и под расписку
получал нужные для такого пациента медикаменты.
Сейчас он должен явиться в центр сам. Во сколько ему
обойдется дорога, сколько сил он потратит на такое
путешествие, выходит, никого не волнует.
— Но центр СПИД волнует?
— Нас, конечно, очень беспокоит. Далеко не у всех
есть такая возможность — регулярно ездить в
Иркутск. Ну пусть не только в Иркутск. Лицензию на
выдачу специальных медикаментозных средств имеют
специальные лечебно-профилактические учреждения
только четырех городов в области. Кроме Иркутска,
еще в Братске, в Ангарске и в Саянске. Мы ищем
сейчас выход. Возможно, организуем свои пункты при
кожвендиспансерах в Черемхове, в Усолье-Сибирском.
Главное — приблизить необходимую помощь к
нуждающемуся в ней человеку. Конечно, потребуются
дополнительные расходы. Но гуманность никогда не
обходится дешево…
… Самое дешевое — забота о личной безопасности.
Общедоступное средство, надежное во всякое время
года. Напомнить же о нем в самый раз с приходом
весны, когда отступают морозы и теплый ветер
начинает кружить головы…