В России более ста ботанических садов. Иркутский
ботанический, единственный в Байкальском регионе,
считается учебно-вспомогательным учреждением ИГУ. Но
это лишь внешняя составляющая его статуса, а есть и
внутренняя принадлежность — к садам мира. В их хоре
Иркутский ботанический имеет свой голос, поет свою
песнь.

«В краю магнолий»

В соседстве с пальмами начинается рабочий день Сергея
Сергеевича Калюжного. Он, научный сотрудник
Иркутского ботанического, для многих — главный
цветочный доктор Иркутска. Ему звонят, когда растение
заболело, когда нужен срочный и точный совет.

В канун Нового года у Сергея Сергеевича появились
новые подопечные — папоротники. Родились они в
специальном аквариуме и теперь с любопытством глядят
на обитателей оранжереи.

О-ран-же-ре-я: звучит зазывно, сказочно, особенно
зимой. Откроешь дверь — и сразу в тропики! Пальмы
упираются в потолок; огромные, как деревья, кактусы
кокетливо разворачивают иголки — и туда, где так
радостно зеленеет агава, и туда, где камелия
выпускает цветок, и туда, где посверкивает в луче
света трава Хрустальная. Вот она встрепенулась,
склоняясь к ногам Нади Полянской — только ей,
экскурсоводу, и позволительно сделать несколько очень
осторожных шагов и встать рядом с кустиком
Хрустальной травы.

Здесь, в оранжерее, есть у Нади Полянской и любимое
дерево — Гинкго. В переводе с японского это значит
«Золотой абрикос». Гинкго — очень древнее растение, не
случайно называют его деревом динозавров. Очень-очень давно,
еще в доледниковый период, росло Гинкго по всему
северному полушарию. А потом его отложения
превратились в каменный уголь. На географическом
факультете Наде много говорили о Гинкго, но живое
дерево впервые увидела здесь — три с половиной месяца
назад. За это время очень многое произошло. Бамия,
растение пустыни, словно после ливней, вышла из-под
земли, поднялась и даже расцвела — в аккурат к
Рождеству появился на ней первый цветочек-звездочка. А
под потолком загорелась сама Рождественская звезда —
и такое растение есть в Иркутском ботаническом; его
листья краснеют, «зажигаются» к 7 января.

В эту пору и туя Восточная покрывается золотистыми и
зелеными шишечками, из которых скоро будут плоды,
похожие на орешки. Туя тоже приготовила Наде
новогодний сюрприз. В святочную неделю пошла она в
малый дендрарий и на аллее, среди усыпанных снегом
деревьев, увидела… зеленое дерево. Оказалось,
туя Западная. Вполне может расти на иркутских улицах.

Сейчас, когда виноград сбросил уставшие листья, когда
уснули гранат и золотой абрикос, биолог-дендролог
ботанического Елена Петровна Хмелькова мечтает о
весне:

— Жду, когда оживет мой любимый дендрарий с сотнями
самых разных декоративных кустарников и деревьев. На
иркутских улицах не больше тридцати видов древесных
растений, а ведь может быть и много-много больше: у
нас и миндаль растет, и амурский бархат, и сакура, и
садовый жасмин. Черемуха Маака очень декоративна:
кора у нее золотисто-бронзовая. Почему бы иркутянам
не завести ясеневую улицу или, скажем, дубовую?
Красивые растения с красивыми названиями могли бы
украсить и наши скверы. Сделать это можно постепенно,
обновляя стареющие растения, заменяя их молодыми.
Например, маньчжурским орехом, дальневосточным
барбарисом.

У Елены Петровны есть и любимые сорняки, например,
симпатяга перекати-поле. Как говорит Виктор Яковлевич
Кузеванов, директор Иркутского ботанического, сорняк
— это то, что растет не на своем месте.

Тринадцатый директор

Изначально Иркутский ботанический сад был «огородом»
для выживания университетской профессуры — за три месяца до Великой
Отечественной сделали первые посадки. В 70-е годы он
стал хозяйственной структурой. А к концу перестройки
не осталось ни техники, ни инструмента, разрушилось
водоснабжение, пришли в негодность теплицы, вымерзли
коллекции, и сами здания требовали серьезного
ремонта. Сад существовал, но в то же время его как
бы и не было — вот тогда-то и «высадился десант» из
Восточно-Сибирского филиала
Академии наук. Это и был новый, тринадцатый по счету,
директор — кандидат биологических наук Виктор
Яковлевич Кузеванов и его заместитель Светлана
Витальевна Сизых.

Можно было предположить, что они привнесут
академические традиции, но одного этого было мало.
Требовались новые, рыночные стандарты управления.

— Сначала мы обратились в российские ботанические
сады, — вспоминает Виктор Яковлевич,- но и у них были
те же проблемы. Тогда разослали письма к коллегам во
все концы мира, и вскоре получили ответ из Чикагского
сада. Не потому, что люди там благоденствовали, а
просто потому, что хотели помочь. Вместе мы начали
искать средства и нашли. Американская ассоциация
музеев дала деньги — не на зарплату, конечно, а на
обмен опытом. Сотрудница Чикагского сада приехала к
нам, а я поехал в Америку. Конечно, читал там лекции,
но больше учился сам — искал механизмы выживания,
чтобы адаптировать их к условиям нашего рынка.
Открытость была абсолютная: меня знакомили с
элементами менеджмента на всех уровнях, приглашали на
аттестацию сотрудников, посвящали в финансы. Часами я
мог разговаривать с директором, руководителями
отделов, со всеми остальными работниками, вплоть до
садовников и подсобных рабочих. Директор возил меня и
в другие сады, очень крупные и совсем небольшие; я
привез много видео- и фотоматериала, на котором,
вернувшись, и обучал всех сотрудников.

Люди со специальными нуждами

И Светлана Витальевна Сизых получила приглашение на
стажировку — в тот отдел Чикагского сада, который
работал по специальной программе. Вел ее человек в
инвалидной коляске. Каждый день начинался с поездки:
скажем, в понедельник отправлялись в Дом престарелых,
а оттуда — в психоневрологический диспансер. Во
вторник работали в интернате для детей-инвалидов. Во
многих ботанических садах Америки есть уголки для
людей с ограниченными возможностями. В них все так
устроено, что и слепой, и глухой может пройти или
проехать по всем дорожкам, чувствуя безопасность и
даже комфорт. Для слепых есть специальные плейеры,
заменяющие экскурсовода, аннотации на специальных
дощечках. При желании каждый может садить, поливать
— вообще выращивать что-то свое.

Даже люди с тяжелым параличом с удовольствием возятся
с растениями. Для них радость большая — просто
потрогать листик, и уж тем более — что-то посадить и
наблюдать, как оно развивается. Ведь это —
возможность выйти из замкнутого пространства комнаты,
почувствовать свою способность поддержать живое.
Стены комнаты не просто раздвигаются — они открывают
мир во всем его разнообразии. Сады дают этим,
в общем-то обделенным, людям и кусочек Азии, и
островок Европы, и африканский ландшафт.
За рубежом нет такого слова как «инвалиды»; говорят
более деликатно — «люди со специальными нуждами». И
такие люди не ощущают себя ущербными, ведь к ним
относятся как к равным. Причем равенство это реально
обеспечено. Если в какой-то организации неудобный для
инвалидной коляски вход или нет специально
оборудованного туалета, ей просто закрывают счет в
банке.

У Чикагского сада очень интересный опыт работы с
сиротами, инвалидами, он часто исполняет роль «мамы»
для брошенных детей: учит готовить
блюда из растений, выращивать их, открывать
многозвучный, многокрасочный мир природы. Сад
помогает отойти от края пропасти — помогает жить.

Прорастающие семена

Возвратясь из Чикаго, Светлана Витальевна Сизых
принялась разрабатывать собственную программу садовой
терапии — и сразу же нашлись люди, готовые пойти ей
навстречу.

У Иркутской спецшколы для детей и подростков,
нуждающихся в особых условиях воспитания, в
расписании есть особый, ботанический четверг. В этот
день Светлана Иннокентьевна Белозерская,
преподаватель растениеводства, отбирает группу ребят
и ведет на экскурсию в ботанический сад.

— Когда у нас спрашивают, кто это, мы отвечаем:
школьники, — рассказывает Светлана Витальевна Сизых.
— И не уточняем, что школа-то — для малолетних
преступников. Мы открыты для них, так же, как открыты
деревья, цветы. Мы даем им навыки
садоводов-огородников. Для кого-то это может стать
будущей профессией (успешно отзанимавшись три года,
получают сертификат), а кому-то просто поможет
полюбить все живое. К нам долгое время ходили ребята
из детского дома, приезжали дети-инвалиды. Кто-то вел
свои грядки, кому-то нравилось добывать семена из
груш, а кому-то — собирать осенние листья. И мы тоже
были довольны, пока не поняли, что эти замечательные
«росточки» могут засохнуть — просто потому, что из
дома-интерната или спецшколы уйдет педагог-
энтузиаст, а на смену ему придет тот, кто просто
выполняет обязанности. А в них не входит заниматься
тем, чем мы столько лет занимаемся. Мы хотели бы,
чтоб союзников у нас стало больше, много больше.
Чтобы это стало обычной практикой — как в том же
Чикаго. Мы готовы предложить свою помощь всем, кто
хочет ею воспользоваться. Готовы проводить семинары
для учителей, подготовить страницу в Интернете, может
быть, составить брошюру — популярным, доступным
языком. Разумеется, мы не будем ничего насаждать,
ведь садовая терапия — лишь один из путей, и не всем
он, может быть, подойдет: жизнь сложна, многониточна.
Но теперь, когда есть уже наработанные технологии,
нам хотелось бы поделиться ими — как когда-то сделал
это Чикагский сад. Пожелайте нам успеха!