— Ничего, Светка, отобьюсь как-нибудь от местной
бичевни, если вдруг залезут, — отвечала Екатерина Ивановна
на очередное предложение племянницы перебраться к ней.

19 апреля 2002 года Степан Одинцов, пятнадцатилетний
подросток, промышлял на станции Тулун своим обычным
ремеслом. И хотя Тулун — город далеко не столичный, но спрос
на услуги Степы всегда был: поднести вещи приехавшим до
такси или до автобусной остановки или доставить
поклажу отъезжающих пассажиров до перрона, помочь
загрузить в вагон. За час такой своей трудовой деятельности
предприимчивый подросток заработал 50 рублей. В семье
Степана каждый пробавлялся как мог. Не было у подростка
ни матери, ни отца, а всего лишь младшая сестренка Леночка
да еще опекун — старший брат умершей в 1995 году матери,
дядя Витя по фамилии Дерюгин. Дядя особым трудолюбием
не отличался, сидел дома и пил горькую паленую водку,
которой в Тулуне море разливанное.

Сам же Степа в школу ходить не любил. За последние
три четверти 2001-2002 учебного года у него были сплошные
неуды по всем предметам, даже по физкультуре. Беря пример
со своего опекуна, подросток любил «зашибить деньгу» и
потратить ее на дешевую паленую водку. Потом на суде
примечательно прозвучит последнее слово Виктора Дерюгина,
опекуна Степы и его младшей сестры:

— Господин судья, прошу учесть, что Одинцов рос без
отца и без матери, потому прошу не назначать ему сурового
наказания, — дрожащим голосом выдавил из себя опекун.

Нам остается только догадываться, почему органы опеки
выбрали в опекуны столь неподходящую кандидатуру для
сирот Одинцовых. Ну а отца своего ни Степа, ни Леночка
никогда и в глаза не видели. Ну а мама… Что мама? Мама
обычно говорила, что их папа был летчиком и погиб при
испытаниях нового самолета. Даже фотографий не
сохранилось никаких…

Ну и где тулунскому подростку проводить время, если в
школе ему неинтересно, деньги в кармане водятся, а
представления у него такие, что денег должно быть много и
сразу? Конечно же, на рынке. На рынке, который притягивает
легкостью наживы, где любят время проводить подростки и
прочие молодые люди. Средоточие денег, суеты,
потенциальных возможностей разбогатеть притягивает как
магнитом, недалеких молодых людей. Ну и, кроме того, здесь,
среди множества пестрых прилавков, запросто можно найти
единомышленников.

Степа на городском рынке любил бывать, здесь можно
было с пользой потратить заработанные пока еще честным
трудом деньги. К тому же стол у дяди-опекуна-безработного
от разносолов не ломился, а тут Степа мог себе позволить и
колбаски покушать и «Сникерсом» другой раз побаловаться.
Но все-таки чаще он баловался именно «катанкой». Накануне,
то есть 19 апреля, Одинцов встретил на городском рынке
своего давнего дружка, 21-летнего Виталика Шапошникова.
Учителя в школе и опекунский совет не одобряли дружбу
Степы с Виталей. И это отметят впоследствии в
характеристике как один из отрицательных моментов в жизни
Степана.

Шестилетняя разность в возрасте очень легко стиралась
при помощи бутылки «катанки», которую на задах городского
Тулунского рынка ребята и распивали. Да и если бы вы
увидели Виталю Шапошникова, то никак не дали бы ему 21
год, тщедушный вид этого паренька тянул максимум лет
на восемнадцать. Бледное вытянутое лицо с заостренным
подбородком, субтильное телосложение и выражение глаз,
почему-то очень похожее на замученного корридой молодого
бычка, — увидишь такого на улице и подумаешь, что место ему
не иначе как в санатории.

Да и то сказать, жизнь особо не баловала Виталю. Он
был первым ребенком, у мамы, кроме него, еще четверо детей.
Пробавлялись чем могли. Вот, например, за что
осудили Виталия Шапошникова в Тулунском городском суде.
В декабре 1999 года огромная «веселая» компания в
количестве семи человек отправилась трясти дачи и летние
кухни мирных граждан в городе и его окрестностях.
Промышляли почти неделю, пока их не поймали сами же
обокраденные хозяева, правда, случилось это полтора месяца
спустя, 20 января 2000 года. Все эпизоды этого дела суд
объединил в одно производство.

Вот примерное изложение одной из страниц приговора,
вынесенного в мае 2000 года: «В период с 1-го по 5-е
декабря 1999 года, находясь в состоянии алкогольного
опьянения на улице Сосновой г. Тулуна, проникли
через входную дверь в дом номер 24, похитили два матраса,
стоимостью по 100 рублей каждый, одеяло стоимостью 100
рублей, пять тюлевых занавесок, не представляющих
ценности…». Краденое не столько проедалось, сколько
пропивалось. 20 января 2000 года «гастроли» бичей по Тулуну
закончились. В этот день Виталя Шапошников со своей
матерью Натальей, двоюродным братом Романом и
сожительницей Романа забрались в очередную летнюю
кухню. Чистили летнее жилище «на совесть» — прихватили
алюминиевую флягу за 500 рублей, обогреватель, 12
фарфоровых тарелок, килограмм колбасы за 100 рублей. Не
поленились спуститься в погреб и выгрести оттуда восемь
банок домашних солений-варений. Вещи продали и купили
водки, а солениями закусывали.

Все ночные визитеры свою вину признали. И не только
признали, но и раскаялись. Кроме того, у Натальи
Кравченко было пятеро детей, большинство из которых
несовершеннолетние, да и соседи ее охарактеризовали
удовлетворительно. Суд назначил ей условный срок. Братьям
Шапошниковым присудили по три года лишения свободы в
колонии общего режима. Да только тут подоспела амнистия,
приуроченная к 55-летию Великой Победы. И 26 мая 2000 года
Виталя Шапошников вышел на вольный весенний воздух. И,
как показала практика, зря.

Вот с таким приятелем Степа Одинцов распивал водочку
средь бела дня на городском рынке. Тут-то и завязался между
ними разговор, который привел в пятом часу вечера двух
приятелей на станцию Утай.

— Степка, — сказал Виталик, — тут у меня мамка детские
получала. А, кроме того, всем старикам пенсию выдавали…

— Ну и что? — спросил Одинцов.

— А то, что на Утае живет баба Катя, она глухая, ее
можно «бомбануть» по-тихому, никто не узнает, деньги
тиснем, ну и хавчиком разживемся! Понял, дурья башка?!

— Да ну, блин, узнают, и вообще… — засомневался
Степа.

— Да ты не понял, она глухая! Ни черта не услышит!
Окно выставим на веранде, ты залезешь, откроешь мне дверь,
и все дела, все по-чистому сделаем, — продолжал
уговаривать Шапошников Степу.

Подбить кого-то на пакости Шапошникова учить
не надо было.

— Понял, — продолжал он, — возьмем «капусту»,
побухаем нормально, и все такое, а то сидим тут, как лохи,
даже водяра кончилась…

— А давай, жрать-то точно охота! — сдался подросток.
«Ребятишки» сели в электричку. По дороге еще раз
проиграли весь план ограбления бабы Кати. Получалось так,
что электричка приходит в Утай в 17 часов. Но днем, у всех на
виду, грабить, ясно-понятно, не с руки.

— Засядем в лес за клубом, — предложил более опытный
Виталя, — костер разведем, подождем, пока стемнеет, ну и
двинем.

Пацаны сидели в леске за клубом, жгли костер и снова и
снова обсуждали, на что потратят деньги и как будут грабить
старушку.

Наступило 20 апреля 2004 года. Начало первого ночи.
Последней ночи бабы Кати.

Зашли в заброшенный гараж. Шапошников подобрал
металлический лист от рессоры.

— На фига он тебе? — спросил Степа.

— Пригодится…

В доме номер 75 по улице Горной в кухне горел свет.

— Дрыхнет, видать, старая карга, — сказал Виталя, — а свет
забыла выключить: боится. Давай, ломай стекло, —
обратился он к Одинцову.

Степа замотал камень в какую-то ветошь, стекло
негромко звякнуло и вылетело. Через минуту в открытую
дверь зашел, как-то сразу по-хозяйски, Виталя Шапошников.
Баба Катя спала в дальней комнате и ничего не слышала.

— Я пошел в холодильнике гляну, чего есть, а ты давай в
кладовку за мешком чеши, — приказал Виталя.

В холодильнике, как и положено, оказались продукты.
Началось форменное мародерство. В мешок из
холодильника перекочевали три килограмма мяса, пять булок
хлеба, трехлитровая банка варенья, три литровых, четыре 700-
граммовых, банка меда, литровая и трехлитровая банки
огурцов, две трехлитровых банки капусты, две 700-
граммовых банки черемши. Из буфета выгребли три
килограмма гороха, пакет жира весом 300 граммов, пакет овса,
800 граммов, пакет крупы, 900 граммов, пакет конфет весом в
1,4 кг. Ну и сала 300 гр.

Как ни глуха была баба Катя, но действия, производимые
грабителями, не могли ее не разбудить. С удивлением
Екатерина Ивановна обнаружила у себя в доме знакомые
лица, которые по-хозяйски сгрузили все ее нехитрые запасы в
дерюжный мешок.

— Во, блин, спящая принцесса проснулась, — стал
издеваться над старушкой Шапошников. — Бабка, тащи
«бабки»! Мне мамка сказала, что ты пенсию получила.

— Бог с вами! Какая пенсия! — сделала удивленные глаза
баба Катя. — Не досталось мне вчера денег.

— А заряди-ка ты ей в бубен, — сказал Шапошников
Степе.

Тот не заставил себя долго ждать. Первый же удар по
лицу сбил бабушку с ног. Она упала. Виталя и
Степа подняли бабу Катю и притащили из прихожей на
кухню. Им уже давно хотелось выпить. Баба Катя решила, что
сможет откупиться от мерзавцев бутылкой самогона.
Самогон два отморозка выпили, но это их только раззадорило.

— А это ты что ж, нас грохнуть топором хотела? —
Шапошников глумливо пнул топор, стоящий у печки. — Ну,
давай попробуй…

Самогон прибавил куража грабителям, и они с удвоенной
энергией стали требовать деньги. Шапошников прошел в
комнату и стал выгребать белье из шифоньера, бросать его на
пол и топтать ногами.

— Бабка, лучше по-хорошему пенсию отдай, мы знаем,
что она у тебя есть! — орал Шапошников на Екатерину
Ивановну. — Степа, врежь ей по черепу рессорой…

Вот что расскажет потом Степа Одинцов:

— Я ее потихоньку ударил два раза по голове, она упала.
А потом Виталя мне сказал, чтобы я уходил из дома. Я взял
мешок, пошел на вокзал и сидел там на лестнице, ждал
его…

Шапошников видел, что Екатерина Ивановна еще
жива. Тогда он взял топор, тот самый, который баба
Катя хранила для самообороны, и обухом стал бить по
голове. Как покажет судмедэкспертиза, Екатерина
Ивановна умерла от множественных травм
головы. Ну а Виталя взял куртку из кожзаменителя, три
пары носков, колготки, шерстяную кофту, рюкзак,
ночную рубаху бабы Кати и 14 кусков мыла. Да, кроме
того, он нашел и те полторы тысячи рублей пенсии, что
получила Екатерина Ивановна накануне. Денег и вещей
было похищено на общую сумму 2370 рублей.
Именно во столько «оценили» жизнь пенсионерки два
подонка.

— Я сидел на леснице, на вокзале, когда ко мне подошел
Виталий,— рассказывает Одинцов. — Мы сели покурить.
Шапошников сказал, что он не знает, жива бабка или нет.
Сказал, что пойдет по своим делам. Он дал мне
полбуханки хлеба и две банки варенья, я их съел. А сам он с
мешком ушел в сторону АЗС… В школе об этом я никому не
рассказывал.

Шапошникова задержали на следующий день, 21 апреля,
в Худой Елани. У него нашли ту самую куртку из кожзама,
две банки капусты, варенье, банку огурцов, пакеты с жиром и
горохом — то, что Шапошников не успел съесть.

На вопрос следователя, зачем он убил бабушку,
Шапошников ответил:

— Убил, потому что она мне не давала деньги.

У Шапошникова всего два класса образования, в
протоколе допроса его рукой написано: «нужаюс вуслугах
абоваката». Хотя по дороге, когда после преступления ехал в
Худую Елань, в поезде «Иркутск — Усть-Илимск» он купил
книжку, вот только названия ее не помнит. Остальные деньги
пропил.

Рассказ Шапошникова следователю: «Топор я
бросил в печку. Одинцов кинул рессору в кладовую, бабка
уже не дышала. Потом мы сварили суп и поели. После этого
мы поделили между с собой продукты, я взял куртку, кофту
шерстяную, крупу, горох, все, что можно, я сложил в рюкзак.
Одинцов взял себе пять банок варенья. После этого мы ушли.
Одинцов пошел к себе домой, а я сел на поезд «Иркутск
— Усть-Илимск» и поехал домой. Купил билет, две книги,
потратил двести рублей. Остальные деньги я пропил.
Продукты, которые я брал, у меня вчера изъяли
сотрудники милиции».

У Одинцова признана легкая степень олигофрении, кроме того, он
несовершеннолетний. Потому суд назначил ему
наказание ниже низшего предела — 5 лет и шесть
месяцев воспитательной колонии. Шапошникова
приговорили к 13 годам строгого режима с конфискацией
имущества.

Баба Катя так и не успела потратить пенсию…