— В последнее время много разговоров о реформировании
науки. Как идет этот процесс?

— Ученые всегда оптимисты, иначе невозможно — новые
знания не получить. Но последние решения
правительства наталкивают на ощущение
невостребованности, ненужности науки. Идет подмена
понятий: государство твердит об
интенсивности развития, инвестициях в промышленность,
но при этом не вкладывает средства в науку и образование.
К сожалению, эта
политика, на взгляд ученых, не соответствует
интересам России. Российской науке 280 лет, но
нынешнее руководство страны видит направление
развития страны в чем-то другом, не связанном с
развитием интеллектуальной составляющей.

— Каким образом объясняется эта политика?

— Любые процессы нуждаются в модификации. Эволюционно
или революционно. И, видимо, у правительства возникло
мнение, что научные институты, университеты
закостенели в социалистическом прошлом и их нужно
срочно ломать. Государство, и это ни для кого не
секрет, сейчас сбрасывает с себя все социальные
функции. Давайте тогда честно вычеркнем из
Конституции право на бесплатное обучение, бесплатное
здравоохранение. Будем честны, закроем Министерство
образования и науки, вернемся к феодальному строю,
когда каждый выживает, как может. Не хотелось бы в
такое будущее верить, может быть, я перегибаю палку,
но если все будет идти, как сейчас… Раз государство
ведет такую политику, то выходит, нечего мне сейчас
заниматься организацией науки здесь, на этом месте.
Это то же самое, что строить плотину из песка. Уже
есть показательные примеры разрушения: прикладная
наука полностью уничтожена, а она осуществляла связь
между фундаментальной наукой и производством. Выжили
только те, кто нашел свою нишу в рыночном
производстве.

Кроме того, мы оказались в правовом
вакууме. Действует Кодекс о труде, по которому
уволить нерадивого научного сотрудника практически
невозможно; у нас ограниченное количество мест в
институтах, сверх штата никого взять не можем. Второй
аспект — оплата труда. Известно: чтобы эффективно
заниматься наукой, нужно заниматься только ею. В
редких случаях можно совмещать ее с преподаванием. Но
если аспирант получает стипендию 800 рублей, то он
вынужден подрабатывать. Даже если его включают в
программу грантов, это все равно отвлечение от
основной работы.

Сейчас считается крайне неэффективной работа
институтов на периферии, их количество сокращается.
Политика государства российского всегда была
направлена на расширение территорий и их освоение,
сейчас, наоборот, начался процесс сжатия. Речь идет о
том, чтобы оставить два-три института, которые
являются уникальными, а остальные закрыть. Система
Академии наук питает вокруг себя культурную среду, и
если ее убрать в Иркутске, к примеру, то потеряется
большая часть культуры города. Можно взять и собрать
всех ученых в одном городе, но это будет резкий
подрыв интеллектуального потенциала страны.

На заседании Академии наук были резкие высказывания
о том, что ученым объявлена война. Возникает вопрос:
почему руководство РАН не проявляет достаточной
активности, чтобы изменить ситуацию? И здесь имеется
один тонкий момент. Интересы государства и науки не
всегда совпадали, но они были заинтересованы друг в
друге. РАН всегда содержалась за счет государства.
Еще в самом начале, в момент становления российской
науки, были выбраны четыре города, налоги с которых
шли на содержание Московского университета. Никогда
РАН не занималась прямым зарабатыванием денег.

Классический пример: в то время, когда несколько
чудаков занимались исследованием полупроводников,
никто не мог предположить, что через 30 лет весь мир
будет пользоваться этим открытием. Деньги Академии
наук всегда давались, и она сама решала, как их
распределять. Внутри академии шли споры: кому давать
деньги на исследования? Сами ученые не могут четко
определить, к чему приведет то или иное исследование.
А со стороны вообще невозможно определить потребности
этого особого государства в государстве. На результат
работала прикладная наука. И из-за этой независимости
у академии всегда были проблемы с госаппаратом.

РАН реформируется, это живой организм, который
приспосабливается к сложившимся условиям. Еще Хрущев
говорил, что реформировать науку — то же самое, что
стричь свинью: шерсти мало, а визгу много. Это грубо,
но точно. Определить точную экономическую
эффективность науки, как того хотят чиновники,
невозможно. Как оценить появление новых лекарственных
препаратов, исследования по сохранению Байкала?..

Отношение самого общества к науке уважительное —
конкурсы в вузы большие, несмотря на то, что в любую
коммерческую фирму могут принять и без образования,
по знакомству. Поступают в вузы умные ребята, которых
на 2-3 курсе берут на заметку и в наших институтах, и
в западных: не оскудела земля талантами. Тот, кто
владеет наукой, новыми технологиями, тот владеет
будущим. Это известно.

На общем собрании Академии наук присутствовал министр
образования и науки господин Фурсенко. Но то ли ему
было нечего сказать, то ли еще почему — но он даже не
поприветствовал собрание: просто посидел и ушел. Что
бы это значило?

Академия наук в идеале — реализатор задач, которые
формулирует правительство. Была поставлена цель —
отправить человека в космос. Создали огромное
количество институтов, объединений, средства
затратили, то же самое — система ПВО, расчет системы
энергетики. Это были заказы государства, теперь же
государство устранилось — занимайтесь сами, чем
хотите, — и соответственно, нет заинтересованности в
результате. Сегодня происходит огромный прорыв в
биотехнологии, правительство же больше озабочено
продажей «дочки» ЮКОСа, поэтому все научные задачи
переходят в ведение региональных властей. У нас есть
замечательные примеры, когда региональная власть
делает науке заказы.

— Отличается ли состояние науки в Москве от региональной?

— Не бывает региональной науки, молодежной, какой-то
другой; наука, она или есть или ее просто нет. В
Сибирском отделении наука есть, получены уникальные
фундаментальные результаты. Наша наука держит самый
высокий мировой уровень. По финансированию, могу
сказать, что и московская наука не получает
достаточных средств. Если бы хватало средств в
Москве, то многие бы сотрудники из регионов туда
стремились, а не в Мексику, в Боливию или Новую
Зеландию. Нет желания у людей уезжать в другую
страну, чтобы зарабатывать больше, если это можно
сделать в своей стране.

— Есть ли примеры в мире, чтобы наука эффективно
развивалась без государственной поддержки?

— В основном вся система науки за границей делается
на гранты — как государственные, так и частные. Во
многих странах мира наука сконцентрирована в
университетах, ведущие ученые практически не
занимаются преподаванием. Наилучшие результаты
достигнуты по динамике развития науки в Китае. Там
взята модель, которая была у нас в советское время.
Темпы роста науки там сейчас несопоставимы ни с
одной страной мира. Лет 7 назад большая группа
подающих надежды ученых была отправлена учиться в
Америку, Англию, Россию — за это время прошла полная
реконструкция материально-технической базы, построены
новые корпуса институтов. Сотрудники вернулись,
получив современное оборудование, такое же, как и
там, где обучались. У китайцев есть недостаток,
который пока остается нашим достоинством: у них нет
научной школы. Научную школу нельзя создать за
пять-семь лет, она создается десятилетиями. Они нашли
выход: приглашают наших ученых, обеспечивая им
высокий уровень комфорта, и наши туда едут, поднимая
их науку.

Фундаментальная наука не может жить в стороне от
государства, в этом я убежден. Наше государство не
говорит, что не хочет заниматься наукой, оно берет на
себя невозможную задачу определять, что целый ряд
направлений науки развивается неэффективно. Это даже
сами ученые не могут определить, какое
направление эффективно развивается, а какое нет. Есть
косвенное определение эффективности — опубликование
материала исследований в научном журнале. Но пройдет
2-3 года с начала работы до момента публикации.

— Можно ли решить эти вопросы законодательно?

— Есть такой принцип горлышка. К примеру,
железнодорожные пути заносятся снегом. Самое простое,
что делалось раньше, — отправлялся поезд, который
разбрасывал снег, появлялись кучки снега по сторонам
полотна. Возникал эффект горлышка, появлялись
завихрения вокруг полотна и наваливалось еще больше
снега. Просто освободить путь от снега — не решение
вопроса. Нужно искать другое решение. Не всегда якобы
простые и правильные решения приводят к достижению
цели, так же и с законами.

На мой взгляд, люди, которые управляют государством,
не готовы сегодня понять, какое богатство им
досталось в лице Российской Академии наук. Роль
личности в науке, как и в политике, очень высока.

Академия наук всегда была важным составляющим
стабильности в государстве, потому в наших решениях
нет радикальных формулировок о смене правительства.
Академия наук скорее умрет, чем выйдет на улицу. По
вопросам реформирования науки мы проводили
пресс-конференции и заседания, наше мнение, что
реформы не просто не нужны, но и вредны.

— Каковы же итоги еще одного года при реформах?

— Мы подготовим научный отчет к февралю. Но очевидно
одно: не выживает академия — она живет полнокровной жизнью. Для
нас год не стал провальным, мы не закрыли научные
направления, заботимся о жилищном фонде, о молодых
ученых. Последнее мероприятие в 2004 году в одном из
институтов: подведены итоги конкурса среди молодых
ученых, за первое место вручалась премия 20 тысяч рублей,
их было четыре, за второе — 10 тысяч, за третье
— 7,5 тысячи. Находим деньги, чтобы стимулировать
молодых ученых к достижению хороших результатов, и мы
будем это делать, потому что одна из проблем — это
старение академии. Не хотел бы я, чтобы возникло
представление, что наука умирает.