Постараюсь по эпизодам восстановить одну из последних
в минувшем году ночных смен человека, однажды
признавшегося мне в том, что он «начинает чувствовать
реальную связь с маленьким пациентом, как только
подходит к нему».

Итак, 23 декабря, 3 часа пополудни. Заканчивается ученый совет
в главном корпусе медицинского университета, что на
улице Красного восстания, у самой Ангары. Хирург
Новожилов торопится на улицу Советскую, где на
втором этаже хирургического блока уже готовят к
операции малышку весом «аж» в килограмм. Его,
хирурга, и ее, исхитрившуюся покинуть материнское
лоно задолго до назначенного часа, разделяют
каких-то полтора-два километра. Сущий пустяк для
легковушки, не будь проклятых перекрестков, словно
в издевку подмигивающих ему красным оком. И не звени
на каждой вынужденной остановке его мобильник, с
каждым сигналом все туже стягивающий в комок его
нервы: с такой патологией, как у этой девчонки
(множество полостей в недоразвитых легких), долго не живут.

3 часа 45 минут. Он не поднимается, а взбегает на
второй этаж. Теперь все побоку: волнение, колотье
собственного сердца, страх не успеть. Длинный, до
полу, зеленый хирургический фартук; маска на лице;
руки, готовые взять инструмент. И глаза тех, кто
сделал все возможное для того, чтобы он, не теряя
больше ни минуты, смог начать работать. Глаза его
коллег: Виталия Михайловича Ковалева, Юлии Авенировны
Степановой, Родиона Михайловича Фатимова, Наталии
Геннадьевны Олейниковой, внесших свою лепту в
спасение крохи. Когда все уже будет позади и станет
ясно, что малышку оттащили от бездны, Владимир
Александрович назовет этих людей «дорогими моими
коллегами». Ну а к сведению всех нас, не разумеющих
специальных терминов, объясню, как объяснил мне он:
«множество полостей в легких» — это множество дырочек,
изрешетивших легочную ткань, которые все до одной надобно
«заштопать», чтобы наш воздух стал для распростертого перед ним
существа нормальной средой обитания.

Начало шестого вечера. Они успели! Существо дышит
самостоятельно — можно и им перевести дух. Вот только на
беседу, самую коротенькую, рассчитывать не приходится.
Минул всего лишь час, и звонок из роддома: просят консультацию.
Ни о чем не спрашивая, спускается вниз, едет.
Может, вам интересно знать, что же там стряслось?
Пожалуйста, записано на диктофон позже, но с его слов:

— Да ничего страшного; оказали (он так и сказал,
поставив глагол во множественное число и имея в виду
микропедиатров роддома) небольшую консервативную
помощь; вправили мальчишке грыжу.

— Если и впрямь ничего страшного, зачем же вас
вызвали? Не проще ли было привезти новорожденного
сюда, в центр?

— Да как везти его, недоношенного, кроху в 900
граммов веса? Помрет по дороге, не ровен час. Нет
уж, лучше я к нему…

… Половина двенадцатого ночи. Звонок из приемного
покоя — поступил ребенок, по меркам других здешних
пациентов, совсем уж «взрослый»: 11 месяцев. С
инородным предметом в пищеводе и с травмой гортани:
«Вы же знаете, они в этом возрасте страшно
любопытны, все в рот тянут. Кому-то сходит, кому-то
нет».

Пока удалял застрявшую кость, пока обрабатывал рану,
время перевалило далеко за полночь. Под утро пришлось
оперировать малыша с водянкой яичка. И уж
когда за окном его кабинетика развиднелось, пошел
взглянуть на ту, чьи легкие «латал», начиная дежурство.
Девочка дышала спокойно, и он, боясь спугнуть удачу (все хирурги мира
немного суеверны), бросил лишь одно слово: вытянем.

Пролетевшие 16 часов его предновогоднего
дежурства были вполне ординарны: в течение их
Владимир Александрович Новожилов спас от смерти двух
и избавил от физических пороков еще двух малышей.
«Только и всего»! Случались у него вахты и
покруче. А вообще за ушедший в небытие год через центр
хирургии и реанимации новорожденных Иркутской
городской детской клинической больницы прошло более
семисот младенцев. Из них чуть ли не половина
недоношенных. Год канул, а они остались на земле,
чтобы продолжить на ней людской род. Это ли не след
во времени?

— Что же, Владимир Александрович, поветрие
такое — столько недоношенных?

— Нет, это совершенство медицинской науки и
техники. Раньше такие малыши помирали. Не было
дыхательных аппаратов, инкубаторов, не существовало
методики их выхаживания. Сейчас все есть и все
совершенствуется. Слышали, наверное, американцы
недавно двухсотпятидесятиграммового мальца
прооперировали и спасли. У нас пока самый маленький
весил 700 граммов, Но фамилия у него была — точнее
не придумать: Гора. Иван Гора…

Трагическое и смешное, улыбка и слезы — все здесь
перемешано, как и положено в действительности, в
которой живут сотни спасенных хирургом Новожиловым и
его коллегами детей. Некоторые из них даже родили уже
своих малышей. Разве не так — сквозь поколения —
прочерчивается во времени след?

Ну а домой после ночного дежурства доктор
медицинских наук, хирург Владимир Александрович
Новожилов не пошел: не имело смысла —
закручивался новый день. Такой же непредсказуемый,
как и вся череда его будней. Не знаю, чем обернется
для него новогодняя ночь. Но мне очень
хочется, чтобы выпала ему светлая добрая минута и
он успел бы поднять тост, на который имеет полное
право. За жизнь!