Когда все семейство добралось до пожарища, из калитки
соседнего дома вышел Гена Быстров.

— Слушай, Генка! — начала Пономарева вместо
приветствия. — Что за… кто поджег наш дом? Давай
рассказывай!

— Да никто не поджигал, — ответил Гена, — пойдем ко
мне, там и разберемся, сядем, поговорим.

— Нет уж, я знаю, кто пожар устроил! — Пономарева едва
сдерживала свой гнев. — Я знаю… Вы тут сидите, а я пойду и
разберусь, не могу молчать.

Нина направилась к другой своей соседке — Валентине
Сениной. Валентина Егоровна недолюбливала скандальную,
истеричную и легкую на расправу Пономареву. Ожидать от
нее ничего хорошего (тем более после пожара) не
приходилось.

Пономарева почти вбежала в дом Валентины Егоровны.
Даже не отдышавшись, она выпалила:

— Кто поджег мой дом? Отвечай, сей же час! —
Пономарева приняла угрожающую позу. — Это вы подожгли,
вы!

— Да очнись ты, Нинка! — ответила ей Сенина. — Как мы
могли поджечь, когда у тебя за стенкой мой брат живет!

— А вот вы вместе с братом сговорились и подожгли, —
не унималась Нина. — Вот скажи-ка мне, ценные вещи
вытащили из огня? Ясное дело, что вытащили, а куда дели?
Вы специально подожгли, чтобы меня обворовать.

— Брось ваньку валять, никто никаких вещей не
вытаскивал…

Валентина Егоровна вспомнила, как тушили пожар.
Быстров монтировкой выдрал замок, они всей толпой
забежали на веранду, на которой горел огонь, затушили его.
Кто-то сказал, что надо бы и в самой квартире проверить — не
горит ли там. Но Быстров, зная истерический склад характера
Пономаревой, отказался: «Не-е, с Нинкой я связываться не
желаю, она потом такой скандал закатит, что мама не горюй…
Нате, вскрывайте дверь, кто хочет, а я тут в сторонке постою».
Скандалистку Пономареву знали в поселке очень хорошо,
потому протянутую Быстровым монтировку никто не взял.
Посмотрели, что дыма вроде нет, а в сенях огонь потушен.
Потому дверь на веранду закрыли, замок с запором и
щеколдой Генка Быстров забил на место, и все разошлись по
домам. Да, видать, плохо принюхивались и приглядывались.
Через полчаса из квартиры Крымова и Пономаревой внезапно
вырвались кучерявые клубы черного дыма, старый
деревянный дом вспыхнул факелом, и погасить его уже, как ни
пытались, не могли.

— А что ты толкуешь про поджог, то нам никакого
резону не было тебя поджигать, — продолжала Валентина
Егоровна, — если кому и надо было тебя спалить, так это
Семке Гордееву.

— Ты мне, бабка, уши киселем не заливай, знаю я вашу
породу, я вас, уродов, тоже сожгу! — орала Пономарева.

«А ведь может и поджечь гадина», — подумала Сенина. И
тут пожилая женщина припомнила, что Семен Гордеев тоже
был на пожаре. Был, когда дом загорелся во второй раз, тушил
и бегал и производил много шума и суеты. Когда огонь
сожрал старый барак, Семен подошел к Сениной и спросил:

— В доме кто-нибудь был?

— Нет, никого не было, — ответила Валентина Егоровна.

Свой вопрос Семен повторил еще два раза. Когда же до
него наконец дошел ответ Сениной, он облегченно
выдохнул:

— Слава Богу, грех на душу не взял!..

— Семен, да это не ты ли поджег? — подозрительно
прищурилась на Гордеева женщина.

В ответ Семен только неопределенно мотнул головой,
развернулся и ушел.

Когда Пономарева услышала от Валентины Егоровны
про Гордеева, ее будто осенило. Точно, это его паскудных рук
дело, да и грозился он не раз, что отомстит. Нина
погрозила кому-то в воздух, развернулась почти что на
каблуках и рванула от Сениной. Дочь Настя едва поспевала за
матерью.

В доме у Быстрова трое сидели за столом — Быстров,
Крымов и Пономарев. Они снова и снова говорили о
чрезвычайном происшествии. На всех жителей Подкаменной,
где жизнь скудна на события, пожар произвел сильное и
глубокое впечатление, а уж на пасынка и отчима тем более.
Крымов, как только переступил порог быстровского дома,
первым делом вытащил из авоськи бутылку и протянул
хозяину.

— На-ка, Генка, разведи спиртяги, душа тоскует. Ген, а
кто все-таки поджег нас, а?

— Юрок, сядь, успокойся, никто не поджигал, я тебе
сейчас все объясню.

Гена развел спирт и наполнил стаканы. Сам он пить не
стал, вместо спирта налил себе чаю. Потому весь
последующий вечер был трезвым в отличие от остальных
действующих лиц развернувшейся очень скоро трагедии.

Разведенный один к одному спирт расслабил мужиков,
мысли их постепенно стали плавными и, насколько это
возможно в подобной обстановке, умиротворенными. Стрелки
часов благополучно переползли за девять вечера. Дверь резко
распахнулась, и на пороге возникла растрепанная быстрой
ходьбой фигура сожительницы и матери. Нина в очередной
раз, как того требовали правила поведения в хорошем
обществе, отвратительно выругалась, а потом выплюнула в
лицо компании:

— Сидите, пьете, а я знаю, кто нас подпалил… Это Семка
Гордеев! Тварь ползучая, зек проклятый!!!

Семен Гордеев, сорока пяти лет от роду, в сентябре 1996
года вышел на волю. Срок в шесть лет в 1993 ему назначил
Шелеховский городской суд. Загремел тогда на нары Семен
сразу по двум статьям — злостное хулиганство и нанесение
тяжких телесных повреждений. На зоне вел себя примерно, с
начальством в пререкания не вступал, работал, в шизо
(штрафной изолятор) не попадал. Потому по президентской
амнистии 1996 года Семену Гордееву «скостили» срок, и
он, фактически отсидев пять лет и 23 дня,
оказался на свободе. Но освобождение по амнистии не
есть полное и безусловное освобождение. По закону за
Гордеевым был установлен административный надзор. То есть
без разрешения участкового милиционера он не мог покидать
свой дом. Административный надзор заканчивался
3 сентября 1999 года. Вот и оставался Семен Гордеев
хотя и на воле, а юридически все равно зеком.

Впрочем, был еще один мрачный эпизод в его нынешнем
существовании. Осенью прошлого 1998 года Гордеев,
исполняя свои служебные обязанности,
обнаружил, что его сосед Юрка Крымов втихую и внаглую
пилит лес. Вместо привычного штакетного забора вокруг
участка Крымова вырос частокол. Забор из частокола вместо
штакетника смотрелся непривычно и красиво, вот только лес
для него Юрий Крымов все-таки украл… Впрочем, по
понятиям местных жителей такое действие Крымова вообще-
то воровством не считалось.

Гордеев, твердо стоящий на пути исправления, сделал
все честь по чести: поймал вора за руку, составил акт о
незаконной порубке, написал заявление в милицию. Крымова
арестовали и через некоторое время препроводили в
Шелеховский горсуд. Тут подкаменскому дровосеку по
уголовной статье присудили 3 тысячи штрафа. Но это не
остановило Крымова, он продолжал воровать лес — после
забора хотел построить баню.

Ох, и визгу и шуму было в семье Крымова после этого
дела! Не то что штраф давил. А было как-то обидно: какой-то
«зечара», да еще и сосед, поступил мерзко и отвратительно,
«за ни за что» сделал Крымова уголовником.

— Сам уголовник, так и хочет, чтобы все вокруг были как
он! — то и дело кричала подвыпившая Нина Пономарева,
размахивая перед носом Крымова зажженной сигаретой. —
Этого так оставлять нельзя…

Нина малость кривила своей ожесточенной на жизнь и
весь мир душой. Ее сын, Сергей, был самым настоящим
уголовником. Еще по малолетке он был осужден, вышел на
свободу и теперь вот совершил новое преступление —
квартирную кражу в Иркутске. От ментов ему удалось
сбежать, но он находился в розыске и теперь вот отсиживался
у матери в Подкаменной. Сергей был непременным
участником семейных попоек и очень живо и решительно
реагировал на события, происходящие в семье его матери.

Сергей, недолго думая, решил отомстить за отчима и за
порушенный семейный бюджет. Он подговорил своего дружка,
и как-то вечером осенью того 1998 года они
отправились объяснять Семену Гордееву, что тот поступил
подло. Объясняли в основном вручную. Избили Семена
отменно. Но Гордеев твердо решил, что на зону больше не
вернется, может, потому не дал достойный
отпор. В его положении нужно было вести
себя очень осторожно, чтобы снова не попасть на нары.
Любую ситуацию правоохранительные органы будут
толковать не в его пользу, да к тому же, случись что, к
новому сроку прибавят и те два года, что он уже пробыл на
воле.

Получив тумаков от Пономарева, Семен лишь стиснул
зубы и процедил: «Я вам все равно отомщу».

Нина не могла успокоиться. Она тут же вспомнила, что
«кому-кому, а Семке-то уж есть за что нас поджигать».

— Ну-ка, Юрка, налей мне спирту, — распорядилась Нина.

Она бойко проглотила стопку, громко опустила на стол.

— Я сейчас пойду ему морду набью, — сказала
Пономарева.

— Нинка, да сиди ты, на трезвую голову сходим и
поговорим с Семкой, — начал было трезвый Быстров.

Нина зло посмотрела на Генку, матерно высказалась и в
очередной раз хлопнула дверью. Следом за матерью
выскочила Настя. Мужички остались сидеть за столом. Не
прошло и трех минут, как в дверь вбежала взволнованная
Настя и выпалила:

— Там мама схватила дядю Семена за волосы!..

— Чертова баба, — сказал Крымов, — пойдем, Серега, на
разборки.

Генка тоже решил идти вслед за ними. Но Аня,
сожительница Генки, повисла у него на рукаве: «Куда?! Сами
разберутся, сиди дома!». Быстров никуда не пошел. Минут
через десять вбежала окровавленная Нина. Она обеими
руками держалась за грудь.

— Где мужики? — спросил Генка у Пономаревой.

— Там лежат.

Быстров бегом отправился в дом к Гордееву. Первым
увидел Крымова, он лежал на боку, левая рука в кармане, в
правой дымилась сигарета.

— Гена, Гена, — всхлипывала Нина, — Гена, «скорую» надо
вызвать.

— Все, Нинка, — ответил Генка, — смотри, у Юрки уже
глаза закатились, тут уже не «скорую», тут уже милицию надо
вызывать!

Пономарев тоже не подавал признаков жизни. Генка
пощупал пульс у Сергея, встал с колен и отправился к
ближайшему телефону.

…А дело было так. Когда Крымов и Пономарев вбежали
на веранду Гордеева, они увидели, как Нина, вцепившись
обеими руками в волосы Семена,
мотала его в стороны, сколько было сил. Маты так и
сыпались. В следующий момент Гордеев достал из телогрейки
уже раскрытый нож-«бабочку» и
резко ударил женщину в грудь. Та ойкнула и выпустила
волосы Семена. Еще через мгновение Нина повернулась к
нему боком, тогда Семен нанес ей второй удар, уже в спину.
Сын и сожитель кинулись ей на помощь. Но они были изрядно
пьяны. Всего четыре удара ножом потребовалось Семену
Гордееву, чтобы навсегда успокоить обоих.

Гордеев зашел в дом, запер дверь и сказал Рае:

— Все, хана, Райка, теперь снова поеду баланду хлебать.
Давай собирай пожитки, надо сматываться. Вон смотри, Генка
куда-то помчался, сейчас толпу приведет, и нас с тобой тут
уделают.

Пока Быстров бегал звонить, Семен и Рая под покровом
темноты выбрались из дома и зашагали в тайгу в направлении
остановки Трудный. Семен взял с собой нож, документы,
бумагу и ручку. На Трудном они зашли к его другу Боброву.
Там Рая под диктовку Семена написала заявление в милицию,
в котором Гордеев сознавался в содеянном.

На следующий день они ушли в тайгу. Семен построил
шалаш. Днем они собирали сморчки и черемшу, а ночью
Семен лежал и думал, что надо бы заработать на черемше
рублей 500. На курево. А то в изоляторе уши опухнут. Под
утро он засыпал, вдыхая вольный таежный воздух,
пропитанный весной и звездами. Он спал, и снились ему нары,
периметр с колючкой и «хозяин» зоны с полковничьими
звездами на погонах.

21 октября 1999 года суд приговорил Гордеева Семена
Семеновича к 18 годам лишения свободы в колонии особого
режима. Как особо опасного рецидивиста. Кто на самом деле
поджег дом Крымова и Пономаревой, следствие не выяснило.