Ленок — тоже хищник, как и таймень, но второго
порядка, вроде барсука в сравнении с волком или коршуна
— с соколом. Поэтому на крючок я насадил дождевого
червя вместо блесенки. Подойти к берегу, чтобы заглянуть,
есть ли рыба, опасаюсь, спугнешь. На первый заброс никто
не отреагировал, на втором руки ощутили тяжелый рывок.
По недостатку опытности в ловле удочкой большой рыбы
и наличия особого азарта удилище грубо, не выводя, прямо по
воздуху, потащил на берег. И — о, удача! — на травянистый
берег тяжело шлепнулся большой ленок. Ах, как красива
эта рыба! По золотисто-красным бокам, а особенно по
спине, редко, выразительно, с большим вкусом разбросаны
четные круглые пятна. Сочетание красного с черным всегда
красиво, а здесь еще поблескивающая серебристость между
ними…

Вообще-то первых ленков я начал ловить, учась в классе
пятом. Вечерами надо было забросить в реку перемет
— длинную бечеву, на конце которой груз — камень.
По длине бечевы привязан десяток крючков с червями,
а другой конец закреплялся за колышек, вбитый в берег.
Утром осмотр. Леночки попадали небольшие, но однажды…

В тяжелые военные годы к нам в село переехала из Улан-Удэ
интеллигентная семья школьных учителей. Они стали ближайшими
нашими соседями, а их младший сын Витя — моим приятелем.
В школьном саду мы играли с ним в «дичь — охотников»,
а после начали вместе ставить переметы. И вот как-то
утром бежим осматривать наши самоловы. Витек на «полноздри»
вырвался вперед, первым увидел, что в перемете,
и завопил. На первом от берега поводке — издалека
в светлой воде видно — стоял огромный такой ленчище!
Выворотили мы его на берег и кинулись в пляс; ленок
для нашей Курбы был огромный — под три кило. «На три
ухи для всех, не меньше», — решили мы.

К зиме воды в нашей Курбе падают, мелеют даже бездонные
летом уловы — борозды, и задались мы с батей вопросом:
а где ленки зимуют? И ответ получили самым неожиданным
образом. В соседнем улусе Ангир проживали семьи батиных
друзей — Зундоя и Андына. Как-то, в феврале, помнится,
позвал меня отец навестить их. Пошли вдоль берега Курбы,
и надо было перейти талую старицу в ее устье. Вырубили
на берегу два бревнышка — мостки сделали. Тут мелко,
и все на дне видно. Когда опустили первое, из травы
у берега выскочила рыбка, остановилась — вся на виду:
по серебристой спинке и золотистым бокам темные пятнышки.
«Вот они где зимуют, — сказал батя, — в таких протоках
талых, в стоячей воде с илистым дном».

Зимовкой своей ленки, жители быстрых рек, удивили меня
однажды еще больше. Большая Чуя в своем верховье — грозная,
стремительная река, больших глубоких уловов для зимовки
рыбы там почти нет. Начало ноября. Чирво — приток Большой
Чуи — уже заковало льдом. Лед прозрачный, и, выйдя сюда
за ним для чая, я увидел, как от берега вниз по течению
бросились две крупные рыбы с черными по всему телу пятнышками.
Ну, и куда они теперь?! Неужели успеют в Лену, куда
Чуя впадает? Это же сотни километров, да и Чую льдом
во многих местах уже перехватило до дна. Разгадка пришла
в конце ноября. Надо мне пройти на отроги хребта Сынныр,
лежащего между Левой Мамой и Большой Чуей, а для этого
надо выйти на правый берег реки. В морозном утре несколько
в стороне от избранного направления сильно парит, понятно
— там открытое водное пространство. Подхожу: в высоких,
крутых берегах, закрытых снегом, в обширной старице
лежит большая полынья, незамерзшая даже с берегов. Глубина
метра полтора, дно илистое, а на нем проглядывается
несколько рыб с черными пятнами по спине… И значит,
лето ленок в реках проводит на их быстрых перекатах,
шиверах, уловах, к зиме же перекочевывает в стоячие
воды обширных полыней, обогреваемых материнским теплом
земли. Замечательно, что летом ленки в таких местах
почти не встречаются, и потому в донном иле размножается,
накапливается им на зиму питание — многочисленные беспозвоночные
животинки. Замечу, что в природе это явление — сезонный
переход различных видов животных (от, скажем, лося до
рыбы) в разные места, часто с другим кормом, —
широко распространенное, обеспечивающее безбедное существование
живого в разные времена года.

Поскольку ленок — хищник не первого порядка, он может
питаться совершеннейшей мелочью, и с берега
не всегда увидишь, что это он там добывает. Для этого
ленок выходит на тихий плес и периодически всплывает,
чуть высунув губы, прихватывает плывущую по поверхности
какую-нибудь крошечную насекоминку. Видимо, для такого
же питания ленок может зайти в самый что ни на есть
мелководный заливишко, станет в вершинке его на Лене
ли, на Киренге ли и стоит в траве под нависшей с берега
какой-нибудь веточкой. В тихих, спокойных от человека
местах ленок может жить в малом ручье, он туда заходит
на икрометание. Правый приток Туколони из водосбора
Тонгоды безымянный, когда слетит весенний паводок, его
везде перешагнешь. Но местами — с полметра глубиною. Моя
база на противоположной стороне ручейка. Не глядя под
ноги, собрался перешагнуть, как боковым зрением увидел
чуть выше по течению мелькнувших под нависший берег
двух больших рыб. Затаился. Прошло с полчаса, и вижу:
из-под бережка высунулся грудной плавник, потом голова
с большим черным глазом. Голова замерла на несколько
секунд, и вот выплыл здоровенный ленок, за ним
второй, поменьше. Явная пара от недавнего икрометания.
Поймать мне их нечем, и решил я просто понаблюдать за
ними, отметить, когда выйдут «на волю», в Туколонь.
Наблюдать пришлось только четыре дня, в каждый день
рыбы обнаруживались все ниже и ниже по течению, они
спускались за сутки приблизительно метров по триста
— выходили с места икрометания.

В богатых когда-то ленком реках-притоках северной части
Байкала: Малой Черемшане, Сосновке, Кабаньей, Томпуде
перед выходом в Байкал на зимовку ленок на отдельных
плесах собирался большими косяками. Километрах в пятнадцати
от устья на Томпуде непроходимый залом. Непроходимый
для сплава, но удобный для перехода на противоположный
берег. Чтобы выйти на залом, мне надо пройти вдоль реки
по ее левому берегу. Низкое боковое солнечное освещение
и рябь обычно скрывают дно реки, но сейчас полдень, и
на дне виден почти каждый относительно крупный камень.
И за каждым из них — за каждым! — стоит ленок. Сотню,
не сходя с места, насчитать могу. Но больше трех мне
не надо, девать некуда; их и поймал я, одного за другим
в течение двух-трех минут.

В вершине Майгунды (а это и есть «ленок» по-эвенкийски),
довольно большой речки Северо-Байкальского нагорья,
лежит несколько гольцовых озер под общим названием Соли.
По сообщению районной службы охотнадзора, в тех краях
прямо в подгольцовом поясе зимою (!) живет кабарга —
олень наш махонький. Втроем забрались мы туда в марте,
устроились в древнем охотничьем зимовье, и пошел
я подгольцовым редколесьем на поиски следов кабарги.
Да, верно — крошечные копытца отпечатаны на многих
малоснежных участках. Но не менее интересное наблюдение
сделали и мои товарищи: в озерах Соли с одного и того
же места (из одной проруби) на блесну можно выловить
щуку, налима, даватчана и… ленка! Вот такая простецки-
компанейская эта рыба — ленок, зимующий в голом высокогорном
озере. Но ленок вообще-то не так прост, как вот тут
я наговорил. Река Сарма — речка харюзовая. Ну, одного-двух
за лето леночков поймают, и все. Нету в Сарме ленка.
Но однажды сопровождал я по Байкалу группу финских ученых.
Харюза они ловили везде, стоило пристать к берегу. «А
что-нибудь покрупнее, скажем, ленка у вас нету?» —
спрашивает переводчик. «Есть — говорю, но далеко, на
север надо, хотя, давайте попробуем в Сарме, там иногда
ленка ловят». Снасть у финнов чудная, невиданная. Вместо
катушки спиннинга, леску они спускают рукой, что, на мой
взгляд, предельно неудобно. Но на крючке изящная «муха»,
серенькая такая. И как потащили они ленков! Одного за
другим. Рядом стоял местный рыбак, он такие глаза делал!
Что значит — наилучшая приманка.

Время икрометания у харюза несколько раньше, чем у ленка.
И вот наблюдал я в устьях байкальских притоков Урбикана,
Северного Биракана и Езовки такую картину. Харюз уже
зашел и выметывает прямо в приустьевом участке реки;
многие икринки выносит в Байкал. Лед от берега уже отошел,
и туда можно забросить блесенку. Ленок подошел кушать
харюзовую икру и не отказывается от блесны — поймаешь,
сколько надо.

Ленок в десять килограммов — сказка, скажи кому
— не поверят. А между тем… Длинная, пологая байкальская
губа. В глубине ее у берега стоит лодка. Я иду вдоль
уреза воды, и лодку мне не миновать. Подхожу ближе,
в лодке лежит только что пойманный таймень кило на восемь.
Таймень? Да не таймень это вовсе, это… ленок! Вот
оно — червленое с серебром золото, черные (прямо тайменьи!)
пятна, но форма тела не тайменья. Да, ленок — ленчище.
«Где поймал?» — вопрошаю подошедшего хозяина лодки.
«Да вон — банка тут, километра полтора от берега, ловим
иногда, еще больше бывают».

Прошло с десяток лет, и довелось
мне сопровождать группу венгерских журналистов. Плывем
на теплоходе, подходим к той губе. Капитан, старый «байкальский
волк», предлагает мне поставить километрах
в полутора от берега крупноячеистую сеть. «Нерпу ловить
собрался, наверное, для съемок», — подумал я. Утром
снимаем сеть, а в ней два вот таких ленчища! Это, конечно,
эндемичное байкальское сообщество, такие «звери» в реки
не заходят. Интересно, сохранились ли эти гиганты в
Байкале, в реках-то, слава Богу, еще водится червленое
их золото. Профессор Мишарин писал: «… плодовитость
ленка — от 3 до 12 тысяч икринок, половозрелость наступает
от 6 лет. К пяти годам весит 1,2 кг, к 10 годам — 2,2
кг, к 15 годам — 4,5 кг…». Сколько же лет живут байкальские ленки
байкальского сообщества массой в 10 кило?