В августе 2002 года Геннадию Авдееву исполнилось 49 лет.
Не было в его биографии ни громких преступлений, ни долгого
сидения на тюремных нарах. Была честная и почтенная работа в
одном из черемховских леспромхозов, потом — в период
строительства капитализма — Геннадий Михайлович стал
директором ООО «Тайга». Предприятие занималось тем, чем обычно
занимаются подобные общества в сибирской глубинке: торговало
ширпотребом, заготавливало лес. Были у Авдеева жена, взрослый и
уже женатый сын.

Все, кто знал Авдеева, говорят о нем как о хорошем
семьянине, заботливом отце и любящем муже. Но где-то в душе
Геннадия Михайловича тлела искра неудовлетворенности такой
жизнью, сидел бесенок алчности, который однажды выпрыгнул из
потемок сознания и обернулся безжалостным чудовищем,
полностью подчинившим Авдеева своей воле.

События, которые пробудили беса в душе Авдеева, начали
разворачиваться весной 2002 года. Он и Перепелкин, старый
знакомый Геннадия Михайловича, решили заработать на заготовке
и продаже леса. Первого марта друзья выиграли лесной аукцион,
который проводила Черемховская районная администрация. 846
кубометров леса предстояло заготовить на деляне в десяти
километрах от деревни Марасы Черемховского района.
Чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, нужен был
стартовый капитал. 20 тысяч рублей на развитие общего
предприятия внес Авдеев, а 100 тысяч — Перепелкин. Вернее,
его сожительница Ольга Зайцева. Ольга Федоровна была, по
местным меркам, довольно успешной предпринимательницей,
деньги у нее имелись. Поэтому порубочный билет и все остальные
документы на лес были оформлены на Перепелкина, как на
компаньона, внесшего львиную долю денег.

4 апреля на деляне закипела работа. Было бы неверным
предполагать, что Ольга Федоровна, мыслящая
предпринимательскими категориями, оставила без присмотра
предприятие, тем более что 100 тысяч были ее кровными. Сам
Перепелкин, человек мягкий и покладистый, во всем привык
советоваться с Ольгой, и все финансовые дела лесного предприятия
почти сразу же Зайцева взяла в свои руки.

— Я следил за рабочими на деляне, был бригадиром, —
расскажет потом Авдеев, — а Перепелкин вывозил лес. Но все
деньги, вырученные от продажи леса, оседали в карманах Зайцевой.
Я вместе с бригадой
стал говорить о том, что надо бы рассчитаться с людьми,
но она меня не слушала. В начале
июля основная часть бригады ушла, а двое рабочих забрали с собой
четыре самых лучших бензопилы в счет зарплаты.

Конечно, уже с самого начала Геннадию Михайловичу такое
положение дел не нравилось. С первых шагов у Авдеева с Зайцевой
начались скандалы и обычные в такой ситуации разборки. Тем не
менее нужно было дальше пилить лес. Несмотря на разногласия,
порожденные финансовыми спорами, Геннадий Авдеев стал
набирать новую бригаду.

После почти месячного затишья на деляне вновь закипела
работа.

Четвертого августа «уазик» Авдеева
остановился в 10 километрах от деревни Марасы
Черемховского района. Девять человек выгрузились у зимовья на
деляне. Кроме самого Геннадия Михайловича и Ольги Федоровны
здесь были: Нина Авдеева — его жена, Перепелкин, Даша
десятилетняя дочь Зайцевой, Олег Бабурин — ее брат, Ольга
Ставрович — родная сестра невестки Авдеевых.
Прибыли на деляну и рабочие. Надо
сказать, что женская половина компании ехала в лес, чтобы
запасти ягод на зиму. Сама же Ольга Федоровна решила неусыпно
следить за ходом лесозаготовительных работ. Она полагала, что без
ее хозяйского присмотра дело не пойдет.

Скандал Геннадия Михайловича и Ольги Федоровны
вспыхнул с новой силой. Свидетелями ссор неизменно
становились все присутствующие на деляне люди.

— Скажи-ка, Ольга Федоровна, — начинал споры Геннадий
Михайлович, — а куда делись деньги, которые ты еще весной от
продажи леса выручила? Ведь ты их не все пускала по кассе,
сознайся, что-то в кармане у тебя оседало?!

— Ну и оседало, а тебе-то чего, — легко парировала
предприимчивая женщина. — Мои деньги, что хочу, то и делаю. На
твои жалкие 20 тысяч мы бы ни березки не спилили, так что
помалкивай. Или ты думаешь, что бензин, продукты мне бесплатно
дядя дает? Скажи спасибо, что я вообще связалась с вами этим
лесом заниматься…

Но Авдеев не собирался говорить спасибо и тем более
молчать. Обида за то, что деньги проходят мимо него, жгла все
его существо. Он едва сдерживал им гнев. Уже на второй день все
цензурные слова для диалогов были исчерпаны. Авдеев и Зайцева
для общения между собой использовали только маты.

Приступы негодования и возмущения столь наглым
поведением Зайцевой душили Геннадия Михайловича. Он брал
ружье и шел с ним побродить по лесу. Авдеев любил охоту и знал
толк в оружии. С собой у него был самодельный нарезной
карабин, который стрелял пулями. Где его раздобыл Геннадий
Михайлович, доподлинно неизвестно, но на суде он скажет, что
нашел нарезной ствол в лесу под корягой. Нашел и
оставил себе.

Два дня прошли без особых изменений. Но Геннадия
Михайловича терзала мысль, что по вине Зайцевой стало
невозможно работать. Оставшиеся бензопилы дышали на ладан.
На третий день Авдеев в
сердцах выругался и решил, что он больше вообще не работник
таким «тупорылым» инструментом. Вытащил из палатки горбовик,
кликнул жену и сестру невестки, Ольгу Ставрович, и они втроем на
«уазике» углубились в тайгу за ягодами.

Около часа дня обед был готов. И хотя Авдеевы из тайги еще
не возвратились, решено было отобедать без них. Стол
располагался в пятидесяти метрах от зимовья под открытым небом.

— Этого трутня вообще кормить не за что, — выразила
недовольство Ольга Федоровна в адрес Авдеева, — ходит со своим
ружьишком по тайге, теперь вот баб своих за ягодами увез. Черт
меня дернул связаться с ним!

Когда компания лесозаготовителей потрапезничала, вдалеке
раздался рокот авдеевского «уазика».

— Во, прутся, — зло бросила Зайцева.

Когда Авдеевы сели за стол, оказалось, что осталась
только вареная картошка. Это обстоятельство очень огорчило
Геннадия Михайловича. Вся его злоба на
Зайцеву вспыхнула с новой силой.

— Ну, вы совсем оборзели, сожрали все подчистую. А нам чем
обедать? Не могли подождать?!

— Помолчал бы лучше, — приняла вызов Ольга Федоровна, —
сам, как крыса, у себя в палатке втихую от всех жрешь. К общему
столу надо свои продукты выносить, а не давиться ими под
одеялом!

— Ах, ты.., — вместо ответа, Авдеев выругался отборным
матом. — Мало того, что ты деньги в свой карман гребешь еще и
крысой меня называешь! Да ты сама крыса натуральная!

— Слушай-ка, — обозлилась Зайцева, — чтобы деньги и в твоих
карманах водились, работать надо, а не глотку рвать. Когда все
нормальные люди работают, ты по тайге лазишь да баб своих за
ягодой возишь. Какие тебе еще деньги нужны?! Будешь выступать,
вообще ничего не получишь! Еще вопросы есть?

Видя такие разборки, народ стал разбредаться по деляне. Кто-
то отправился точить цепи для бензопилы на площадку, где лежали
готовые к отправке стволы деревьев, кто-то уже валил лес.
Жена Геннадия Михайловича, перекусив на скорую руку,
снова отправилась за ягодой. Ольга Ставрович принялась
мыть посуду. Было около двух часов после полудня.

Геннадий Михайлович впал в мрачные паздумья. Он устал
спорить с компаньоншей. Все его аргументы были не
только исчерпаны, но и с легкостью парированы
Зайцевой. Как ей было доказать свою правоту и
значимость? Как втолковать глупой бабе, что она поступает в корне
неверно и несправедливо? Как-никак, скидывались на дело вместе,
он пилил, он нанимал людей, он был их бригадиром. И теперь ему
платят черной неблагодарностью, нагло
объегоривают да еще унижают…

— Этого дела нельзя так оставлять, — бормотал себе под нос
Геннадий Михайлович по дороге в свою палатку, — надо
приструнить наглую бабу.

Бес алчности и мщения вырвался из тайников авдеевской
души. Когда он оказался в палатке, руки сами потянулись к
самодельному стволу. Патрон калибра 7,62 легко лег в
затвор оружия, железо агрессивно клацнуло. Геннадий Михайлович
нагнулся и вышел из палатки.

Ольга Федоровна за обеденным столом играла в карты со
своей десятилетней дочерью Дашей. Палатка и сам Авдеев были
как раз за спиной женщины. Ольга Зайцева не видела Геннадия
Михайловича. Зато Авдеев и ружье в его руках были прекрасно
видны Даше.

— Мама, — закричала девочка, — он идет с ружьем!

Наверное, в кино эту сцену показали бы в замедленном
режиме. Как поднимается со своего места Зайцева.
Как эхом разносятся слова Авдеева, обращенные к ней:
«Все, Ольга Федоровна, твоя жизнь закончилась!» Как медленно,
повинуясь инстинкту самосохранения, сползает под стол маленькая
Даша. Как в затылок женщине входит пуля калибра 7,62, пробивает
череп и летит дальше. В
руках уже мертвого тела остались зажатыми три карты. Они
почему-то не выпали, не разлетелись… Но жизнь не кино, порой
она бывает страшнее.

Хотелось бы думать, что Геннадий Михайлович не осознавал,
что творит. Увы, все обстоятельства этой трагедии говорят об
обратном: Авдеев сознательно и целенаправленно шел к убийству.
Свидетель Ефимов (повар бригады лесозаготовителей) рассказал,
что Авдеев неоднократно говорил, что «все равно убьет Зайцеву».

Но больше всего поражает, что Авдеев решился убить
женщину на глазах у ее ребенка. Дашу дядя Гена знал с самого
рождения. Он был частым гостем в доме Зайцевой, он даже как-то
из Красноярска пригнал им машину. Авдеев был хорошим
охотником, он не мог не знать, что его ружье — мощное орудие
смерти, что даже на расстоянии в километр пуля, выпущенная из
нарезного ствола, не теряет своей убойной силы. А с расстояния в
пять метров, по его же собственному выражению, пуля может
«прошить человек десять». Маленькую Дашу спасло только то, что
она успела забиться под стол. Пуля, пробив навылет голову ее
матери, прошла как раз там, где за секунду до этого сидела девочка.
Убойной силы хватило бы, чтобы оборвать и жизнь десятилетнего
ребенка.

Даша с ужасом смотрела на дядю Гену, который стоял,
опустив ружье.

— Прости, Дашутка, но она сама виновата, достала меня, —
сказал Авдеев.

На выстрел стал собираться народ.
Авдеев еще какое-то время постоял у стола, залитого кровью.
Потом вернулся в палатку, перезарядил ружье и вышел. Когда он
увидел людей, то стал кричать:

— Не подходите ко мне!

Прошло почти полчаса. Потом нн обреченно сказал:

— Все, сдаюсь…

Авдеев попросил Ольгу Ставрович, чтобы та помогла ему собрать
палатку, растолкать вещи по рюкзакам и закинуть в машину.

Вернулась из леса его жена Нина. Убийца встретил ее словами:

— Ты сильно не расстраивайся, я Ольгу застрелил.

Обратно ехали молча. Было слышно только дядю Гену,
который снова и снова извинялся пред Дашей за то, что убил ее
мать.

Когда вернулись домой, Авдеев по-хозяйски основательно и деловито
разгрузил «уазик». Как-то особенно тщательно уложил все
вещи по своим местам. Потом Геннадий Михайлович переоделся и
отправился в милицию.

— Поеду, явку с повинной подпишу, — сказал он
родственникам и хлопнул дверцей «уазика».

На суде адвокат пытался построить защиту Геннадия
Михайловича на том, что тот убил Зайцеву в состоянии аффекта.
Суд не убедили доводы защиты. Заключение судмедэкспертизы
говорит о том, что Авдеев был в здравом рассудке и твердой
памяти, когда стрелял в Зайцеву. Психическим расстройством не
страдал и не страдает. Он даже не был пьян.

Выходит, знал Геннадий Михайлович, что делал и зачем.

Суд принял во внимание в качестве смягчающих
обстоятельств только тот факт, что Авдеев принес извинения
родственникам погибшей, и его тяжелое физическое состояние.
Потому срок изоляции Авдеева от общества был назначен в три
четверти от максимальной санкции, предусмотренной частью 2
статьи 105 УК РФ, — 11 лет.