Город банков и юрт

!I1!Улан-Батор лежит в горном массиве Богдо-ул, на
высоте полторы тысячи метров над уровнем моря. Куда ни посмотришь, везде
горы. Послушники местных буддийских монастырей, прежде чем стать
монахами, должны сдать экзамен: за семь дней обойти вокруг города по
замыкающим его в кольцо горным хребтам. Пищу и воду послушникам в дорогу
не дают.

В Улан-Батор мы въехали ночью, проделав за несколько часов 350-
километровый путь от границы. Ночная столица Монголии поразила высотными
зданиями и обилием световой рекламы на английском, монгольском и
китайском языках. Ничего общего с описанным путешественниками начала
прошлого века городом юрт, между которыми в кучах отбросов роются стаи
бродячих собак.

Впрочем, на следующий день выяснилось, что юрты никуда не исчезли. Первую
я обнаружил во время утренней пробежки возле Российского центра науки и
техники, в котором мы ночевали. У моста через речушку, на перила которого
повязаны синие шарфы (дань бурхану), рядом с суперсовременным зданием, где
располагался офис какой-то зарубежной компании, в ограде из штакетника
стояла юрта. Рядом с ней была припаркована сильно помятая иномарка.

!I2!Из юрты вышла женщина в спортивном костюме и тапочках. Позевывая, она
направилась к предельно простому сооружению из нескольких досок, которое
завершало архитектурный ансамбль.

Следующая юрта обнаружилась у стены главного монгольского банка «Хаан
банк», неподалеку от ухоженного памятника Георгию Жукову, где состоялась
церемония чествования ветеранов. Юрта украшала палисадничек банка рядом с
входом и, похоже, совсем не раздражала охранников, которые маялись возле
парадных дверей.

А когда я посмотрел на город с высоты пятого этажа из квартиры работника
Иркутского представительства в Монголии, то увидел, что весь центр
современного города буквально нашпигован юртами. Традиционные жилища
монгольских скотоводов стояли везде, где можно было найти место для их
установки — как в родной степи. В одной такой юрте мы побывали вечером.
Глава представительства Иркутской области в Монголии Валерий Кислов пригласил
участников экспедиции на ужин в ресторан. Ресторан являл собой огромную,
как цирк Шапито, юрту. На одной стене красовался длиннобородый Чингисхан
в императорском облачении, на другой основоположник ресторана — маньчжур в
национальной одежде. После обязательного монгольского чая (с молоком и
солью) пробовали национальное блюдо — мясо, приготовленное на раскаленных
камнях. Сами камни присутствовали на тарелках, которые нам подали.

Ездить по городу очень трудно, особенно на «Камазах»… Ведь в степи монгол
едет на коне туда, куда хочет. В городе он пытается делать то же самое. Улицы
забиты иномарками, в основном корейского производства. Обилие старых побитых
машин. Их особенно много среди такси. Отношение к ДТП отличается от
нашего. Я наблюдал такую сцену: пятясь задом, таксист въехал в бампер крутого
«хондая» и спокойно укатил с места происшествия. Хозяин пострадавшей
машины не спеша вылез наружу, осмотрел бампер и попытался выпрямить его
руками. Когда это не получилось, он что-то с улыбкой сказал спутнику, сел за
руль и уехал. Мне объяснили, что в отличие от россиян монголы очень спокойно
ведут себя в таких ситуациях: ни истерик, ни мордобоя. Стукнулись, спокойно
разобрались, разъехались. Ментальность у них такая. Вот если бы лошадь ногу
сломала, то другое дело… Благодаря этой особой монгольской ментальности в
Монголии автомобили не крадут! И крайне редки тяжкие преступления,
убийства. Русские, которые давно живут в Монголии, объяснили это так.
Население страны небольшое — всего один миллион триста тысяч. Очень сильны
родственные отношения — в степи все друг друга знают. Уклад жизни
не изменился за столетия: жилище — войлочная юрта, транспорт — коренастая
монгольская лошадка и верблюд, одежда — национальный синий халат и мягкие
сапоги с загнутыми носами, пища — мясо, занятие — скотоводство. Отсюда и
особые, предельно доброжелательные отношения между людьми. Отсюда —
монгольское гостеприимство.

Гостеприимство по-монгольски

!I3!Гостеприимство и ненавязчивое
дружелюбие мы встречали на каждом шагу, начиная с самой границы.
Главы администраций аймаков и городов встречали автоколонну за
несколько километров до въезда в город: добрые слова, традиционная
пиала с кумысом или молоком. После этого обязательный обед или ужин.
Бывало, что мы приезжали в город за полночь. Но и в таких случаях
ритуал встречи не менялся: нас всегда ждали как самых дорогих гостей.
Именно так получилось в Ундурхане, центре Хентийского аймака, в 330
км от Улан-Батора.

Этот город замечателен тем, что здесь в 1939 году стояла танковая
бригада комбрига Яковлева, которая волей Георгия Жукова была
брошена в бой с японцами под Халхин-Голом после 600-километрового
марша через сухие Менингинские степи. Герой Советского Союза
Яковлев и большая часть его танкистов остались лежать на горе у реки
Халхин-Гол, а в Ундурхане остались памятники и танк на постаменте. А
еще память о русских…

!I4!В ночь нашего прихода город не спал. Люди стояли вдоль улицы,
улыбались и махали нам руками. Затем они дождались, пока мы
поужинаем, и устроили праздник на главной площади. Губернатор
произнес речь. Затем были концерт, танцы, фейерверк. Почти до утра.
А утром нас пригласили на прием к губернатору. Официальная встреча на
высоком уровне. Так принимают дипломатов высокого ранга или очень
хороших друзей. Губернатор вручил нам знаки почетных граждан
Хентийского аймака. Как я узнал позже, это звание предоставляет
определенные права. Можно, к примеру, получить от администрации
барана.

На знаке почетного гражданина изображен сокол. Губернатор через
переводчика объяснил, что это белый сокол — родовой знак Чингисхана,
который родился в Хентийском аймаке. В урочище, где в звездный
для Монголии день стояла юрта его родителей, установлен
шестнадцатиметровый памятник. Есть памятник великому воину и в
Ундурхане, неподалеку от постамента с танком.

После Чойбалсана, последнего города, за которым до Халхин-Гола надо
пройти 320 километров по безводной, разогретой солнцем до сорока
градусов Менингинской степи, нашими добрыми ангелами стали
монгольские пограничники.

Первая ночевка в погранотряде, куда мы приехали поздно вечером.
Встретил экспедицию лично начальник отряда полковник Гандбол,
выпускник Московского училища погранвойск. Обязательный чай, ужин.
За ужином полковник посетовал, что руководитель экспедиции Олег
Торский, с которым он познакомился в апреле, во время
разведывательной поездки организаторов пробега по маршруту, не
предупредил его заранее о дате приезда. Это помешало ему, полковнику,
принять нас достойно. На обратном пути Гандбол с лихвой
компенсировал недостаточный, на его взгляд, уровень гостеприимства:
комфортным ночлегом на койках в спальном помещении личного состава
пограничной заставы (где в это время спали цырики, уступившие нам
свои койки, я не знаю), обедом и ужином, несопоставимыми со скромным
рационом монгольских пограничников.

Мы ехали вдоль китайской границы. Остановились «перекурить» и
отдышаться от клубов пыли возле «полевого дацана». Так назвал это
место полковник Амарсайхан, представитель министерства обороны,
сопровождавший нас от самой Кяхты. На склоне горы лежала каменная
фигура Будды. Будда — огромен. Рядом с ним на огороженной
территории — изображения богов и молитвенные барабаны. Переводчик,
водитель Иркутского представительства Эндерцог, рассказал, что Будду
соорудили в 1862 году по приказу местного нойона. Он
был озабочен тем, что верующим приходится ездить
на молитву в Китай или Индию. По
словам Эндерцога этот Будда — третий по величине в мире.

Пока мы рассматривали и фотографировали «полевой дацан», от
видневшихся вдали строений пограничной заставы отделились фигуры
цыриков с ведрами. Одетые в выцветшую до белизны советскую военную
форму образца 1970-х годов, черные от солнца маленькие пограничники
принесли нам ведро с чаем и угощение — сыр и хлеб…

!I5!Впрочем, в этом многослойном монгольском гостеприимстве есть
особенность, создававшая проблемы для людей малопьющих.
При виде кучи камней со столбом, на который обильно повязаны синие
шарфы, трезвенники впадали в меланхолию. Мало того, что эти объекты
были местом встреч и проводов при въезде в каждый город, аймак и
выезде из них. Они стоят вдоль дороги на каждом перевале и просто так,
на ровных местах. Они требуют обязательного выполнения церемонии,
куда более строгой, чем в нашей Бурятии. Сначала достается
бутылка и стакан. Стакан наполняется и пускается по кругу.
Произносятся достойные события слова. Духу — хозяину места
— достаются брызги. Остальное надо выпить. Стакан доливается и продолжает
движение. Пощады нет никому. Опорожнив бутылку или две, участники
церемонии трижды обходят вокруг тура, бросая в него камни. Надо ли
говорить, что мы под руководством полковника Амарсайхана и
встречающих (провожающих) нас хозяев исправно выполняли этот
ритуал. Поскольку встречи и проводы происходили ежедневно, а камни
со столбами и шарфами попадались на пути едва ли не на каждом шагу,
легко представить, как мы уставали к вечеру. Особо тяжело приходилось
тем, кто не привык прятаться за спины товарищей.

Гостеприимство и доброжелательное отношение закончились в момент,
когда мы, попрощавшись на монгольской стороне с монгольскими
друзьями и главой представительства Иркутской области Валерием
Кисловым, оказались перед воротами России в Кяхте. Ворота были
закрыты. Почему, нам не объяснили. «Обращайтесь к начальству,
мужчина», — прорычала мне дама в униформе, засевшая в приворотной
будке на страже российского рубежа. Лишь через час шлагбаум
поднялся и члены экспедиции попали в отечественное чистилище — в
натруженные руки таможенных профессионалов. Двадцать метров
российской таможни военно-мемориальная экспедиция, прошедшая за
неполные три недели три тысячи километров монгольских дорог,
преодолевала четыре часа… В помещении без скамеек и стульев, где мы
сидели на полу, ни чаем, ни водкой не угощали. Хорошо хоть, что
работал один из двух туалетов. Камнем преткновения стали четыре
ржавые, пробитые пулями каски с места боев. Два часа понадобилось
таможенникам, чтобы убедиться в том, что каски красноармейцев,
отдавших жизни за Родину, ни под одну из запрещающих статей
декларации не подходят. После того как попытка превратить старое
железо в оружие или наркотики не удалась, еще два часа ушло на то,
чтобы еще раз досконально проверить личные вещи и машины. Нас
отпустили, не извинившись…

Пятнадцать лет спустя

!I6!Как это ни парадоксально, но иркутская
экспедиция явилась первым мероприятием такого рода за прошедшие
после развала Советского Союза годы. «Мы не видели русских
пятнадцать лет», — говорили нам люди в Сухэ-Баторе, Дархане, Багануре,
Ундурхане, Чойбалсане — городах, построенных Советским Союзом в
пустынной степи. И другая примета: люди, которым за сорок и которые
помнят русский язык и времена сотрудничества. Везде, где мы
останавливались, они подходили к нашим ребятам, жали руки, обнимали.
«Братья приехали», — говорили эти люди по-русски. «Вы наши братья!»,
«Уважаем и любим вас..!». А торжества по случаю 65-летия победы,
которые были проведены в Улан-Баторе, Чойбалсане и на Халхин-Голе с
участием первых лиц государства, сопоставимы по масштабам с теми
грандиозными мероприятиями, которые состоялись в России в дни 50-
летия Победы в Великой Отечественной войне: международный
симпозиум, возложение венков, торжественные митинги, чествование
ветеранов, юбилейная медаль, парады, салюты. И… наша экспедиция.

На этом торжественном гостеприимном фоне царапали общую картину
развалины советских военных казарм и «досов». Практически в каждом
городе. Особенно удручающее впечатление произвел Сумбэр —
небольшой поселок неподалеку от поля боя на Халхин-Голе —
единственный населенный пункт в радиусе нескольких сотен километров.
Издалека он выглядит прекрасно: могучий мост через реку, кирпичные
двухэтажные жилые дома. Здесь после торжественных мероприятий на
мемориале и осмотра великолепного музея «Победа на Халхин-
Голе» мы остановились на ночевку. Ночевали в пустующем детском
садике, без света и воды, с удобствами во дворе. Рядом чернели оконными
проемами заброшенные двухэтажные дома с символами советско-
монгольской дружбы на стенах. В советские времена здесь стояла
воинская часть. Процветал совхоз — комсомольская стройка республики, в
котором работали советские и монгольские специалисты.

После того как советские люди (военные и гражданские) ушли, началась
разруха. Вышли из строя канализация и водопровод. Из-за отсутствия
угля прекратилось теплоснабжение. Люди не голодают — у всех есть скот.
Но воду приходится брать из реки, а в туалет ходить во двор. А чтобы не
замерзнуть зимой, люди поставили в квартирах печи. Их топят кизяком,
как юрты.

Под знаменем Чингисхана

С министром обороны Монголии Героем
Советского Союза генералом Гуррагчой мне довелось встретиться
трижды. В первый раз это произошло в Чойбалсане, где министр
принимал военный парад, посвященный 65-летию сражения. Вторая
встреча произошла у пятидесятиметрового памятника в честь победы
советско-монгольских войск на Халхин-Голе 19 августа, куда члены
правительства, российский посол и представители военных ведомств
России, Белоруссии и Украины прилетели на Ан-12, чтобы принять
участие в юбилейных мероприятиях. Здесь мы с тележурналисткой
ИГТРК Натальей Волиной взяли у него интервью.

— Монгольский народ никогда не забудет эту войну и эту великую битву,
— сказал министр. — Наш народ никогда не забудет помощь, которую
оказал Монголии Советский Союз. Мы были вместе и будем вместе
всегда. Принимая решение отметить 65-летие победы (это не
очень круглая дата), мы приняли во внимание, что участников сражения
осталось мало и с каждым годом становится все меньше.

Затем министр вспомнил свое космическое прошлое:

— Такие события не забываются. Я часто бываю в Москве, встречаюсь с
друзьями-космонавтами. Они бывают в гостях у меня. В 2001 году, в
годовщину полета, наш экипаж собрался в Улан-Баторе. Мы пригласили
на встречу 10 молодых людей, которые родились в день космического
полета. Это была незабываемая встреча.

У тех, кто побывал в космосе, меняется мироощущение. Ты видишь с
орбиты, как красива, мала и ранима наша планета. Начинаешь понимать,
что надо беречь и приумножать эту красоту. Для этого есть лишь один
способ — жить мирно, помогать друг другу. Прощаясь, министр
пообещал, что 24 августа мы встретимся в Улан-Баторе. И эта встреча
состоялась.

Прием участников экспедиции в министерстве обороны Монголии был
назначен на16 часов 24 августа. Пришлось подождать, пока министр
освободится. Полковник Амирсайхан показал тем временем главную
реликвию монгольских вооруженных сил. С парадного входа здания,
между вторым и третьим этажом, располагался специальный бокс с
подсветкой. В нем за пуленепробиваемым стеклом находилось знамя
Чингисхана — бунчук из конских хвостов с золотым навершием. Знамя,
по словам полковника, обладает магическими свойствами: рядом с ним
вянет трава, падают на землю пролетающие птицы. Простой человек не
может к этому знамени прикоснуться — умрет немедленно. Генерал,
которому доверено переносить знамя, делает это не прикасаясь к святыне,
с помощью специального приспособления. Президент Монголии
приносит присягу под знаменем Чингисхана.

Наш оператор Леша попытался снять святыню видеокамерой. Сильно
удивился, убедившись, что на пленке не осталось никаких следов съемки.
Я повторил попытку цифровым фотоаппаратом — получилось…

Прием стал сюрпризом. Министр и сопровождавшие его офицеры вошли
в зал приемов в штатском. Гуррагча начал с беседы: воспоминания о тех
временах, когда по Монголии и Советскому Союзу ходили «поезда
дружбы»; значение экспедиции в восстановлении дружеских связей
между монгольской и российской молодежью; оценка значения битвы на
Халхин-Голе в истории второй мировой войны. Затем министр задал
вопрос: «Как вы думаете, зачем мы вас пригласили?».

Выяснилось, что нас пригласили для вручения правительственной
награды. Министр обороны лично приколол на грудь каждому участнику
автопробега юбилейную медаль «В ознаменование 65-летия победы
советско-монгольских войск на Халхин-Голе».

Сокровища Эрдэнэта

Прежде чем направиться к границе в Кяхту, мы
сделали 200-километровый крюк, чтобы заехать в Эрдэнэт. Эрдэнэт в
переводе с монгольского языка — сокровище. ГОК «Эрдэнэт»,
построенный Советским Союзом в 1984 году, стал для сегодняшней
Монголии настоящим сокровищем: пятьсот тысяч тонн медного
концентрата в год, 35% поступлений в государственную казну —
государственно-образующее совместное предприятие. Вот только идет
концентрат не в Россию, а в Китай — весь! Причина в том, что в свое
время Россия бросила комбинат на произвол судьбы.

Руководство ГОКа, на котором еще работают российские специалисты,
настояло на том, чтобы экспедиция заехала в Эрдэнэт.

!I7!Нас встречали на высшем уровне. На мероприятих в честь юбилея и
праздничном обеде присутствовали руководство аймака, руководители
ГОКа и генеральный консул России в Эрдэнэте Владимир Басанов.
Ветеранов чествовали у монумента советско-монгольской дружбы. В
почетном карауле стояли монгольские военные в форме странного
песочного цвета. В свой речи губернатор заявил, что в церемонии
участвуют монгольские миротворцы, только что вернувшиеся из Ирака. И
здесь совершенно неожиданно для присутствующих прозвучала реплика
нашего переводчика — водителя Эндерцога. Он сначала по-монгольски, а
затем по-русски сказал:

— А участники нашей экспедиции только что вернулись с Халхин-Гола.

Во время торжественного обеда, где нас принимало руководство
российско-монгольского предприятия ГОК «Эрдэнэт» и куда были
приглашены ветераны — участники сражения под Халхин-Голом, 90-
летний монгольский солдат сказал: «Моя мечта — поехать в Россию и
встретиться с моим боевым товарищем, если он еще жив…».

В конце дня генеральный консул принял нас в российском
генконсульстве. Оно было построено в те времена, когда в Эрдэнэте
жило и работало более пяти тысяч советских граждан. Сейчас их не более
восьмисот. Генеральное консульство опекает не только российских
граждан. При необходимости в него обращаются проживающие в аймаке
белорусы, украинцы и другие граждане СНГ.

Последнюю монгольскую ночь мы провели на базе отдыха ГОКа — с
ужином, горячим душем и баней — по-русски. Этот подарок нам сделало
руководство совместного предприятия. На следущий день предстояло
пройти более 300 километров до Кяхты и еще 220 километров до Улан-
Удэ.