П.Ф. Молчанов — ветеран 110-й гвардейской Александрийской,
Хинганской дважды Краснознаменной, ордена Суворова стрелковой
дивизии. Его воспоминаниями мы открываем рубрику «Солдатские
мемуары», посвященную 60-летию Победы.

С самых ранних школьных лет я мечтал стать офицером,
как тогда говорили — командиром. Еще до войны в нашу станицу
приезжал на побывку то один, то другой кадровый командир.
Особенно запомнился и как магнит потянул меня за собой
старший лейтенант. Три кубика на петлицах, длинная шинель
с разрезом, на рукавах широкие отвороты — все на нем
было красиво, особенно фуражка и сапоги с кавалерийскими
шпорами. Не только мы, ребятня, но и взрослые выходили
со своих дворов и с уважением приветствовали его,
когда он шел по улице. Это неподдельное уважение станичников
укрепило мою мечту окончательно. И свое стремление я
стал осуществлять делами. Организовал группу ребят, и
мы серьезно занялись спортом. Купили волейбольный мяч
и сетку, оборудовали площадку и каждый вечер играли
в волейбол.

Весной 1941 я написал заявление в военкомат с просьбой направить
меня учиться в Краснодарское военное пехотное училище.
А вскоре началась война и мне принесли повестку с вызовом
в училище. Я и не предполагал, что учеба будет сложной.
Меня выручали деревенская закалка, сноровка
и трудолюбие. На стрельбище ходили почти каждый день.
Бесконечные тревоги, броски на многие километры ускоренным
шагом, бегом. «Держитесь — тяжело в учении, легче будет
в бою!» — не раз мы слышали от своих командиров и
держались. И сейчас, через шестьдесят с лишним лет,
я благодарен юношеской своей мечте. Она дала мне большие
силы…

Дело шло к осени. Опять среди ночи тревога, но на этот
раз она особая. Двинулись на Краснодар. Здесь наше курсантское
пополнение влилось в состав 12-й отдельной стрелковой
бригады, которая направлялась на фронт, на Керченское
направление.

На берегу Керченского пролива, на знаменитой косе «Чушка»,
мы закапывались в землю. Протяженность косы была 18
километров, а ширина ее от 50 до 220 метров.

Наступал декабрь 1941 года, заметно похолодало, появился
ледок. Противнику было видно как на ладони все, что
происходит на косе. Любое наше движение он засекал.
Муки ада испытали солдаты, только терпение и умение
приспособиться к такой обстановке спасало нас. Нам дали
сутки отдыха, а темной ночью снова на берег — скрытно
проводилась подготовка к форсированию пролива. Когда
моряки на быстроходных катерах направились к противоположному
берегу, мы погрузились на подошедший СП-92 и последовали
за ними.

Всю ночь продолжался бой на улицах Керчи, нередко доходило
до рукопашной. К утру немцы оставили город, но нашей
части еще предстояло взять железнодорожную станцию.
С возвышенности за железнодорожным полотном непрерывно
били орудия противника. Поступило донесение: приближается
вражеский бронепоезд. Майор, наш замполит, приказал
рассредоточиться под мостом, чтобы переждать, когда
состав пройдет, если не сможем взорвать. Прорвавшись
справа, противник двинулся на нас. По команде замполита
тихо, ползком и незаметно стараемся отойти. Один солдат
приподнялся у насыпи и тут же упал, сраженный осколком
снаряда. По приказу замполита я пополз на помощь, чтобы
перевязать, если живой, и вынести. Раздался второй взрыв
— наш парень был мертв, а я сгоряча устремился было
вперед по стерне, чтобы догнать своих, но ранение в
ногу приковало меня к земле. Не помню, сколько удалось
мне проползти, силы были на исходе, и я провалился в
какую-то яму. На счастье, спрыгнул в мое укрытие
наш санинструктор. Он наложил жгут и доволок меня до
места сбора раненых.

Так начались мои скитания из госпиталя в госпиталь:
Камыш-Бурун, Новороссийск, Баку. Только в этом госпитале
мне сделали операцию — были задеты большая и малая
берцовые кости. После операции нас, нескольких раненых,
отправили в Сталинабад. Дело пошло на поправку, но ходить
не мог, не разгибалась стопа.

Мне так хотелось вернуться в свою часть, а комиссия
при госпитале направила в запасной полк. Ходил еще с
палочкой, а надежды не терял, стал учить допризывников.
«Хотя бы так я буду участвовать в разгроме врага».
Меня назначили командиром отделения, все знания, что
получил в училище, в боевых операциях, я передавал молодым
воинам. Несколько групп солдат, которых я готовил, уже
были отправлены на фронт. И тут меня вызвал командир
полка и сообщил, что меня направляют на учебу в Краснодарское
артиллерийское училище, оно находилось тогда в эвакуации
в городе Кушке. Закончил его на одни «пятерки».

Как правило, отличников посылали в гвардейские части.
Нас, сорок выпускников, сопровождал майор, опытный
фронтовик, в подразделения 2-го Украинского фронта, войска
которого вели ожесточенные бои на территории Венгрии.
Я попал в 110-ю гвардейскую и был направлен в ее 307-й
гвардейский стрелковый полк командиром огневого взвода
в батарею 120-мм минометов. Наша часть участвовала
в освобождении городов Банска-Штявницы, Нитры, Годонина,
Брно, Праги.

Под Прагой мы участвовали в разгроме крупной группировки,
которая не хотела сдаваться, пытаясь уйти за Альпы. Наши
солдаты и офицеры дрались храбро и не раз совершали
подвиги. Может быть, это и нескромно, но я хочу рассказать
об одном эпизоде.

На берегу реки Грон, по направлению к Праге, мы вели
шквальный огонь по позициям противника. Вокруг нас тоже
все громыхало. Орудийные расчеты — подносчики снарядов
и заряжающие, даже наводчики — кто как мог закрывали
уши от оглушительной канонады.

Среди этого пушечного грохота вдруг слышу вопль заряжающего
Мороза: «… командир! Мына не лезэ!» Мысль о том, что
может произойти взрыв в стволе, подбросила меня, до сих
пор не помню, как оказался у миномета, но успел скомандовать:
«Отставить! Расчет, в укрытие!» Сержант Котик тут как
тут: «Что делать?» Говорю ему: «Поднимай казенник, плавно
и понемногу. Никакого лишнего движения!» Миллиметр за
миллиметром вывожу мину на белый свет, а у самого озноб
по спине. Откуда взялась сила, но я удержал и положил
мину на землю и снова к миномету — ведь в стволе еще
одна. Вдвоем с сержантом — он держит казенник, я,
затаив дыхание, уже почувствовал мину в своих руках
(она на выходе) — как маленького ребенка укладываем
мину рядом с первой. Согнувшись, смотрим на них, потом
выпрямились и, глянув друг другу в глаза, обнялись.
Спасен миномет от разрыва, и расчет наш цел!

А комбат капитан Мешков продолжал корректировать огонь.
Вскоре был перекинут понтонный мост и по нему пошли
танки. Форсировав Грон, наши войска отбросили немцев
километров на пять. На этом плацдарме я был ранен.
Но благо, вернулся вскоре в свой полк и был назначен
командиром взвода управления батареи 76-мм пушек.

С боями мы прошли до реки Влтава и освободили город
Врань. Это было последнее сражение. Война закончилась,
и наша часть оставалась здесь до июля 1945 года.

И снова в бой. Наш состав мчится на восток. Миновали
Байкал. В Монголии мы остановились у города Чойбалсан.
С объявлением войны с Японией наша часть совершила
марш с боями от озера Санчин-Далай-нур до города Кайлу,
22 августа вышла к реке Ляо-хэ, форсировала ее и 26 августа
была в Мукдене. Приказом Верховного Главнокомандующего
И. Сталина (N 372, 23.08.45 г.) за отличные боевые действия,
преодоление безводных степей Монголии и горного хребта
Большой Хинган, решительные действия на территории Маньчжурии
объявлена благодарность всему личному составу и присвоено
звание нашей дивизии Хинганская.

Мы возвращались на родину. Дивизия прибыла в Иркутск,
а в 1946 году она была преобразована в 16-ю отдельную
бригаду. Служил я в этой бригаде до мая 1948 года, до
дня демобилизации. Фронтовая моя работа отмечена тремя
орденами, несколькими медалями и шестью благодарностями
Верховного Главнокомандующего.

От областного совета ветеранов:

Уважаемый Петр Филиппович! Поздравляем с недавним присвоением
почетного звания народного судьи в отставке, желаем
Вам активного участия в работе областной коллегии судей
Российской Федерации, доброго здоровья и настроения,
теплых встреч с ветеранами войны и молодежью, посвященных
60-летию Победы.