В Иркутском СИЗО накануне Дня Победы прошла массовая голодовка. В акции
протеста приняли участие более 600 арестантов. Вместе с председателем
комиссии по правам человека при губернаторе Геннадием
Хороших мы побывали в нескольких камерах, обитатели
которых выдвинули требования: уволить начальников колоний
N 4 в Плишкино и N 2 в Ангарске. На наши настоятельные
просьбы обосновать свое требование арестанты с большим
пафосом заявляли: «Там творится беспредел! Нас убивают
и зомбируют».

Битый час уговаривали мы заключенных из 230 камеры назвать
конкретные факты, которые можно было бы проверить: ведь
эмоции к делу не пришьешь. Однако выяснилось, что из
16 арестантов лишь один не понаслышке знаком с «беспределом»,
творящимся в Плишкино. Он пробыл в колонии общего режима
два месяца нынешней зимой, и больше всего его возмутил
факт, что всех вновь прибывших там заставляли подписывать
некую «бумагу», в которой изложены режимные требования.
И подпись под этим документом означает согласие осужденного
их исполнять. Для живущих «по понятиям» такой поворот
дела — чистый позор, поскольку имеет целью заставить
«честных мужиков» сотрудничать с администрацией зоны
(как они выражаются, дубаками). Тех, кто не желает подписывать
позорную «заяву», якобы избивают.

О порядках в ангарской «двойке» обитатели камеры N 230
вообще ничего конкретного сказать не могли: там побывал
лишь один арестант, да и то, можно сказать, на экскурсии.
Прожив в этом лагере две недели, он наслушался, по
его словам, историй о том, как «зомбируют» всех, кто
не желает вставать на путь исправления.

Очень нам хотелось ознакомиться с технологией превращения
«честных воров» в зомби — и заключенные 230 камеры посоветовали
обратиться с этим вопросом к их соседям. В 228-й все
18 арестантов подтвердили требование: замена начальников
в исправительных колониях N4 и N2. По поводу методов
зомбирования они дружно, как один, заявили, что этого
добиваются, избивая киянкой. Однако в ответ на мою просьбу
просветить, что представляет из себя сей инструмент
пытки, осужденные начали горячо спорить. Один утверждал,
что это металлический прут, другие — лом, кувалда,
деревянная палка. Очевидно, что на своей шкуре действие
загадочной киянки испытать не довелось никому.

Привести конкретные жалобы они тоже затруднились. Один,
правда, припомнил, что три года назад отбывал наказание
в Плишкино. На его взгляд, условия содержания там слишком
строгие для общего режима: осужденных, например, заставляют
ходить строем, зона поделена на локальные участки —
так что люди из разных отрядов не могут общаться между
собой. Геннадий Хороших, побывавший недавно в Плишкино
вместе с комиссией по помилованию, позволил себе усомниться,
что тамошние порядки можно считать беспределом.
Члены комиссии заглядывали во все уголки колонии
и беседовали с осужденными, в том числе один на один.
Те, с кем сам Хороших
разговаривал с глазу на глаз, свидетельствовали, не
называя своих фамилий, что жизнь у них, и верно, не
сладкая, но иначе, на их взгляд, и быть не может —
не на курорт попали. Однако осужденным, соблюдающим режимные
требования, жаловаться не приходится: в зоне порядок.

Может, в этом-то как раз все дело? Обходить все камеры
голодающих мы не стали, потому что проблема начала проясняться:
и заключенные, и тюремщики хотят жить по понятиям. Но
каждый — по своим. Понятия о беспределе у них, ясное
дело, тоже полярные. Те, кто носит погоны, считают своим
долгом бороться с нарушениями требований, предусмотренных
Уголовно-исполнительным кодексом. А часть их подопечных
признают только один закон — воровской, и нежелание
«мусоров» уважать блатные традиции на голубом глазу
объявляют «настоящим беспределом».

Еще раз мы убедились в этом, побеседовав с организаторами
акции и ознакомившись с их «манифестом». Накануне голодовки
оперативники СИЗО перехватили маляву — обращение ко
всем арестантам, подписанное двумя смотрящими (то есть
ответственными за тюрьму криминальными авторитетами). Немец и Гнездил
(это их клички или, как они выражаются, погоняла) призывают
заключенных протестовать против «мусорского произвола»,
«мусорской ломки»: «Каждый арестант, кто способен отстоять
свои права, все отказываются от пищи… Каждый, идущий
на этот шаг, должен отдать себе отчет, что предпринимаемая
мера очень серьезна. Каждый должен написать заявление,
почему идет на этот шаг, идет однозначно и безоговорочно,
требуя смены администрации как на Плишкино, так и на
двойке». Воззвание это заканчивается пожеланием стойкости
и крепости духа.

27-летний Александр Гнездилов, осужденный за вымогательство, общаться
с представителями комиссии по правам человека категорически
отказался. Спасибо, хоть при этом был вежлив. С прокурором
по надзору за местами лишения свободы, пожелавшему с
ним побеседовать накануне, он в выражениях не стеснялся.
Зато другой положенец, Александр Дербуш или Немец,
29 лет, оказался более коммуникабельным. «Не хочу сидеть
в напряжении и трястись, что придется ехать в «двойку»
или в Плишкино отбывать срок», — пояснил он главную
причину голодовки. Присутствующий при этом разговоре
начальник СИЗО Борис Савельев пытался уговорить его:

— А при чем же здесь следственный изолятор?
Разве к вам здесь плохо относятся? Разве вы не замечаете
перемен к лучшему? Разве не изменились за последний
год условия содержания?

На обиду начальника Немец реагировал по-доброму:

— Да я 14 лет по зонам, мне здесь всегда было нормально.
Жилищно-бытовые условия — не главное. Есть, конечно,
моменты, но это мелочи жизни. Потихоньку вопросы решаются:
баня ремонтируется, камеры разгружаются — третий ярус
нар спилили, отопление и вентиляцию заменили… Ну и
что? Кого это волнует?

Оказалось, смотрящего волнует, что (цитирую) «скоро
и в СИЗО будет то же, что в четвертой колонии». В смысле
«беспредел» по воровским понятиям и «порядок» — с точки
зрения тюремщиков.

— К этому все идет, — сокрушался Немец. — Сначала
мусорский произвол был в одной «четверке», а теперь уже и в «двойке»,
и в 32-й колонии, и до СИЗО докатился.

Есть о чем печалиться, однако: организованная преступность
теряет свои позиции в местах лишения свободы. И как
обычно в таких случаях бывает: на массовые беспорядки подбивают
так называемую пехоту — тех, кто стоит на самых нижних
ступеньках иерархической лестницы блатных. В своих заявлениях
голодающие они все, как один, написали: «Мои действия связаны с
нарушениями моих прав». Каких — никто уточнять не стал.
Может потому, что не смогли придумать ничего толкового.
Мы советовали Дербушу прекратить голодовку хотя бы в праздничные и выходные дни.
Ведь ясно же, что никто 9 мая их требования рассматривать не разбежится.
Но он обезоружил нас признанием, что такой команды
ему сверху не поступало. И хотя тут же поправился,
что каждый из голодающих волен принимать решение самостоятельно,
как тут было не войти в положение подневольных участников акции протеста.
Оставалось только выяснить: кто рулит смотрящими за
СИЗО? На этот счет нас просветил заместитель начальника
учреждения по оперативной работе Андрей Сахабутдинов: поскольку изолятор
находится на территории, подведомственной Кресту, положенцу
города Иркутска, прекращение голодовки лишь во власти
этого ставленника братского преступного сообщества.
Высочайшее соизволение принять пищу из рук дубаков,
переживающих за здоровье вверенного их заботам спецконтингента,
поступило уже на следующее утро после посещения тюрьмы
правозащитниками. Арестанты с аппетитом позавтракали.

Так завершилась эта демонстрация силы и организованности
криминального сообщества.

Впрочем, жалобы заключенных, хотя и выраженные очень невразумительно,
будут все же проверены. Думаю, читатели «Тюрьмы и
воли» уже в ближайших номерах смогут узнать о судьбах
«зомбированных киянкой» в колониях N 2 и N 4.