Тема подвига волнует меня много лет, пожалуй, с военной
поры на фронте, когда я почувствовала свою личную причастность
к выполнению моими однополчанами особого приказа. Об
этом я расскажу в другой раз, отдельно, а сегодня — о
нашей беседе, откровенном и непринужденном рассказе
Николая Федоровича Соболева.

Мы встретились на курорте «Ангара» в минувшем году,
здесь вместе с другими ветеранами войны поправляли
свое здоровье. Я сразу поняла, что мне повезло. И потому,
что на лице собеседника приятная улыбка, и потому что его манера
говорить располагала к неторопливой беседе. Судьба Николая
Федоровича, пехотного разведчика, участника парада на
Красной площади в Москве 7 ноября 1941 года, глубоко
заинтересовала меня. Действительно, кого из них сегодня
встретишь и где? Участник битвы под Москвой, он закончил
войну в день освобождения Праги. Вернулся домой с пятью
боевыми наградами и четырьмя ранениями.

Николай Федорович говорил в своей манере: неторопливо,
рассудительно, порой тяжело вздыхая, переживая былое.

С 6 октября 1941 года он в составе 19-й стрелковой курсантской
бригады на московском рубеже обороны был пулеметчиком,
а с февраля 1942 года и до окончания войны — в пехотной
разведке.

Полковая разведка не только добывала «языка», в обороне
приходилось переправлять в тыл врага офицеров на особое
задание. В наступательных операциях разведчики были
впереди.

Николай Федорович с сомнением сказал:

— Не знаю, подвиг ли это, но расскажу одну историю.
Это произошло в начале марта сорок второго. От Москвы
уже отогнали немцев на двести с лишним километров. Еще
лежал снег. Мы все, разведчики, были в белых маскировочных
халатах и на лыжах. Проходили по тридцать-сорок километров.
Не давали врагу никакой передышки. Выбивали из населенных
пунктов и сами старались занять выгодные позиции.

В тот день, о котором я хочу рассказать, мы находились
на территории Калужской области. Выбив противника из
деревни Гульцево, двинулись к большому селу Брынь, где
встретили упорное сопротивление немцев. Несколько дней
продолжался бой за это село, наконец мы взяли его. Стояла
необычная тишина, когда батальон двинулся вперед. Разгоряченные
победой солдаты шли свободно. Командир разведки, старшина
и я отделились от батальона и ушли вперед —
надлежало выяснить, чиста ли дорога, нет ли засады немцев.

Шли расслабившись и разговаривая вполголоса. Я внимательно
осматривал обочину дороги — нет ли где замаскированных
мин. Командир и старшина прошли вперед. Я еще не успел
их догнать, как услышал громовой раскат взрыва. Быстро
выбегаю за поворот и вижу клубы черного дыма. Рванулся
к ним. Дым немного рассеялся, и я увидел страшную картину:
старшина весь черный, по лицу бежит кровь, послушал
— не дышит. В нескольких шагах, вижу, лежит лейтенант,
и мне послышался тихий стон. Живой! Я любил своего
командира, умного и веселого азербайджанца. Смелый и
бесстрашный человек. Когда я увидел, что у него оторваны
ноги и нет одной руки, у меня перехватило дыхание. Что
я чувствовал в этот момент? Вероятно, щемящую боль за
боевого товарища. О чем думал? Наверное, о том, как спасти
командира. Бережно перевязав,
завернул лейтенанта в его же окровавленный маскхалат,
взял, как ребенка, на руки и на лыжах устремился к деревне
Гульцево (там находился санитарный пункт). Как сейчас
помню, шел мучительно долго, уже не чувствовал рук,
а лейтенант слабым голосом спрашивал: «Скоро ли, Соболев?»
Он помнил меня, но еще не осознал, что с ним случилось.
Подбадриваю его: «Скоро, держись!»

Дорога пошла в гору, здесь она была более накатанной. Я положил
лейтенанта на лыжи. Сноровка, как всегда, помогла. А
под гору было еще легче. Всякие мысли одолевали меня
на этом нелегком пути. Но одна руководила моими действиями
— скорее к врачу! Лыжи стало потряхивать на выбоинах,
пришлось снова взять лейтенанта на руки. Не знаю, сколько
еще я прошел. Не веря своим глазам, увидел наконец
крайний дом и бегом пустился по улице к медикам…

Вот и весь семикилометровый путь девятнадцатилетнего
Николая Соболева, принесшего на руках своего командира
в медсанпункт. И здесь до последней минуты он стоял
рядом с командиром. Когда лейтенанту сделали первый
укол, Николай, вытирая застывшую кровь на своих руках,
все смотрел и смотрел на побледневшее лицо лежавшего
на носилках лейтенанта. Сделали второй укол. Он глубоко
вздохнул и успокоился… Это был последний его вздох.

— Сестра рядом со мной поставила стул, — тихо продолжал
свой рассказ Николай Федорович. — Я сел, и такая горечь
потери дорогого мне человека охватила меня. Долго ли
я сидел, не знаю, ноги ныли от усталости. Стакан горячего
чая, принесенного сестрой, вернул меня к жизни…

P.S. В следующем выпуске нашей страницы мы продолжим
эту публикацию. Поступить так, как это сделал Николай
Соболев, еще совсем молодой человек, но волевой и смелый,
не каждому дано.

Приглашаем ветеранов войны и труда, всех желающих принять
участие в обсуждении темы подвига (ратного и трудового).

НА СНИМКЕ: Николай Федорович Соболев (из семейного альбома,
9 мая 1989 года. В мае этого года Николаю Федоровичу
исполняется 81 год).