Да, идет непогода… Снег пошел почти сразу же, как
закрылась за мною дверь зимовья. Но жилье давно обжито,
я здесь уже пятнадцать январских дней: дрова наготовлены,
у входа на снегу куча наколотого льда. Не страшно никакое
ненастье.

Снег шел почти сутки, но выпало немного, и мои широкие
камусные лыжи его почти не заметили. Я пошел туда, к
устью Таламуша, где сутки назад заметил свежие следы
кабарги. Наблюдаю за ними уже несколько дней. Самого
зверька я не видел, он постоянно был где-то близко,
но ельник до того густой, что и лося не увидишь. Моя
задача выяснить, как кабарга — этот маленький олешек
— умудряется жить в высоких, больше полметра, снегах.
Казалось, она должна погружаться в него по уши, какой
уж тут ход по лесу!

Совсем свежий следок я нашел там, где и надеялся, — на
высокой речной террасе в густом еловом подросте. Рано
утром, по синенькому рассвету, кабарга по своей старой,
еще с осени проложенной тропке (они их набивают как
зайцы) спустилась с крутого скалистого склона в прибрежный
ельник. На стволах деревьев растет единственная зимняя
еда кабарги в этом краю — древесный лишайник. Тут кабарожка
оставила тропинку и, выйдя на свои, оставленные дней
пять назад следы, тихонько, почти не погружаясь, пошла
от ствола к стволу. Она срывала тоненькие ниточки лишайника.
Я заметил, что кабарга объедает не весь доступный ей
лишайник, а, откусив два-три, идет дальше. Случайно
поставив палку в след кабарги, я увидел, что
палка-ангура не погрузилась, как обычно, в снег. Под следом
обнаружилась какая-то твердость. Разрыл — там пятно
давно упавшего с дерева пласта снега. Пласт утрамбовал
слой снега под ним и стал твердой опорой кабарге.

Я давно обратил внимание на то, что при кормежке в местах,
где высокий снег, зверьки идут то шагом, то делают прыжки
разной длины и направления. Получается какой-то рваный,
ломаный ход. Что бы это значило? А сейчас осенило: я
стал тыкать палкой-ангурой во все «приземления» кабарги,
и везде палка натыкалась на твердое основание, лежащее
под свежим снегом. С поверхности мне не видимое совершенно.
Но как кабарга их находит, ведь ни разу не ухнула в
снег по уши? На встретившуюся валежину зверек вспрыгнет
обязательно и пройдет по ней сколько возможно. Ну, это
понятно: на упавшем дереве, на камне в россыпи, под
кроною стоящего дерева снег всегда тверже и его меньше,
порою вполовину, того, что рядом. Кроме того, с такого
возвышения по стволу дерева выше достанешь лишайник,
что для оседлого животного очень важно.

Наконец, стал я с расстояния два-три метра внимательнее
рассматривать места, куда прыгала кабарга. Они выглядели
чуть темнее. Туда-то и целила кабарожка. Это как идти
в ледоход через реку — прыгая на льдины, плывущие отдельно
друг от друга на разном расстоянии. Какая великолепная
находка низкорослого зверька, живущего
оседло в высоких снегах! В дальнейшем, в феврале-марте,
когда снега в местообитаниях кабарги было уже около
метра, зверь нигде и в половину длины своих ножонок
не погружался. Я определил: это оттого, что в ту пору
почти вся кухта — пласты снега с лап ели — оказывалась
«на полу» вокруг ее кроны. И еще решающе важно в экологии
кабарги: падая с крон, эти пласты слежавшегося снега по
дороге сбивают лишайник, растущий на ветвях. А это значит,
что каждый день (а кухта почти каждый день при ветре
и падает) на одном и том же следу кабарги, живущей здесь,
новый запас кормов. Ходи и подбирай. Не надо лезть в
целину. Выше я сказал, что с одного места кабарга никогда
не объедает весь лишайник. Это, как после удалось выяснить,
довольно широко распространенная черта экологии многих
видов животных. Они, никогда не съедая весь доступный
корм в одном месте, идут дальше, а это значит, что и
назавтра его можно найти здесь же, след в снегу к нему
уже проложен.

… Наконец кабарожке, по-видимому, надоело, что кто-то
шарашится позади нее в еловом подросте, и она
решила посмотреть на преследователя. Потихоньку пробираясь по
ее следу, я заметил, что она старается вскочить на всякое
возвышение — валун, валежину, муравейник, но не ест
там лишайника, постоит и прыгает дальше. Не видно! Тогда
зверек… исчез! Я иду по его следу. Вот он, попрыгав
по тем пятнам в снегу, выскочил на свою тропинку, ведущую,
как я решил, на скалистый склон к дневке. На тропке
видны царапинки от его крошечных копытец. Зверек попрыгал
направо. Стараясь не нарушать тропинку, я обхожу близко
растущие деревья, издали высматривая эти царапинки.
Через какое-то время, а прошло больше получаса, царапинок
вроде больше стало, но значения этому я не придал. Решаю:
оторвалась от преследователя и пошла маленькими шажками,
вот царапинок больше и стало. Скоро кабарга выскочит
к подножию склона и я увижу ее. Но вот и редколесье
подножия склона, оно далеко просматривается, а кабарги
там нет. Да и сама тропинка прервалась тупичком, не
по этой, значит, зверек «домой» бегает. Так где же кабарга,
не в целину же она залетела?! Тогда я стал более внимательно
рассматривать те царапинки на тропе. Наконец разглядел:
одни указывают ход направо, другие, перечеркивая их,
идут налево. Значит, зверек где-то давно уж развернулся
и теперь далеко позади меня, в том же еловом лесочке,
посмеивается надо мною.

Когда и где она пролетела мимо меня?! Соображаю: в одном
месте я обходил большое упавшее дерево, и тропинка оставалась
метрах в пятидесяти в стороне. Вот там кабарожка и оставила
меня с носом! Ну, не прелестная ли животинка! То ли
ждало меня впереди… Вернулся, снова иду вдоль тропинки,
не спуская со следа глаз. Долго ли, коротко ли — нет
следа: ни туда, ни обратно. Никакого. Кабарги не летают,
и я чуть не с лупой — вот здесь она прыгала, а здесь
следа на тропинке уже нет. Стою, потерянно озираюсь. И увидел
наконец: метрах в двух от тропы стоит молодая ель. Вся
она и весь лес вокруг в свежем снегу, а одна из веток
ярко-зеленая. Она едва только не качается от недавно
сбитого прыжком кабарги снега. Прохожу туда, куда с
тропы улетела кабарожка, а там другая тропка, почти
параллельная этой. Так сказать, запасная. Вот по ней-
то зверушечка моя и полетела к своим спасительным скалам!
Когда-то я теперь туда приползу? Больше часа прошло,
и вот передо мною тот склон, а что это там темненькое
мелькает среди скал? Вскочив на первый же камень, кабарга
легла на нем и дождалась: так вот кто шарашился там,
на моих следах в ельнике. Теперь можно и подальше ускакать,
мало ли что у него на уме…

Разные виды животных в процессе эволюции нашли тот или
иной способ, позволяющий жить в высоких снегах. У зайца,
четвероногих хищников лапы к зиме больше обрастают упругой
шерстью, на лапках рябчиков, глухарей, тетеревов отрастают
роговые пластинки для увеличения площади опоры на снег.
Свой путь нашел и маленький олень — кабарга. Она научилась
использовать свой старый след, свои тропинки и нашла
в лесу твердую опору для своих острых копытец-циркулей.

Это и обеспечило кабарге оседлость.