Один из авторов этой работы Валерий Имаев недавно
вернулся из США, где читал лекции и проводил
совместные исследования по сейсмогеологии. Это
первое интервью, которое он дал после официального
сообщения о награде.

— Валерий Сулейманович, расскажите, пожалуйста, о
работе, которая удостоена столь высокой награды.

— Это труд большого коллектива ученых из Москвы,
Новосибирска, Камчатки, Сахалина, Якутии и Иркутска.
Он связан с построением новой карты сейсмического
районирования РФ. Мы несколько лет работали над ней,
обобщая новые знания о сейсмичности. Главным
редактором карты был профессор Института физики
Земли РАН Валентин Уломов.

Карта, предшествующая нашей, построена около двух
десятков лет назад. Она была достаточно объективной,
и ее использовали в качестве нормативного документа
для всей территории России. С ее помощью строители,
проектировщики определяли сейсмическую опасность
конкретной территории и, соответственно, выполняли
необходимые условия, связанные с этим. Естественно,
что за эти годы возникли новые материалы, новые
методики, новые подходы, которые позволили более
точно определить границы сейсмической балльности.
Заслуга новой карты как раз в том, что она
существенно уточнила пределы границ сейсмичности.

Предшествующая карта определяла границу балльности с
точностью плюс-минус 50 километров, а то и больше.
Это приводило к тому, что какой-то пункт в силу
неопределенности мог попасть в менее опасную зону, и
наоборот. Чем это чревато, всем понятно. На новой
карте, которая была издана в позапрошлом году, в
пакете карт сейсмического районирования России
границы балльности обозначены значительно точнее —
плюс-минус 5 километров. Соответственно, это
позволило более детально, более точно определять
сейсмоопасность территорий и требования к проектам,
на ней осуществляемым. Смысл всей нашей работы, по
существу, и свелся к тому, что в результате ее было
проведено новое сейсмическое районирование всех
территорий РФ, которое позволило дать более четкое
представление о каждом объекте РФ.

— Как давно вы занимаетесь сейсмогеологией?

— Так сложилась моя научная стезя, что с самого
начала своей работы в Институте геологии СО РАН в
Якутске, я сразу стал заниматься проблемами
сейсмичности, и вот уже 30 лет верен этой теме. Над
последними картами, которые вошли блоком в
нормативный пакет государственных карт (работал или,
вернее, работали мы с коллегами) последние 20 лет.
Начинали с южной Якутии и постепенно двигались к
северо-востоку. Заслуга наша в том, что мы занесли
на карты все новые представления о сейсмичности, о
геологической природе сейсмичности, определили, в
каких условиях и почему возникает сейсмичность на
большой территории северо-востока и востока России.
Нам удалось объединить все сведения в единую карту,
применив единый подход. Надо отметить, что
территория Якутии, которой мы уделили большее
внимание, настолько велика, что включает в себя едва
ли не одну треть всей сейсмоопасной зоны РФ — больше
миллиона квадратных километров. И там есть такие же
сейсмоопасные участки, как в Прибайкалье. Есть
активные области, в которых идут процессы
горообразования, сопровождающиеся сейсмическими
явлениями.

— А почему вы выбрали именно это направление
исследований?

— Многое в нашей жизни зависит от учителей. Мне
встретились удивительные учителя, когда я учился в
МГУ. Это выдающиеся ученые профессор Николай
Николаев и его сын Петр. С Петром Николаевичем
работал во время геологических
практик, многому у него научился, что не могло не
сказаться на моих научных предпочтениях. Довольно
молодой тогда человек, но чрезвычайно энергичный и
талантливый, он один из немногих в нашей стране
пытался решать проблему, исходя из новых принципов,
которые сам развивал. По его рекомендации я остался
на кафедре динамической геологии. Должен был
поступить в аспирантуру, уже и распределение прошел.
Но как-то прибегает куратор нашего курса Анна
Михайловна Сычева-Михайлова, тоже известный сейчас
геолог, и говорит: «Приехал директор Института
геологии из Якутии Константин Борисович Мокшанцев,
вам интересно будет с ним познакомиться». Я
встретился с ним. Умнейший человек,
интеллигентнейший. Мы с ним достаточно долго
говорили, и в итоге я променял московскую
аспирантуру на работу в Якутске.

Якутский период считаю очень важной, самой
содержательной частью свой жизни. Работал в
лаборатории известного геолога Григория Гусева,
выдающегося тектониста, который всячески
потворствовал моему увлечению сейсмогеологией и
отправлял в самостоятельные полевые работы. И с тех
пор я по-настоящему увлекся своей тематикой, начал
накапливать материал. А через год по настоятельной
рекомендации Константина Мокшанцева меня отправили в
Иркутск на стажировку к выдающемуся сейсмогеологу
Виктору Солоненко, который создал российскую школу
сейсмогеологии. Так что моя связь с Институтом
земной коры началась уже в те годы. Уже на следующий
год мы вместе с иркутянами стали проводить
исследования в южной Якутии, в районе Олекминского
эпицентрального поля, где произошли три
землетрясения чудовищной силы. Общение с Виктором
Солоненко и таким замечательным человеком и
специалистом, как Владимир Хромовских, которого, к
сожалению, сейчас нет уже в живых, сыграло огромную
роль в моей жизни.

— Расскажите, пожалуйста, о Владимире Сергеевиче
чуть подробнее. Он ведь тоже стал лауреатом
Государственной премии…

— Это, безусловно, выдающийся ученый, посвятивший
всю свою жизнь сейсмогеологии Приведу пример того,
настолько работы иркутян ярко блистали в свое время.
Московские мэтры долгое время относились к ним с
неким ревностным скептицизмом. Когда я учился в МГУ,
от старших коллег, преподавателей, частенько слышал:
«Сибиряки лезут туда, где ничего не понимают,
выдумывают какие-то структуры». Но после
феноменальной работы В.П. Солоненко и Н.А.
Флоренсова «Гоби-Алтайское землетрясение», в которой
впервые были детально описаны методы исследования,
московский скепсис пошатнулся. Эта книга оказалась
настолько заметным явлением, что американцы перевели
ее на английский язык в виде пособия для
специалистов-сейсмогеологов. По оценкам американцев, в
60-х годах это была наиболее заметная работа в
геологии. Крупнейший специалист, бывший президент
сейсмологического общества Америки Кларен Ален,
отвечая на мое письмо, написал: «…у американских
геологов эта работа считается самой яркой».

Хотя оценка в мире была очень высокой, в Москве еще
долго сомневались в этом. И, надо сказать, что
только благодаря авторитету Солоненко, нарастающей
его славе, сибирякам поручили провести работу по
Кавказу, который издавна считался «вотчиной»
москвичей. В то время многие ученые со славными
именами утверждали, что ситуация на Кавказе весьма
стабильна. Там начали строить самую высокогорную
плотину в мире — ИнгуриГЭС. И вот, основываясь на
известных работах по древней сейсмичности,
палеосейсмичности, Кавказа ученые приступили к новым
исследованиям. С одной стороны, была московская
группа и, прежде всего, школа Николаева и МГУ, с
другой — Солоненко и Хромовских. А я в то время был
студентом, в отряде практику проходил. Так что имел
возможность сравнивать.

Когда мы работали на тех же объектах, что и
сибиряки, московский снобизм и скепсис начинал
проявляться в неприятии фактов, полученных
сибирскими учеными. А у меня рос протест, поскольку
чувствовал, что иркутяне правы. Несколько раз
высказал свои, тогда еще незрелые соображения, и,
видимо, слишком рьяно. И с тех пор я стал
внимательнее изучать научные работы сибиряков,
всерьез интересовался их идеями.

Благодаря Солоненко и Хромовских было перевернуто
сейсмогеологическое представление о Кавказе. Они
нашли структуры в центральной его части, которые
говорили о том, что этот район весьма сейсмоактивен,
что здесь были в древности и 10-балльные
землетрясения. А раньше считалось, что на Кавказе
землетрясений мощнее 7- балльных не было. Эти работы
связаны с именем Владимира Хромовских. Он
докторскую диссертацию защищал именно по
сейсмогеологии Кавказа.

Владимир Сергеевич — коренной иркутянин, выпускник
ИГУ. В 1960 году поступил в аспирантуру Института
земной коры, работал здесь до конца своих дней. Он
автор и соавтор более 80 работ, в том числе 10
монографий. Важное место в его работах занимают
исследования по совершенствованию
палеосейсмологического метода сейсмической опасности
и его практического применения при проектировании
крупных промышленных объектов. Он был членом рабочей
группы по сейсмотектонике Межведомственного совета
при президиуме РАН. В новой карте сейсмического
районирования РФ очень большая доля его труда.

— А вы, Валерий Сулейманович, откуда родом и каков
ваш научный вклад?

— Я из Свердловска. Еще в школе понял, что буду
учиться на геологическом факультете, и не жалею об
этом. Москва, МГУ, дальше Якутск и, наконец, в 2001
году — Иркутск, лаборатория сейсмогеологии ИЗК СО
РАН. Трудов издано много, наверное, около 200, из
них несколько монографий. Но многие работы
коллективные, причем, один из моих соавторов — моя
жена Людмила.

— В основном это работы по Якутии?

— Не только по Якутии, но и по Дальнему Востоку,
Чукотке.

— Интересно, когда вы работали над новой картой
сейсморайонирования Российской Федерации, как-то на
ней прогнозировалось то, что произошло недавно на
Алтае?

— Это и удивительно! Не успели, как говорится,
«чернила высохнуть» на новой карте, как произошло
землетрясение на Алтае, которое абсолютно точно
подтвердило наши предположения. Мы предсказывали,
что землетрясения такой силы возможны, и мало того,
именно в том месте, где оно произошло. Удивительно
точный прогноз. И мы, весь коллектив, работавший над
картой, гордимся тем, что наш метод доказал свою
состоятельность. Другое дело, что пока на Земле
никто не может предсказать точного времени события.
Но вот место и силу — на примере этой карты
доказано — мы научились предсказывать достаточно
хорошо.

— И не случайно именно вам поручили сейчас
заниматься Алтаем?

— Так получилось, что я сам проявил инициативу, мне
это было очень интересно. К сожалению, в России
наука находится в таком положении, что она не в
состоянии организовать исследование, достойное
событию. Когда в Гоби случилось землетрясение,
советское правительство в 1957 году организовало
экспедицию, хотя событие происходило не в России.
Изыскали средства, аппаратуру, самолеты. И были
получены уникальные материалы, изданы выдающиеся
работы, о которых я уже говорил. Сейчас же никому
никакого дела нет до беспрецедентного алтайского
землетрясения. Я считаю, что такая ситуация
недопустима. Нужно не говорить о стремлении
поддержать науку, а поддержать ее на деле.
Экспедиция на Алтай может дать науке и стране новые
знания.