Предлагаем вашему вниманию новую его работу из серии
«Их жизнь — подвиг».

Леониду Константиновичу Шарому минувшей осенью исполнилось
восемьдесят. В чем же секрет того, что он по-прежнему
красив лицом и душой, строен, держит осанку, жизнерадостен
и бодр? Может быть, потому что он сибиряк, коренной иркутянин?
Его детство и юность прошли в родительском
доме N 15 на улице Красных Мадьяр, а учеба — сначала
в средней школе N 26 (напротив нынешнего кукольного
театра), а затем — в школе N 21 по улице Байкальской
(рядом с известной иркутянам тополиной аллеей).

Перед войной, не окончив восемь классов, Шарый устроился
на работу в гараж почтовой связи слесарем в цех по ремонту
автомобильных моторов «ЗИС» и «ГАЗ». Грузовые автомобили
этих марок развозили по области почту. Особенно тяжелый
труд был у водителей, доставлявших почту до Качуга.
Тракт туда не был асфальтирован, изобиловал колдобинами.
Заправочные пункты отсутствовали, шоферы вынуждены были
в кузов машин закатывать бочку бензина и на долгую дорогу
в оба конца запасаться едой, преимущественно пельмешками
(ни столовых, ни буфетов на всем пути не было).

В конце октября 1941 года восемнадцатилетний Леонид
становится курсантом 2-го военно-пехотного училища в
Омске. Холодно, голодно. Изнуряла курсантов шагистика
— строевая подготовка по пять часов в день, словно
от нее зависела боевитость на передовой. Наверное, начальство
училища смутно представляло характер современной войны.
Хорошо, что прибывшая в Омск специальная военная комиссия
из Москвы заставила командный состав училища свести
на нет шагистику и упор сделать на тактику и стрельбу,
а также включить в рацион питания курсантов сливочное
масло. Но все равно еды не хватало. Самым счастливым
днем курсантов было дежурство на кухне.

Однажды, вспоминает с грустной улыбкой Леонид Константинович,
от голода он проник в склад со жмыхом для лошадей. Взял
спрессованную плитку, за что отсидел
на гауптвахте пять суток. Убежать от часового, когда
тот заметил воришку, не смог: от хронического недоедания
ветром качало.

Через шесть месяцев Шарый окончил училище и в звании
младшего лейтенанта вместе с другими выпускниками был
направлен на Брянский фронт — в район боев за города
Елец и Ливны, где шли кровопролитные бои. Город Ливны
переходил из рук в руки. От Ельца остались одни развалины.

Шарого распределили в 1019 полк триста седьмой стрелковой
дивизии на должность заместителя командира роты по строевой
(в то время был еще замкомроты по политической части).

Немцы в своих окопах чувствовали себя вольно,
нередко по брустверу разгуливали в полный рост, громко
разговаривали и смеялись. Их беспечность нарушили наши
снайперы — стали отправлять фрицев в мир
иной.

Шарый тоже решил попытать счастье в снайперской стрельбе,
что едва не обернулось трагедией. А было так. С ведома
командира роты он на «охоту» на фрицев взял с собой
трех добровольцев — старшину Мишарина, сержанта Потелова
и рядового украинца со странной фамилией Прыщ.

С наступлением сумерек четверо «охотников» подползли
к немецким окопам до пятидесяти метров и разместились
в полуразрушенной избенке. Старшина и сержант заняли
позиции по ее углам, а Прыщ — возле двери. Сам же заместитель
комроты устроился у окна. Как только на восточном небосклоне
забрезжила утренняя заря, Шарый проверил посты: старшина
и сержант были на месте, а рядовой, словно сквозь
землю провалился. У дверей стояла его винтовка и валялся
патронташ. Поиски солдата ни к чему не привели. Стало
ясно, что Прыщ переметнулся к фрицам. Как доложить командованию?
Старшина, по возрасту всех старше, прошедший огни, воды
и медные трубы, предложил сообщить, что солдат погиб
от шальной пули.

Так и доложили командиру роты, тот — комбату, и рапорт
достиг штаба полка. Оттуда последовал приказ — притащить
убитого. Понятно, этот приказ был невыполним. Всех троих
вызвали в СМЕРШ.

После пристрастного допроса двое виновников были отправлены
в свою часть, а младший лейтенант был определен в разведроту,
но долго там не задержался: в первом же бою был легко
ранен и возвращен в родную часть на прежнюю должность;
ценою ранения он искупил свою вину…

Вскоре в бою был убит комроты, и его заменил Шарый.
Девятнадцатилетнему Леониду присвоили очередное звание
— он стал лейтенантом. Хлопот прибавилось: надо было
решать проблемы питания подчиненных, снабжения их боеприпасами,
одеждой, обувью и многие другие вопросы.

В первоначальный военный период еще действовал в Красной
Армии воинский устав 1937 года, по которому командиры
взводов и рот во время атаки должны были находиться
впереди своих подразделений — по-чапаевски, как в гражданскую
войну. Зная это, немцы старались в первую очередь сразить
их, а потом уж остальных воинов. Кто-то правильно сказал,
что младших офицеров хватало только на полторы-две атаки…

Летом 1944 года после очередного ранения он оказался
в госпитале небольшого города Кинешма Ивановской области,
где встретился со своей любовью — медицинской сестрой
Раисой Шафеевой. Стройная, красивая, всегда в проглаженном
белоснежном халатике, она в палату приносила с собой
благоухание женственности.

Раиса обслуживала палату, в которой лежал капитан
Шарый. Он влюбился в медсестру-красавицу с первого взгляда
и сумел покорить ее сердце. Прожили они душа в душу
без малого шестьдесят лет (Раиса Федоровна ушла из жизни
минувшей осенью).

В 1947 году Шарый демобилизовался и вместе с женой
приехал в родной Иркутск. Организовал добровольное спортивное
общество «Рекорд», стал его председателем. Окончил заочно
Московский институт советской торговли имени Плеханова,
23 года трудился в системе общественного питания, в
том числе семнадцать лет начальником областного управления
общественного питания. При его непосредственном участии
было построено около двух тысяч столовых, кафе, закусочных.

К орденам Отечественной войны I и 2 степени, медалям
добавился орден Трудового Красного Знамени.

Леонид Константинович никогда никого не боялся, не кланялся
ни пулям, ни чиновникам. Своего рода фаталист, верит,
что умрет тогда, когда придет его время, не раньше,
не позже. В свои 80 лет он сохранил ясность ума, жизнелюбие
и активность.