Время не проходит. Оно оседает в анналах истории;
оставляет свой след в изломах судеб; эхом былых
трагедий тревожит память. Но каждый из нас
поодиночке и все мы, обыкновенные смертные,
проползаем сквозь него, не имея сил бесстрастно
судить минувшее. Оно потому и кровоточит, что держит
в плену. Неволя — всегда неволя. Не
только ограничивает пространство, но и диктует
жесткость, бескомпромиссность мысли. Два шага —
площадь камеры. Два цвета, черный и белый, — весь
выбор из многоцветья мира. И как иллюстрация:
два письма из нашей почты, стоящие сейчас рядом на газетной
полосе. Они пришли в редакцию фактически одновременно,
обозначив крайние суждения о былом. Кто-то видит его
в ореоле сказки, и вот уже наш
современник Дмитрий Калашник рисует обобщенный
портрет тех, кто столетия назад срубил первый
острог на берегу Ангары. Для кого-то Колчак —
рыцарь без страха и упрека. Но кто возьмет на себя смелость
упрекнуть пожилую учительницу Марию Михайловну
Радкевич за ее вопрос о том, что теперь делать с
могилами жертв белого адмирала?

Каждый вправе судить о том, что уже отшумело, по
своим понятиям и привязанностям. Наследие истории
будут делить всегда, и никогда не наступит «момент
истины», этакая дарованная свыше благодать. С этим
нужно просто смириться, не травя сердце,
не искушая мысль. Кому-то, к примеру,
ближе, теплее реставрация церкви, в которой Колчак
венчался. Но для кого-то (и таких ничуть не меньше!)
более логичным и естественным было бы присвоение
его имени первому на востоке Сибири
классическому университету, обязанному Колчаку своим
основанием. Вспомните, сколько десятилетий наш
главный иркутский вуз носил имя Жданова, немало
досадившего талантливым отечественным литераторам и
композиторам.

Рассказывают, что в середине восьмидесятых годов
пред. горисполкома (время мэров еще не наступило) заштатного
южного городишки постановил: кладбище должно быть
общим для всех — православных, иудеев, мусульман.
Чтобы никакие стены не разделяли могил, и тогда
живые, хороня своих близких, начнут уважительнее
относиться друг к другу. Погост и в самом деле
на какое-то время стал общим, но потом все вернулось
на круги своя. Потому что казенному перу не дано
рушить традиции; а еще потому, что смерть в любых
своих проявлениях — бездарный наставникь. Учить —
право жизни. Всегда сложной, непредсказуемой. То
ставящей вчерашний день в пример завтрашнему; то
клеймящей его позором. А мы, пленники
своего часа, всегда на качелях. Чтобы удержаться,
нам необходимо равновесие. Душевное — не в
последнюю очередь.