Два коротких звонка — и вмиг топот множества
ног. И вот уже на юте шумно: спорят, смеются, подначивают,
и клубы махорочного дыма поднимаются вверх.

Неожиданно раздается голос дежурного офицера: «Двое
— быстро в шлюпку! Достать бескозырку!»

— Постой, куда? Обожди! Надо моих, — забеспокоился
было инженер, капитан-лейтенант Никишаев, командир
гоночной команды. (У него разрешение командира на прогулочный
выход, и он не понял цели действий дежурного).

— Да вот у молодого раззявы снесло ветром бескозырку.

Никишаев успокоился, и пока шлюпка возвращалась, его
обступили матросы: «Я пойду! Меня возьмите! А как же
без меня!» — кричат все наперебой.

— Соберите гребцов! — отдается команда, и гвалт стихает.

Принесли паруса и рангоут. Наконец, шлюпка возвратилась,
и матросы ринулись в нее. Кроме шестерых гребцов разместились
еще и четыре «пассажира»: два матроса, лейтенант Бондаренко
и политрук Бочаров. Он впервые вступил в шлюпку, ему
было все внове, на флот только что назначен из сухопутных
войск.

— Весла на воду!

Гребок-другой, и шлюпка, плавно
отвалив от борта корабля, стремительно пошла на середину
бухты Золотой Рог. Подул свежий бриз, набирая силу.

— Весла убрать, рангоут ставить, паруса поднять, —
с удовольствием подает команды Никишаев, как старый морской
волк, почуяв усиление попутного ветра.

— Кренок где? Кренка не вижу, — подзадоривает Бондаренко,
ему хочется морского шика.

— А ну, создать кренок! — и все наклонились на правый
бок.

Вода была теплой, так и звала в свои объятия. Володя
Иванов высунулся за борт и плескался руками. Его окунули
головой в воду, он не слышал взрыва смеха и гоготания,
подначек и шуток. Он откашливался, выплевывал соленую
воду. Эту выходку резко осудил Никишаев: «Мы не на палубе,
не на берегу, а в шлюпке».

Под парусами подошли к старому заброшенному корпусу
теплохода на южном берегу бухты, почти в Гнилом углу.

— Смотрите! Здесь и площадка для схода есть и даже
трап, — заметили наши «пассажиры».

— Знаем, не первый раз,— сказал Никишаев и скомандовал:
— Всем купаться посменно. Дежурит смена Чернова. Вторая,
Куликова — в воду!

Под довольные возгласы и восклицания наша смена ринулась
в воду. Какое это удовольствие было для нас…

Взбодренные и посвежевшие, мы занимали места: гребцы
— свои, а «пассажиры» — свои. Неторопливо поставили паруса
и, поймав попутный ветерок, легли на обратный курс.
Через бухту с правого берега на левый и с левого на
правый была переправа утлых суденышек. Все удивлялись,
как такой ботик, управляемый и движимый одним кормовым
веслом, юрко и быстро передвигается. Его называют
в народе «юли-юли». Внимание и взоры разделились: одни,
в том числе и политрук, наблюдали, как движется «юли-юли»,
другие и лейтенант Бондаренко
уставились на пассажиров на причале. Я обратил внимание
на стройную девушку в белом платье и в голубой косынке:
«Смотрите, как она похожа на Машеньку — это ее мы вчера
видели в кино. Точно, как на экране Машенька».

— Подойдем к причалу поближе, — предложил Бондаренко,
— посмотрим.

Никишаев положил лево руля, и мы — рядом с причалом.

— Вы случайно не Валентина Караваева, — крикнул
я, когда шлюпка поровнялась с причалом.

Девушка в белом смутилась и отвернулась. Она всем понравилась
своим смущением. Причал за кормой, а девушка уже сходит
в подошедшие «юли-юли».

— Надо пойти за ними, — раздаются голоса, — пройдем
рядом с ботиком.

— К повороту! — последовала команда Никишаева. Но
ветер внезапно стих, паруса повисли, поворот не получился.

— Убрать паруса. Срубить рангоут! Уключины вставить,
весла разобрать!

Никишаев и Бондаренко не намного старше нас, оба холостяки.
Политрук поглядывает то на гребцов, как слаженно орудуют
они веслами, то на «юли-юли», который мы стремительно настигаем.
Ему, береговику, шлюпочное крещение запомнится на всю
жизнь.

Вот и догнали. Левым бортом проходим метрах в трех,
из шлюпки сыплются комплименты, добрые пожелания. Девушка
в белом, с косынкой опять смутилась и отвернулась.

Быстро разошлись. Уж очень медленно чапал «юли-юли».
Смолкли разговоры, не сыплются остроты и подначки,
гребцы не наваливаются, не тянут гребков. В этой благости,
наполненной воспоминаниями о своем, родном, наш командир
Никишаев приказывает: «Сушить весла!»
Гребцы как бы очнулись, «пассажиры» тоже отошли от
мыслей душевных. Шлюпка легла в дрейф, послушная маневрам
рулевого.

И снова ботик рядом. «Весла по борту!» И
снова всем пожелания здоровья и успехов. А Машеньке
— хорошего отдыха; мы решили, что она собралась в гости.
На новые комплименты девушка в белом платье не отвернулась,
а дружелюбно помахала нам рукой.

Над бухтой ветер не колышет парусов. Полный штиль. Солнце
опускается все ниже к горизонту. Кончается наше время
отдыха. К 20.00 надо быть на корабле.

— Весла на воду!

И навалились. Десять минут размеренной гребли — и скрылись
за поворотом теплоход и Гнилой угол. А вот и наш эскадронный
миноносец «Расторопный».

Четвертый год моей флотской корабельной службы на «Расторопном».
Третий год уже полыхает война на всех западных просторах
страны. С бодрым настроением отходили ко сну. В кубрике
кто на рундуке, кто на пружинной койке, а молодые
(салаги) на подвесных; все еще обменивались впечатлениями
о фильме и о Машеньке на «юли-юли». Мы хорошо отдохнули
на шлюпочной прогулке, которая была нам наградой за
успешное выполнение поставленного командиром БЧ-5
важного задания.