Иркутский следственный изолятор строился в царское время
как тюремный замок. А его начальник красиво назывался
тогда смотрителем замка. Однако не в названиях суть.
Тюрьма — она и есть тюрьма, какими эпитетами ее ни
награждай. «Восточно-Сибирская правда» десятки раз рассказывала
о том, в каких тяжелых условиях содержатся в ней следственно-арестованные
— между прочим, люди, пока не названные судом преступниками.

Еще не так давно, в начале 90-х, число арестантов в Иркутском
СИЗО-1 достигало шести тысяч. Спали в три смены, болели
чесоткой и туберкулезом, хлебали пустую баланду и давили
на себе насекомых. Тюрьма финансировалась скудно, денег
не хватало даже на питание заключенных и зарплату сотрудникам.

Перемены начались с реформы: пенитенциарные заведения
были переданы из МВД в ведение Минюста. В то, что этот
шаг серьезно изменит положение узников, верилось с трудом.
Казалось наивным ожидать, что при растущей преступности
в толком не финансируемой из федерального бюджета зоне
удастся создать человеческие условия благодаря какой-то
абстрактной гуманизации.

Однако положение в тюрьме стало медленно, но верно меняться.
И в немалой степени этому способствовало установление
партнерских отношений между службой исполнения наказания
и правозащитниками: за цивилизованный быт арестантов
начали бороться, объединив усилия. В некогда абсолютно
закрытом заведении — подследственной тюрьме — стали
частыми гостями члены комиссии по правам человека при
губернаторе Иркутской области. По словам председателя
комиссии Геннадия Хороших, число жалоб из СИЗО-1 постепенно сокращается,
но главное — меняется их содержание. В первом полугодии
правозащитникам пришлось разбираться со 196 обращениями,
и на условия содержания не пожаловался ни один заключенный.

Охотно верю, потому что в СИЗО бывать доводится. Теперь
не только как журналисту, но и как члену комиссии по
правам человека. На мой взгляд, перемены в тюрьме стали
более зримыми с приходом нового начальника — Бориса
Савельева. Он еще не был даже утвержден в этой должности,
исполнял обязанности, когда сделал первый решительный
шаг по обустройству тюремного замка: убрал наваренные
на окнах металлические жалюзи, пустив в камеры солнечный
свет и свежий воздух. Сколько же поколений арестантов
за это боролись, писали жалобы и в редакцию, и в прокуратуру,
и в комиссию по правам человека! Ответ всегда был один:
окна в камерах не дозволены режимом. А сегодня
в колониях почти готов тюремный заказ: оконные блоки
с двойными рамами. И вообще скоро у арестантов СИЗО будет
все как у людей.

С Геннадием Хороших, председателем комиссии по правам
человека, мы ходили по следственному изолятору как по
большой стройке. Весь двор завален громоздкими жестяными
конструкциями, которые еще не успели вывезти. Полтора
века назад эти сооружения, вероятно, и могли сойти за
вентиляцию. Но, судя по многочисленным жалобам в последние
десятилетия, таковыми по сути не являлись. Новый «смотритель»
заменил их на более современную вентиляционную систему.

Начинать реконструкцию замка ему приходилось с элементарных
вещей: дать заключенным свет, воздух, тепло. Обеспечить
последнее оказалось непросто — пришлось поставить
новые батареи во всех корпусах.

На месте, где была баня, вовсю кипит сегодня работа.
От прежнего заведения (рука не поднимается назвать его
санитарно-гигиеническим) не осталось ничего. Заключенные
в своих письмах всегда в красках обрисовывали
жалкие лейки, прикрученные к потолку, из которых на голую
толпу лилась либо холодная вода, либо кипяток. С «закаливающими»
процедурами в виде контрастного душа и полного отсутствия
отопления покончено, как и с групповухой при помывке:
строятся индивидуальные душевые кабинки, отделываются
плиткой, закуплена современная сантехника.

Даже постельное белье заключенным будут менять — в
отремонтированную прачечную завезены новые стиральные
машины с центрифугами и подогревом.

Отремонтирован и пищеблок, в котором, кстати, теперь
готовят для заключенных вполне приличные блюда. Как-то,
лет 10 назад, приходилось мне наблюдать за работой баландеров
в СИЗО-1: они валили в шлемки арестантов на первое воду
с капустой, на второе — капусту без воды, а на третье
— воду без капусты. Теперь же на питание
заключенные не жалуются — в каждой камере,
куда мы заходили, председатель комиссии по правам человека
первым делом интересовался: «Как кормят?»

На тесноту, кстати, тоже жалоб нет, хотя изолятор перегружен
вдвое — так ведь и норма жилплощади, полагающаяся арестанту,
тоже увеличена чуть ли не вдвое. По крайней мере у каждого
теперь свое спальное место.

Впрочем, умиляться тому, что мы приближаемся к человеческим
условиям содержания подследственных, наверное, не очень
прилично. Но удержаться трудно: такая пропасть разделяла
прежде наши пенитенциарные заведения от цивилизованной
практики других стран.

Борис Савельев, когда вошел в должность начальника,
сгоряча было заявил: «Сделаю из тюрьмы конфетку». Теперь
он поправляет себя со вздохом: «Попробую сделать, что
возможно». Пробует честно. За границей в хороших тюрьмах
бывать ему не доводилось, поэтому взял за образец фотографии,
привезенные экскурсантами. «Как у них» попытался сделать
пока одну камеру. Она почти готова, даже отдельный санузел
(мечта всех, кто не понаслышке знает, что такое параша)
выложен кафельной плиткой. Камера так и называется:
показательная. Не потому, что ее всем комиссиям собираются
показывать. Прежде всего, она должна показать, как должен
жить арестант и сколько средств понадобится, чтобы его
быт вывести на уровень европейских стандартов. Задачка
оказалась вроде бы простой. Но только теоретически.
На ремонт одной камеры уходит 60 тысяч рублей, а в
СИЗО их более трехсот. Как практически решить эту задачу,
пока не совсем ясно.

«Попробуем», — осторожно говорит новый смотритель старинного
замка. Основные надежды он возлагает на так называемую
внебюджетную деятельность учреждения. Тюрьма пытается
сама заработать средства на ремонт и реконструкцию,
не дожидаясь, пока их спустит федеральный центр. Потому
что, резонно замечает начальник, можно и не дождаться.

Новый подход к соблюдению прав личности требует огромных
средств и большого желания перемен у самой администрации.
Второе есть. Недавно в СИЗО-1 проводилось анкетирование
арестантов. Среди различных вопросов о социально-психологическом
климате в учреждении обращают на себя внимание и такие:
что бы вы посоветовали изменить для улучшения условий
содержания и какие платные услуги вы хотели бы получать?

Оказалось, узники желают жить в тюрьме не хуже, чем
на воле: они просят организовать спортивную площадку,
разрешить скатерти и занавески для уюта, дать возможность
делать ремонт в камерах собственными силами и позволить
родственникам передавать им не только продукты, лекарства
и книги, но и кафель, обои, краску. Кстати, очень многие
мечтают в ожидании суда заняться работой.

Некоторые арестанты имеют личные средства на счетах и
не прочь их потратить, чтобы скрасить тюремный быт.
Их пожелания и легли в программу развития коммерческой
деятельности учреждения. Капитально отремонтирован стоматологический
кабинет. Теперь здесь кроме бесплатной экстренной помощи
будут оказывать услуги за деньги: лечить и протезировать
зубы. Ожидающие суда под стражей имеют возможность также
оплачивать медицинское обследование, квалифицированную
помощь узких специалистов. Уже скоро откроется для них
прокатный пункт: можно будет взять в камеру телевизор,
холодильник. Кто привык питаться в ресторане, сможет
заказывать горячие блюда дополнительно к тюремному меню.
Ассортимент ларька, в котором заключенные покупают
продукты, расширяется, открывается второй киоск.

Все это позволит тюрьме заработать средства на ремонт,
а арестованным — прожить до суда хоть в изоляции, но в
близких к привычным для них условиях. Но такую возможность
получат только те, кто имеет состоятельных родственников
(или пользуется общаком). В последнее посещение следственного
изолятора мы интересовались больше тем, как устроены
здесь подростки. В каждой камере Геннадий Хороших задавал
ребятам вопрос: есть ли такие, кто потерял связь с родственниками?
Таких оказывалось больше половины. У детей из неблагополучных
семей, угодивших в тюрьму, нет, разумеется, денег
на дополнительные услуги. Многие попали сюда прямо с
улицы, из подвалов и канализационных люков голыми-босыми,
не разумеющими грамоты. Само собой, к несовершеннолетним
в учреждении подход не такой, как к взрослым «клиентам».

Еще в прошлой своей статье о СИЗО я просила добрых людей
помочь подросткам с одеждой. А в этот раз увидела,
что все мальчики одеты в сшитые на заказ брюки и куртки
— так распорядился новый начальник. Телевизор подростки
смотрят бесплатно — есть камера-«кинотеатр», куда их
водят группами по очереди. Сейчас заканчивается обустройство
комнаты психологической разгрузки для несовершеннолетних
арестантов. Красиво отремонтированная, светлая, теплая,
она дожидается уже заказанной мягкой мебели. Телевизор,
видеомагнитофон, музыкальный центр, даже большой аквариум
с рыбками — здесь будет все, чтобы дать детям улицы
возможность хоть немного оттаять душой. Кстати, сейчас
решается вопрос со спонсорами о приобретении для СИЗО
компьютерного класса — подростки, угодившие за решетку,
смогут обучаться по курсу средней школы. У них ведь
впереди вся жизнь. Воспитатели и психологи как в СИЗО,
так и в Ангарской колонии, куда несовершеннолетние поступают
после суда, вместе с правозащитной организацией «Ювента»
добиваются реабилитации сбившихся с пути малолеток.

Меня же при посещении изолятора интересовали не только
успехи в обустройстве заключенных (общественников-реформаторов,
желающих проверить администрацию на этот счет, сегодня
более чем достаточно), сколько условия работы самих
тюремщиков. Я уже рассказывала, как однажды напросилась
поработать надзирателем в СИЗО одну смену ради репортажа.
До сих пор мне снятся об этом страшные сны. Поэтому
я сразу обратила внимание на смену «декораций» в административном
корпусе. Да и как этого не заметить, если мрачные некогда
коридоры тюремного замка окрашены нынче в ослепительно
белый цвет. «Так ведь пачкаться будут», — пыталась
было я покритиковать Савельева за непрактичность. Но
он только рукой махнул: «У нас есть кому мыть. Не вопрос.
Зато обстановка на человека так не давит». Говорят,
первым объектом его заботы о сотрудниках были вообще
служебные туалеты: теплые батареи, зеркала и небесно-голубой
кафель от пола до потолка. Сейчас взялся за столовую:
купил стойку с подогревом — чтобы надзиратели, которые
обедают по очереди, не портили желудки остывшей пищей.
Намечается обустройство комнаты психологической
разгрузки для сотрудников. Так что сегодня, пожалуй,
все обитатели старинного тюремного замка — и
работники, и их подопечные — почувствовали: жизнь стала
потихоньку налаживаться.

Мне вообще кажется, что с тех пор, как пенитенциарные
заведения вывели из подчинения Министерства внутренних
дел, у тюремщиков изменился менталитет. Если люди по
другую сторону толстых тюремных стен еще могут сомневаться:
а стоит ли так церемониться с преступниками, хорошие
условия им, злодеям, создавать, — то у сотрудников
изолятора на этот счет двух мнений не существует: доводить
заключенных до озлобления бесчеловечным обращением они
считают нецелесообразным. Скорее всего не потому, что
им велено руководствоваться в работе библейским принципом:
зло побеждается добром. (Вряд ли они об этом вообще
слыхали). Зато прекрасно знают, что их клиенты долго
за решеткой не задерживаются, и от того, как к ним будут
относиться в тюрьме, зависит и то, какими они вернутся
в общество. К нам то есть.