Есть люди, судьбы которых значимы не только сами по
себе, но и кругом своего общения. Мир,
представляемый ими, бесконечно интересен; он
становится источником знаний для поколений,
наследующих отечественную культуру и науку. Такой
вот «ходячей энциклопедией» можно считать
заместителя директора по научной работе Иркутского
областного краеведческого музея, кандидата
исторических наук Владимира Вячеславовича Свинина,
человека, чей жизненный и профессиональный путь
отмечен встречами и совместной работой с известными
отечественными учеными-историками Михаилом
Михайловичем Герасимовым и Алексеем Павловичем
Окладниковым. Но мой собеседник вступил в
самостоятельную жизнь, не подозревая об истинном
призвании, наборщиком районной газеты «Знамя Ленина».

— Хотя мне повезло с первых же самостоятельных
шагов: именно в это время в поселок Усть-Ордынский
приехал работать опытный газетчик и поэт Василий
Стародумов. Он был тесно связан с Иркутской
писательской организацией; устраивал в поселке
«выездные пятницы», в которых принимали участие Георгий
Марков, Агния Кузнецова, Иван Молчанов-Сибирский,
Гавриил Кунгуров, Иннокентий Луговской, Юрий
Левитанский. Вот такие имена, которые не оторвать не
только от сибирской, но и от общероссийской литературы
и культуры. Сам Василий Пантелеймонович Стародумов
обладал исключительным талантом выискивать одаренных
людей. Он был патриотом районной газеты,
интересно ее макетировал, придумывал новые рубрики,
в том числе и «Литературную страницу». Он прожил без
малого сто лет. Незадолго до своей смерти подарил
мне одну из таких вот «Литературных страниц».
Подарок по сей день бесценный, ибо все архивы моей
первой газеты давно истлели.

— Владимир Вячеславович, как получилось, что вы,
русский по национальности, начали набирать газету,
выходящую на бурятском языке?

— Детство прошло в Эхирит-Булагатском районе.
В школе улуса Бохолдой все предметы преподавались
на бурятском языке. И бурятским языком я владел
лучше, чем русским. Вот так и получилось, что, когда
семья моя переехала в райцентр, я начал работать в
газете, набирая именно бурятские страницы. Сама же
газета выходила одновременно и на русском, и на
бурятском языках. Но я благодарен газете еще и за
то, что именно она свела меня с моей будущей
профессией, как бы подтолкнув к изучению истории.
Однажды мне дали задание написать репортаж о музее.
Формально музей открылся еще в 1944 году, но его
первую экспозицию создали лишь два года спустя.

— Наверное, с этого момента и началось ваше
увлечение краеведением?

— В 1951 году из Иркутска в Усть-Ордынский приехал
археолог Павел Павлович Хороших. Именно с ним я
впервые посмотрел на наши окрестности по-другому.
Ученый показывал мне места, где были стоянки
первобытных людей в каменном, бронзовом, железном
веках. У меня было ощущение, что я заглянул
буквально в безду времен. Не поверите, но чудилось,
будто я могу видеть «сквозь землю». Эта встреча с
археологом перевернула мое сознание. Я сделал свой
выбор. Ушел из газеты, став работником крохотного
провинциального музея. Казалось бы, что может быть
зауряднее, чем такой вот музей, расположенный в
неказистом скромном помещении? Но именно он свел
меня не только с Павлом Павловичем Хороших, но и со
знаменитым скульптором-антропологом Михаилом
Михайловичем Герасимовым и с директором Ленинградского
института археологии, лауреатом Сталинской премии
Алексеем Павловичем Окладниковым. Тогда их
имена были у всех на слуху. Знаменитый ученый
Георгий Францевич Дебец — основатель отечественной
исторической школы о расах — говаривал: «В мире
есть три знаменитости. Это снежный человек, Тур
Хейердал и Михаил Герасимов». Ну а беседами
Окладникова по радио тогда заслушивались миллионы.

— Хорошо известно, что Алексей Павлович
Окладников возглавлял на нашей сибирской земле не
одну археологическую экспедицию…

— Вот он-то и пригласил меня поработать вместе.
Начиналось строительство Иркутской ГЭС.
От Шаман-камня на Байкале до нынешнего микрорайона
Солнечный — весь этот путь я прошел рядом с Окладниковым.
Именно Окладников, видя мой искренний интерес к
раскопкам, настоятельно рекомендовал учиться. Но
специализированные археологические отделения при
исторических факультетах были тогда лишь в трех
университетах: в Московском, Ленинградском и
Киевском. Поскольку семья моя была крайне бедной,
средств на учение вдали от дома у меня не было. Так
я стал студентом истфака нашего Иркутского
университета. И одновременно начал работать в
областноим краеведческом музее. Вот с тех давних
лет стены областного музея стали мне родными, а
краеведение из юношеского увлечения переросло в
научную страсть. Мне и сегодня кажется, что нет
ничего более удивительного и занимательного, нежели
краеведение. Разве не любопытно узнавать,
прослеживать путь древних культур, тем более на
земле, которую считаешь своей малой родиной? Ведь
формирование культуры даже небольшого народа
«растягивается», как шагреневая кожа. Чтобы ответить
на вопрос, откуда произошли буряты, необходимо
знать не только их историю, но и историю
Средней Азии, Закавказья, других государств древнего
мира. Недалеко от Усть-Ордынского есть наскальные
рисунки, на которых изображены удивительные кони.
Это изящные тонконогие красавцы, абсолютно не похожие
на низкорослых с короткой шеей и большой головой
монгольских лошадей местной фауны. Откуда изображения тех
тонконогих скакунов? Не поверите, но вторая
встреча с их изображением произошла у меня совершенно
неожиданно: я увидел рисунки точно таких же скакунов
на персидских вазах, хранящихся в музеях Армении! И проследил
их путь. Разумеется, вместе со всадниками. То есть
племенами, оставившими свой неповторимый след в
вечности. Племенами, которые пришли на реку Унгу, где
проживали курыканы, через Ирак, Среднюю Азию.
Курыканы, в свою очередь, подарили десять скакунов
из тех, чьи рисунки обнаружены неподалеку от
Усть-Ордынского, китайскому императору. Эти кони
настолько удивили правителя Поднебесной, что
каждому, как свидетельствуют летописи, были даны
свои имена. Это не легенда. Это факты, добытые на
раскопках, хорошо изученные и осмысленные. Я много
изучал археологических находок, собранных нашими
корифеями Обручевым, Окладниковым, Герасимовым и
другими учеными. Работая со старыми уникальными
коллекциями, я ощущал самую реальную связь времен,
эпох, культур. Да и судьбы моих наставников
заставляли о многом задуматься. Один из них Эрдэмто
Ринчинович Рыгдылон был известным востоковедом,
переводчиком, дешифровщиком рукописи о Чингисхане
на древнемонгольском языке. В 1937 году его постигла
судьба многих неординарных талантливых людей. А все
собранные им материалы погибли, в том числе и те,
что свидетельствовали о его успешной работе над
старинной рукописью на древнемонгольском языке.
Моего наставника реабилитировали в 1959 году.
Спустя три года после его смерти.

— Но есть еще одно имя, с которым связана ваша
судьба ученого. Это имя геолога Флоренцова. Наверное,
в каких-то точках геология, археология и
краеведение тесно соприкасаются?

— Да-да, раскопки под Мальтой прогремели на весь
мир. Когда в 1956 году плотина перегородила
Ангару, возникло опасение, что стоянка древнего
человека будет затоплена. Вот тогда-то Флоренцов,
возглавлявший геологические изыскания, пригласил
скульптора Михаила Герасимова продолжить
исследования открытого еще в двадцатых годах памятника.
Я же тогда исполнял обязанности заместителя начальника
археологического отряда. Поскольку круг моих научных интересов
касался более позднего времени, Герасимов поручил мне
самостоятельное исследование открытой им в 1926
году многослойной стоянки в устье реки Белой, где
нижние горизонты относились к раннему
послеледниковому периоду, а верхние — к
курыканскому времени. Вот эти исследования и стали
основой моей дипломной работы. А сами находки
хранятся в Историческом музее в Москве. Ну а в нашем
краеведческом музее я прошел путь от лаборанта до
его директора, одновременно проводя
археологические исследования бассейна Байкала. На
моих глазах возникла идея создания национального
Байкальского парка. Я был одним из авторов большого
проекта, написал вводную главу, в которой рассказал
о времени появления человека в Предбайкалье.
Одновременно поведал не только о том, какова была
антропогенная нагрузка на побережье Байкала в
далеком прошлом, но и о том, как можно проектировать
жизнь человека на берегах Байкала в будущем. Вот эти
расчеты и стали главным в моей кандидатской
диссертации, защищенной под руководством Алексея
Павловича Окладникова. Второго после Рыгдылона
моего учителя.

— Теперь и вы, Владимир Вячеславович, являетесь
наставником. И у вас есть ученики, причем не только
русские студенты…

— Да, это так. Среди моих студентов есть и монголы,
и американцы — все они либо учились в нашем
Иркутском университете, либо стажировались в нем. С
1963 года я вел спецкурс на заочном отделении, а
после защиты диссертации стал постоянно преподавать
на нашем историческом факультете. По прямому обмену
между учеными Монгольского и Иркутского
университетов я был направлен в Улан-Батор, где
помогал в создании местного исторического факультета и
составлял археологическую карту монгольской части
Байкальского бассейна. В 1987 году на V
Международном конгрессе монголоведов в Улан-Баторе
была создана Международная ассоциация и, как ее
подразделение, тогда еще Всесоюзная ассоциация
монголоведов в Москве. Я был избран в состав ее
центрального совета. И уже по моей инициативе
создано Иркутское региональное отделение Ассоциации
монголоведов, объединяющее усилия иркутских ученых в
изучении сопредельной страны…

… Жизнь часто возвращает человека на круги своя.
Проработав в Иркутском университете без малого 40
лет, Владимир Вячеславович Свинин вновь вернулся в
родной краеведческий музей. Сегодня он лишь по
паспорту человек преклонных лет, а на самом деле —
энергичен, неутомим и, разгадывая тайны веков,
неуемен. По счастливой случайности я оказалась рядом
с ним на конференции по краеведению на Ольхоне.
Вечером, когда все любовались озером, он вполголоса
заметил: а ведь мы сейчас как раз на месте древней
стоянки… И все притихли, словно прислушались к
голосу вечности…