Депутаты Государственной Думы позаботились о том,
чтобы на первых этапах жизни этого нового кодекса, он
не трактовался бы сам по себе, а получил
сопровождение в лице тех, кто его разрабатывал,
проводил в парламенте.

Наш собеседник-заместитель председателя Комитета по
законодательству ГосДумы РФ Елена МИЗУЛИНА, одна из
разработчиков нового УПК.

— Наверное, такие конференции — дорога с
двухсторонним движением, и польза извлекалась
обоюдно?

— Благодаря этим встречам мы проанализировали и
смогли сопоставить информацию, поступившую как от
создателей закона, так и от непосредственно
работающих с ним практиков. Мы сформулировали
предложения к УПК: два наших проекта поправок к нему
уже приняты и действуют. В конце прошлого года мы
подготовили третий пакет поправок, который тоже уже
принят и находится на рассмотрении в Совете
Федерации РФ, причем на этом не заканчивается
совершенствование Уголовно-процессуального кодекса.

— В адрес разработчиков часто звучат упреки, что
приняли сырой закон, потребовавший множество
доработок. Спрашивается, что же это за кодекс,
который уже столько изменений претерпел?

— Людям мешают прошлые стереотипы: если закон
принят, мол, его нельзя править. А если правят,
значит, закон плох. Это не так. Глубочайшее
заблуждение думать, что законы править не надо.
Жизнь-то ведь идет и меняется. Судебная же практика,
основанная на состязательности, где стороны,
соревнуясь в профессионализме, будут выискивать в
законе и повод для двойного толкования, и правовые
пробелы, которые можно будет использовать, не выходя
за его рамки, неизбежно приведет к тому, что процесс
будет развиваться быстрее.

Поэтому у авторов изначально должна быть готовность
и установка на совершенствование закона, тем более
уголовно-процессуального. С тем, чтобы устранить
все, что не соответствует правосудию, целям судебной
реформы, исключить возможные, рождаемые судебной
практикой ситуации двойного толкования, на которых
всегда основываются злоупотребления,

— Степень свободы для последующих изменений
разработчики закона предусмотрели заранее?

— Да, такую установку для себя мы приняли изначально
и старались определить, в чем заключается
несовершенство УПК, из-за чего он не срабатывает,
какие нестыковки требуется устранить в первую
очередь. Мы выявили ряд вещей, которые невозможно
было предусмотреть на момент принятия закона, и их
влияние тоже требуется нейтрализовать. Мы считаем,
лучше исправить недочеты сразу.

Мы обсуждали, как часто будем менять УПК.
По-видимому, будем регулярно готовить блок поправок
с тем, чтобы на начало каждого нового года
государство обладало кодексом с учетом всех
нововведений, которые рождает судебная практика. То
есть, по меньшей мере один раз в год нужно будет
готовить такие поправки.

Благодаря тому, что наш комитет одновременно
завершает работу над законопроектом о порядке
принятия законов, где он закладывает эту идею
применительно к процессуальным кодексам, я надеюсь,
что мы сделаем традицией для России такого рода
практику. Будет установлен определенный месяц, не
позднее которого такие законопроекты должны
вноситься в Госдуму, а вступать в силу они будут с
началом следующего года. Это как раз и сделает
процессуальный закон живым и адекватным.

— Если поправки связаны не с тем, что закон хуже,
чем другие, то как вы оцениваете его качество?

— По оценкам независимых экспертов закон
соответствует европейскому уровню, на стандарты
которого сегодня принято равняться, коль скоро
Россия вошла в открытое правовое сообщество. С этой
точки зрения закон приемлемый, и по нему можно
нормально работать. Но корректировать его необходимо, и к
этому надо быть готовыми всем. Именно из такой
установки мы исходим, когда собираем поправки,
встречаясь в регионах с коллегами-юристами.

— Информация с мест действительно используется в
дальнейшей работе?

— Анализ показал, что те полгода, которые были
предоставлены правительством РФ ведомствам для
подготовки к введению нового УПК, использованы
неэффективно. Вовремя не сделаны даже элементарные
вещи, которые не требуют больших усилий, не связаны
с особыми затратами, например, обеспечить кодексом
каждого правоприменителя, заготовить бланки
процессуальных документов, определить дежурства в
выходные дни и установить графики работы прокуроров,
судей.

Встречаясь с коллегами в поездках по стране, мы
выяснили, что учеба, семинары по разъяснению
положений нового УПК проводились не системно. В
лучшем случае это происходило на ведомственных
совещаниях. А это неэффективно, ведь требование УПК
— научиться взаимодействовать прокурору,
следователю, судье, адвокату. В этих условиях
обязательно должны быть проведены межведомственные
совещания, попытка именно на межведомственном уровне
договориться и выяснить, как мы понимаем УПК. Этого
сделано не было. А если такие мероприятия и
проводились, то зачастую все сводилось к критике
закона, а не стремлению договориться, как применять
то или иное его положение.

— Как правило, нововведения сопровождаются
реформированием всей системы, зачастую весьма
болезненным и не всегда эффективным. Что хотели
изменить вы с коллегами?

— Вы, наверное заметили, что одновременно с
принятием УПК не ставился вопрос о каких либо
кадровых или структурных перестановках. Мы считаем,
что с тем составом правоприменителей, которые
работали по старому закону, вполне возможно и
реализовать положения нового. Профессионал их примет
и будет применять, но, конечно, ему нужно понять
назначение и содержание новых принципов. Так что
самая основная проблема — это идеология. Очень
сложно отказываться от старых стереотипов, от
прошлых представлений о том, как можно и нужно
решать свои процессуальные задачи.

— Институт доследования был палочкой-выручалочкой
при старом УПК. В нынешних условиях право на ошибку
свели к минимуму?

— Теперь возврата дела из суда уже быть не может.
Значит надо понять эту новую ситуацию, научиться
работать так, чтобы действительно был минимизирован
риск ошибки в ходе судебного производства.
Смириться, в конце концов, с тем, что, если дело
прокурором направлено в суд, то все не
ликвидированные ошибки останутся на совести
следователя, дознавателя и прокурора. Альтернативы нет.

Я уж не говорю о том, что институт доследования был
свидетельством неуважения к суду. Ведь уважающий суд
прокурор ни за что не подпишет дело, в котором
обвинительное заключение и постановление о
привлечении в качестве обвиняемого расходятся
текстуально. Или дело, в котором обвиняемый, не
владеющий языком судопроизводства, допрашивался в
отсутствие переводчика.

Поэтому степень ответственности существенно
повышается, и связана она, в том числе, и с
уважительным отношением к суду. По новому УПК,
следователь должен досконально проверить дело,
которое он передает прокурору, а тот в свою очередь,
тщательно изучить каждый документ, прежде чем
подпишет направление дела в суд. Эту истину придется
усвоить: только в ходе досудебного производства
есть возможность исправить ошибки, направив дело на
дополнительное дознание или следствие.

— Задач себе вы с коллегами определили много. Какие
из них приоритетны?

— Наша цель сформулирована исследовательской группой
Российской академии госслужбы, которая вместе с нами
участвует в мониторинге. Они не являются
разработчиками УПК — ученые, социологи, математики —
и объективно оценивают, как идет процесс
правоприменения. Именно они сформулировали вывод,
что самая большая сложность, которую испытывают
правоприменители, — это освоение новой правовой
идеологии.

Главный ресурс судебной реформы — новые
процессуальные институты. Совершенно очевидно, что,
если правоприменитель не одобряет состязательности,
не понимает приоритета прав личности перед
интересами государства, то он не может точно и
уверенно применять процессуальные нормы. Он ищет,
возможно на подсознательном уровне, какие-то
приспособления, которые позволяют ему оправдать
собственную неактивность, инертность в применении
Уголовно-процессуального закона. Пока такого рода
инертность будет сохраняться, естественно,
эффективность судебной реформы будет низкой.

То, что практика применения УПК все равно позитивна,
— это правда. Но она может быть более позитивной,
если каждый правоприменитель будет убежден, что
только таким и должен быть закон, только так его и
надо применять, чтобы добиться создания эффективной
системы правосудия. Эффективной — значит,
пользующейся доверием народа.

— Каким образом от такой эфемерной вещи, как
доверие, может зависеть конкретный результат в
серьезном деле?

— Опросы ВЦИОМа показали: только 15 % населения
доверяют правоохранительной системе. Значит, она до
сих пор работала сама на себя. Следователи
обеспечивали работой прокуроров, те — судей и так
далее. Общество же, не доверяя системе, стремилось
избегать с ней любых контактов. Причем, неважно,
виновен или нет, просто на всякий случай. Общество
не хочет сотрудничать с системой. Люди не желают
быть даже понятыми, не говоря о свидетелях. Не
проявляют активности как потерпевшие, уклоняются от
обязанностей народных заседателей. Иными словами,
интересы общества не совпадают с задачами системы. В
таких условиях система не может работать на
общество, не может действовать эффективно.

— Чем же можно обеспечить эффективность системы?

— Нужно изменить координаты с точностью до наоборот:
где доверием пользуется система, есть
сотрудничество, есть поддержка общественного мнения.
И это одна из целей судебной реформы. Если вы
применяете УПК, вы не можете оспаривать его нормы,
говорить, что он несовершенен и некачественен. Но в
то же время мы все знаем, что несовершенство есть.
Поэтому такие конференции, как та, что прошла
недавно в Иркутске, является как раз легальной и
законной площадкой для обмена мнениями, где юристы
могут открыто и критично говорить о недостатках
положений кодекса.

Мы приехали в ваш город не для того, чтобы
обмениваться комплиментами. Нужен открытый разговор,
критичный, дискуссионный. Разработчики закона хотят
понять, где заблуждаются, и готовы принять
рекомендации коллег.