Российские реформы стоят, причем стоят в очень неудобной позе. Почему? Потому что добиться реального
результата оказывается возможным только при наличии консолидированного интереса и общего понимания целей.
Где есть реальный интерес — какие-то процессы идут, где нет — только фиктивно-демонстративная деятельность.

Сейчас положительное продвижение есть только в той части реформы ЖКХ, в какой им занялся консорциум
крупного бизнеса, включающий РАО ЕЭС и другие крупные корпорации. Интерес участников здесь очевиден.
Главное проблемное явление в электроэнергетике последних лет — это так называемые «веерные отключения»: это
когда отключают не только тех, кто не платил за электроэнергию, но вместе с ними и тех, кто платил. Существует
это явление потому, что большинство абонентов подключены к коммунальным электросетям, которые являются
неэффективными посредниками между потребителями и энергетиками. РАО ЕЭС поэтому всеми мыслимыми
средствами добивается контроля за этими сетями и борется за возможность заключать прямые контракты с
потребителем.

Что касается интересов остальных участников этого консорциума, то он тоже достаточно понятный. В любой
экономике есть вечные вещи: люди всегда хотят есть, поэтому спрос на продукты питания будет всегда, а значит,
этими продуктами можно торговать эффективно, с прибылью. В современном обществе коммунальные услуги
тоже относятся к числу таких вечных вещей, и интерес бизнеса к этому рынку огромный. Мало что до сих пор
удавалось, но такой интерес в частном бизнесе всегда был — в некоторых областях водоснабжение даже уже
пробовали передавать в частные руки на правах концессии. У участников консорциума по ЖКХ есть понимание,
что раз они по-другому умеют управлять, то и эффект будет другой: они смогут сделать так, что и потребителю
будет хорошо, и они свои деньги получат.

Время для старта проекта они выбрали тоже достаточно верное — накануне больших политических событий. Другое
дело, что они оказались не в состоянии использовать все это как политический ресурс, потому что, как выяснилось,
особенно и не думали об этом.

Это был пример относительно благоприятной ситуации, где есть экономический интерес и консолидированная
воля. В других сферах — все хуже.

В налогах, например, иногда по частным вопросам консолидированная позиция складывается, но к реформам это
имеет косвенное отношение. Долго договаривались и передоговаривались относительно отмены налога с продаж.
Налог с продаж отменяется, с 1 июля для юридических лиц, а с начала следующего года — для всех. Но по здравом
размышлении его можно было бы и оставить. На самом деле отмена налога с продаж относится не столько к теме
налоговой реформы, сколько к теме федерализма и местного самоуправления и означает усиление вертикальной
зависимости: субъектов федерации — от центра и местного самоуправления
— от регионов.

Но последовательная и здравая позиция была бы такой: уменьшать влияние федерализма за счет усиления
местного самоуправления. Можно было бы добиться того, чтобы регион финансово зависел от местных общин, а
не наоборот. То есть у субъектов федерации должны были быть полномочия двух типов — делегированные
местными общинами и делегированные федеральной властью . Это был бы совершенно другой федерализм,
который бы оставался федерализмом, но был бы гораздо эффективнее. В случае, если бы центральная власть
заняла принципиальную позицию на усиление местных общин, то тогда нашлись бы ресурсы, в том числе, и на
коммунальную реформу. Если бы население получило рычаги влияния на условия собственной жизни, то в
коммунальной сфере точно начало бы что-то происходить.

Федеральные власти могли бы усмотреть в усилении самоуправления свой интерес, но они не готовы к такому
развитию, потому что не готовы к перераспределению ответственности. Нет желания отвечать за происходящее в
стране, не имея возможности все свалить на плохого губернатора.

Единый социальный налог тоже обсуждается в какой-то странной торговле на тему «когда и насколько его
снижать». Между тем вопрос об ЕСН бессмысленно рассматривать вне социальных реформ, прежде всего,
пенсионной. Пенсионная реформа завязана на формирование накопительной части пенсий, а для того, чтобы
накопительная часть пенсий реально существовала, должна быть возможность размещать накопительные средства
в какие-либо доходные активы, чтобы можно было по меньшей мере компенсировать инфляцию, а желательно и
получить какие-то доходы. Чем больше доходы пенсионных фондов, тем меньше сумма, которую должен вносить
будущий пенсионер. Чтобы это сделать, нужно осуществить реформу двух других отраслей: на рынке банковских
услуг и на рынке ценных бумаг.

Сегодня на рынке ценных бумаг все зарегулировано таким образом, что эмитировать какие-то доходные
инструменты очень трудно. В результате этого весь доход, который получается на рынке ценных бумаг —
спекулятивный. Продай, когда дорого, купи, когда дешево, догадайся, когда это нужно сделать: Таких
инструментов, которые обладали бы стабильной доходностью в форме купонных платежей — нет. Поэтому кто и
что будет делать с пенсионными деньгами — непонятно.

Оборотная сторона этой проблемы — банковская сфера. Центробанк пытается, но технически не в состоянии
осуществлять надзор за стабильностью частных банков. Внедряются какие-то автоматизированные системы,
меняется штат, но все равно ничего не происходит. Власти, конечно, понимают, что, если начнут лопаться банки, то
мало не покажется: будут последствия и социальные, и политические. Отсюда заведомо завышенные требования к
обязательным резервам банков, а это сокращает возможности банков по кредитованию. Отчисление в фонд
обязательных резервов нужно потому, что считается, что в случае чего из этих денег будут компенсировать
вкладчикам потерю вкладов.

У нас семь лет обсуждают, как должна быть устроена система гарантирования вкладов в России, но так ничего и не
произошло. В следующую сессию, кажется, примут соответствующий закон, но непонятно, насколько он будет
работоспособным. То есть понятно, что сразу он работоспособным не будет.

Нельзя было начинать пенсионную реформу без создания рынков, в которых могли бы размещаться
ресурсы пенсионных фондов. Как минимум нужно было добиться состояния, при котором банковские депозиты
обладают доходностью, превышающую уровень инфляции, то есть, чтобы банки, по крайней мере, сохраняли
деньги, а не «съедали». Какой смысл сейчас держать деньги в банках? Граждане это не очень понимают, поэтому
частных накоплений там и нет, а есть они под матрасами.

Так же непонятно, каким образом начинать пенсионную реформу, не решив задачу легализации частных
накоплений и доходов. Легализация частных накоплений упирается, в том числе, и в состояние банковской системы:
нужно решить проблему гарантирования вкладов и проблему ставок по депозитам. Но не только: еще мы в этом
вопросе упираемся в необходимость реальной налоговой реформы. Если человек приносит в банк накопления, он
должен иметь возможность полностью легализовать эти средства, исключить возможности репрессий со стороны
государственных служб по этому поводу. Сейчас для такой легализации накоплений гражданин должен, во-
первых, указать источник своего дохода, и во-вторых — уплатить налог. На самом деле в случае частных
накоплений нужно ограничиться только одним требованием — заплатить налог. Конечно, не беспредельно, с какого-
то уровня государство может интересоваться и источником дохода — но не в случае частных накоплений в пределах
реального прожиточного минимума. Могут возразить — а как же обязательство России по борьбе с отмыванием
денег? Тут нужно обратить внимание, что вся методология борьбы с отмыванием денег начинается в банке, а
накопления российских граждан только еще должны попасть в российские банки. Нужно сделать так, чтобы была
возможность заплатить налоги за личные накопления и спать спокойно, иначе ни контролировать движение
средств, ни проводить социальные реформы невозможно.